(Пятьдесятпоросят.) <...>
* «О любви» (франц.).
27 ноября. Понедельник.Был у Сологуба.Сологуб говорил,что у него памятьслабеет. «Помнюдавнишнее, ачто было вчера,вылетает изголовы».— «Этозначит,— сказаля,— что вы должныписать мемуары».—«Мемуары? Я ужедумал об этом.Но в жизни каждогочеловека бываюттакие моменты,которые, будучиизложены вбиографии,кажутся фантастическими,лживыми. Еслибы я, напр., описалсвою жизньправдиво, всесказали бы, чтоя солгал. К томуже я разучилсяписать. Не знаю,навсегда этоили временно.Сначала в молодостия писал хорошейпрозой, потомподдалсяотвратительномувлиянию Пшибышевскогои стал писатьрастрепанно,нелепо. Теперь— к концу — стараюсьопять писатьхорошо. Лучшаяпроза, мне кажется,у Лермонтова.Но биографииписать я нестану, т. к. лучшевсего умеретьбез биографии.Есть у менякое-какие дневники,но когда япочувствую,что приближаетсяминута смерти,—я прикажу уничтожитьих. Без биографиилучше. Я затеми хочу прожить120 лет, чтобыпережить всехсовременников,которые моглибы написатьобо мне воспоминания.
У него естьучительскаяманера — излагатьвсякую мысльдольше, чем этонужно собеседнику.Он и видит, чтособеседникуловил егомысль, но неостановится,закончит своепредложение.
— Купил Тредьяковскогосегодня. ИзданиеСмирдина. Хорошийбыл писатель.Его статьи оправописании,его «Островлюбви» да иТелемахида...—И он с удовольствиемпроизнес:
— Чудище обло,стозевно, ...илаяй.
— Как хорошоэто лаяй!—сказаля.— Жаль, чторусское причастиене сохранилоэтой формы.Окончания нащий ужасны.
— Да, вы правы.У меня в одномрассказе написано:«Пролетелакаркая ворона».Не думайте,пожалуйста,что это деепричастие.Это прилагательное.—Какой ворон?— каркий.—Какая ворона?— каркая. Естьже слово: палаялошадь.
Потоммы пошли с нимобедать. Обеджидковатый,в комнате холодно.Впрочем, Сологуботличаетсястрашно плохимаппетитом.Похлебал немногощей — вот и все.Вернувшаясяиз Москвы АлександраНик. Чеботаревскаярассказывает,что в тамошнейКубе оченьдешевые обеды:30 коп. Сологубсказал: «Мнеэто дорого. Дая на 30 коп. и несъем. В Царскомя плачу дешевле».Потом он повелменя к своеймаленькойвнучке — дочериодной из сестерАнаст. Ник.Чеботаревской.Девочке 2 ½ года,а она знаетнаизусть «Крокодила»,«Мойдодыра»,«Тараканище»и «Пожар» Маршака.Страшно нервнаядевица. Зоветдедушку «Кузьмич».<...>
28 ноября. Сологубчитает Одоевского«Русские ночи»— и очень хвалит:«Теперь такне пишут: возьмите«Noctes»* Карсавина,какая дрянь».
Вчера в поискахденег забреля в Севзапкино.Там принялименя с распростертымиобъятьями, нопредложилинесколько«переделать»«Крокодила»— для сценария— Ваню Васильчиковасделать комсомольцем,городовогопревратитьв милиционера.Это почему-томеня покоробило,и я заявил, чтоВаня — геройиз буржуазногодома. Это провалиловсе дело — и яостался безденег. Тогдая побежал вГосиздат. КБелицкому,—Белицкий уехалв банк. К Ионову:«уехал в типографию».К Горлину —ничего не вышло...К Ангерту — ондал мне 40 рублейавансом под«Doctor Dolittla». Приэтом был горячийразговор о«Всемирной».Я стоял за«Всемирную»горой, хотя ине знаю, почему,собственно.Из Госиздатаво Всемирнуюна заседание— там Волынский,который написалобо мне в «ЖизниИск.» на дняхругательнуюстатью24, былособенно сомною ласкови, отведя меняв сторону, участливосказал: «Я знаю,что вы хотитепопасть в Севзапкино.Я в хорошихотношенияхсо Сливкиными если вам угоднопомогу вам»25.
Я горячо благодарилАкима Львовича.<...>
* «Ночи» (лат.).
29 ноября.<...>Вчера началипереводитьна камень рисункик «Муркинойкниге». Я сегоднявсе утро составлялдля Розинерасборник детскихнародных песен.Это — оченьтрудно. «DoctorDolittle» принят.Поспеть быдостать денег,чтобы послатьмаме. Мама скороименинница.Сегодня в пятьбуду у Кини:кажется, удастсядостать денегдля Ахматовойи Сологуба.
3 декабря 1923.Понедельник.Был я вчера уКини: хлопотало четырехнуждающихся:Орбели, Муйжеле,Сологубе, Ахматовой.Встретил у него— перед камином— длинноусогобездарногоВладимирова,которому онипривезли изВаршавы кистейи красок — вподарок. Онрассказал иманекдот изсовременнойжизни. Теперькаждый коллекционеркартин прячетсвои картиныподальше, снимаетих со стен,свертываетв трубочку, таккак боитсяфининспектора,требующего,чтобы буржуиплатили налоги.И вот один господин,у которого естьподлиннаякартина Айвазовского,очень большихразмеров, позвалк себе Владимироваи попросил егопокрыть подпись«Айвазовский»гуммиарабиком,а сверху краскаминаписать: «Копияс Айвазовского»,дабы обманутьфининспектора.До сих порпроисходилообратное: накопиях писали:Айвазовский.
Очень пламеннопрошло нашезаседание впятницу, посвященное«Всем. Литературе»и распре с Ионовым.Ионов, зная,что теперь делозависит отчленов коллегии,стал ухаживатьза мною — очень:подарил мненесколько книг,насулил всякихблаг. Тихоновтоже был ласковдо нежности.Он вернулсяиз Москвы,рассказывает:«Видел яЛебедева-Полянского,главного цензора.Он спросилменя, что говорято цензуре. Яответил: «Плохоговорят, прижимаетеочень». Он говорит:это выдумка,просмотритенаши книги, выувидите, чточисло задержанныхнами рукописейничтожно».Тихонов сталсмотреть иувидел такуюстрочку: непечатать ввидуидеалистическогоуклона. Немногониже была такаястрока: «непечатать вследствиемистическогоуклона». Когдаон посмотрел,к кому относятсяэти строки, онувидел, чтопервая имеетв виду книгуЛуначарского,вторая книгуБонч-Бруевича(о сектантах).Хлопоча обоблегчениицензурныхтягот, Тихоновговорил с Каменевым.Каменев сказал:«Вы все анекдотырассказываете.А вы соберитефакты, я будухлопотать,непременно».Неужели он незнает фактов?Перевожу доктораДулиттла. Приехализ Москвы Гиллери говорит, чтона «Мойдодыра»такой спрос,что к Рождествувряд ли хватиттретьего издания.
Мура Лиде: «Знаешь,когда темно,кажется, чтов комнате звери».Мура сама себе:«Тебе можносказать: дура?»— «Нет, нельзя».Сама же отвечает:«Можно, можно,ты не мама».
4 декабря. Ездилвчера с Кинипо деламблаготворительности.Первым долгомк Ахматовой.Встретиливеликосветски.Угостили чаеми печеньем.Очень былочинно и серьезно.Ольга Афанасьевнапоказываласвои милыекуклы. Кини окуклах «Этодекаданс; чувствуетсяскрещениемногих культур;много историческихреминисценций»...Чувствуется,что О. А. оченьв свои куклыи в свою скульптуруверит, ухватиласьза них, и строитбольшие планына будущее...Ахматова быласмущена, ноохотно приняла3 червонца.Хлопотала,чтобы и Шилейкедали пособие.Кини обещал.
Оттудак Сологубу. УСологуба плохойвид. Пройдяодну лестницу,он сильно запыхалсяи, чтобы придтив себя, сталпоправлятьзанавески (онпришел черезнесколько минутпосле нас). Когдая сказал ему,что мы надеемся,он не испытаетнеловкости,если американецдаст ему денег,он ответилдлинно, тягучеи твердо, какбудто издавнаготовился кэтой речи:
—Нельзя испытатьнеловкости,принимая деньгиот Америки,потому что этавеликая странавсегда живетв соответствиис великимиидеаламихристианства.Все, что исходитот Америки,исполненовысокой морали.
Это было оченьнаивно, нопо-провинциальномумило. От Сологубамы по той желестнице спустилиськ Ал. Толстому.Толстой былважен, жаловался,что фирма Liverightне уплатилаему следуемыхдолларов, ипоказал детскиестишки, которыеон написал,«так как емустрашно нужныденьги». Стишкиплохие. Но обстановкау Толстогопрелестная— с большимвкусом, роскошная— великолепныйстаринныйдиван, картины,гравюры насветлых обояхи пр. Дверь открыламне Марьяна,его дочь отСофьи Исааковны— очень повеселевшая...
Мороз стоялжестокий. Ветер.От Толстогоя отправилсяк Розинеру,оттуда к Чехонину.Чехонин согласилсяиллюстрироватьмою книгу «Пятьдесятпоросят», послечего я отчетливои откровенносказал ему,почему не нравятсямне его рисункик «Тараканищу».Он принял моислова благодушнои согласилсяработать иначе.После этогоя вернулсядомой — и обедалв ½ 12 ночи. Конечно,не заснул нина минуту.
5 декабря 1923. ВчераИонов не явился.Он явитсяпослезавтра.А между темВолынский, ужеочевидно обработанныйИоновым, сталвести дело ктому, чтобы мывстретили еговежливее, ласковееи всяческимисофизмами сталубеждать Коллегию,чтобы она отказаласьот своего желанияпрочитатьобидный дляИонова протокол(где наиболеерезкие словапринадлежатсамому Волынскому).Говорил оночень возвышенно.
— Всякий человек,поскольку яс ним говорю,есть для менявозвышеннаяличность. Ионов,каков бы он нибыл, когда ястою перед нимлицом к лицу,есть для меняСократ и Христос...
Но Коллегияс этим не согласилась,и Замятин оченьязвительноспросил Волынского,не намерен лиВолынскийвстретитьИонова такойже приветственнойречью, какоюон встретилМещерякова.Очень резкоговорил Алексеев.Я предложилтакое: чтобыВолынский нечитал протоколв самом начале— а прочел быего тогда, когданайдет удобным,но прочиталбы непременно.
Мурка у Коли(Коля читаети стараетсяотделатьсяот нее), указываяна висящую настене геогр.карту Европы:
— Это зверь?
— Нет, это Европа.
— А зачем же унего ножка?(Указывает наИталию.)
— Это не зверь,а география.
Мура смешаласлово географияс типографией.
— Я географиибоюсь. Я тамплакала, потомучто там шум.
— Нет, Мурочка,география этотакая наука.<...>
9 декабря 1923. Былвчера у Клячко.<...> «Муркинакнига» вышла,завтра будетпослано в Москву500 экз., если литографГорюнов выпуститкнигу, не получивпо счетам. Клячкопрячется откредиторови, заслышавзвонок телефона,просит сказать,что его нетдома. <...>
От него к Монахову.Монахов ласков,красив, одетджентльменски.В квартиреактерскаябезвкусица:книги в слишкомхороших переплетах,картинки вслишком хорошихрамах. Чувствуется,что это не простоквартира, а«гнездышко».Его жена ОльгаПетровна —крупная, красивая,добродушная,в полной гармониис ним, и он этойгармониейсчастлив. Вообще,он счастливбытием, собою,всеми процессамижизни. Такиелюди умываютсяс удовольствием,идут в гостис удовольствием,заказываюткостюм с удовольствием.Предлагаетмне принятьучастие в ихсборнике «Блоки Большой Театр».К пятилетиютеатра. Я согласен,но хочу спросить