Борисовнойобсуждали, чтос ним делать.На советеприсутствовалаЛида. Мура —руки за спину— ходила покомнате. Оченьхмурилась, ивдруг: «ЕслиБоба не хочетучить фран...суски, пустьучит немецки...»
Так мы и сделали.Боба стал учитьнемецкий, а кфранцузскомуи прикоснутьсяне желает. Лидаслушает курсыстенографии— с увлечением.Я так утомилсявчера на приеме«Современника»,что вот не сплювторую ночь,несмотря напринятую ванну.Особенно истомилменя Гизетти— душитель: онвсегда говоритмного и путано.Но и кроме Гизеттибыли: старухаВеличковская,которой я долженбыл возвратитьее рукопись«Детоводство»(и она плакала);сын Лесковаза деньгами(а денег нету),он ругал «ужасную»книгу Волынскогоо Лескове9,обещал позвонитьчерез два дня,был Эйхенбаум(с женой), он принесрецензию о«Гоголе» Гиппиуса,была поэтессаЛидия Иванова,был Виктор Финк(он готовитновую статью— о деревенск.кооперации),был поэт Вагнер(я возвратилему стихи), былагент «КраснойГазеты», представитель«Бюро Вырезок»,вдруг оказавшийсяпоэтом и потребовавшийу меня обратносвои забракованныестихи, был молодойКомаровский(кажется), авторбольшой поэмы,которая поразительнатем, что не похожана «Двенадцать»Блока, былвпечатлительный,розовый, обидчивыйсерапионовбрат, критикГруздев, онпринес дверецензии, обещалтретью, и когдая справилсясо всеми ими,оказалось, чтотипографияпочему-то выбросиластатью Финка«Новый быт».Eheu me miserum*. Из этойкаторги — домой— аспирин —спать! Но вот— не сплю.
* «Горе мне бедному»(лат.).
Сейчас сядуразбиратьписьма ЛеонидаАндреева. Бедный— человек взападне. Огромныесилы, но пресненские.Всегда жилнеудобно, трудно,в разладе совсем своимбытом,— безвольный,больной, самовлюбленный,среди страшноймелкоты.
Теперь у меняна очереди трикаторжныхнисколько мнене интересныхработы
1) Разбор андреевскихписем
2) РедактураХроники для«Совр. Запада»
3) Редактурарецензий«Современника».
И увы, «Паноптикум».А потом — всек чертям! <...>
23/IX 24. Вчеранаводнение,миллионныеубытки, пожар,а сегодня солнце.Вчера былопохоже на революцию,—очереди у керосиновыхи хлебных лавок,трамваи, переполненныебесплатнымипассажирами,окончательносбитые с маршрута;отчаянные,веселые, точнопьяные толпыи разговорыоб отдельныхчастях города:«а в Косом переулке— вода», «всюФурштатскуюзалило», «наКазанскую непройти». Примне свалиласьс крыши и чутьне убила людей— целая грудажелеза.
Ванну истопили,а вода не шла.Я лег тольков двенадцатомчасу —и спал.С «Современником»неприятности.Дней пять назадв Лито менядолго заставилиждать. Я прошелбез спросу ипоговорил сБыстровой.Потом сидящийу входа Петровкрикнул мне:«Кто вам позволилвойти?» — «Ясам себе позволил».—«Да ведь сказаноже вам, что уБыстровойзаседание».—«Нет, у нее заседанияне было. Этомне сообщилиневерно!» — «А!хорошо же! Большея вас никогдак ней не пущу».—«Пýстите!» (Исдуру я крикнулему, что вас,чиновников,много, а нас,писателей,мало; наше времядороже, чемваше!) Это вывелоего из себя. Атеперь какнарочно звонятиз Лито, чтобыя явился и далсписок всехсотрудников«Современника»— хотят их сослужбы прогонять.И адресоватьсямне нужно ктому же Петрову:нет, не интересномне жить.
24 сентября,четверг.<...>Мокульскийговорит, чтона службе снего взялиподписку, чтоон в «Современнике»сотрудничаетпо недоразумению.<...>
29 сент. Был уменя МечиславДобраницкий.Он едет консуломв Гамбург. Онлыс, а лицо унего молодое.Мура, ложасьспать, сказала:одного не понять:старенькийон или молоденький.
В цензуре делосерьезно. ЮношаПетров, оченькрасивый молодойчеловек, нонесомненнобеззаботныйпо части словесности,долго допрашивалменя, кто нашиближайшиесотрудники.Я ответил, чтоэто видно изкнижек журнала:кто большепишет, тот иближайший.Тогда он вынулкакую-то бумажкус забавнымикаракулями:
Тиняков
Эйхенбаум
Парнок Сопха
Зуев
Магарам
Истал допрашиватьменя, кто этиписатели. Яответил ему,что вряд лиПарнок зовутСопха, но онотнесся ко мнес недоверием.О Зуеве я объяснил,что это вродеКузьмы Пруткова,но он не понял.Тинякова у наснет, есть Тынянов,но для них этовсе равно.
Тынянову ярассказал обэтом списке.Он воскликнул:
— Единственныйраз, когда я необижаюсь, чтоменя смешиваютс Тиняковым.
Самая неграмотностьэтой бумажонкипоказывает,что она списанас какого-тописьма, написанногонеразборчивымпочерком.Удивительнаянеосведомленностьвсех прикосновенныхк Главлиту.
Приехал Замятин.Ставится егопьеса (по Лескову)в студии. Изовсех возможныхдекораторовон выбрал Крымоваи доволен. Мымного с нимзанимались,написали вМоскву письма,—к Магараму, кАбраму Эфросу— нужны деньги,нечем платитьсотрудниками т. д. Потом мыпошли гулятьна Неву и увиделибаржу на набережной— неподалекуот ЛетнегоСада.
29 сентября.<...> Правлю Шаврову-Юст,писательницу,которой некогдапокровительствовалЧехов. Бедный!Сколько трудаон укладывална исправлениеее рукописей.Она пишет, напр,(в своем новомрассказе «Людии вещи») — завсегдатель,нищии, Рюриковичь,пэйзаж, онабоиться, скупчица.
Выпишет большойбуквой, как вписьме.
4 или 5 октября.<...> Во вторникбыл во Всемирнойна заседании.Сологуб.— Что,не сердитсяна меня «Радуга»за то, что я похитилу нее три червонца?(Смеется.) (Подробнорассказывал,как он переводитШевченка размеромподлинника,притом произноситнаймúчка.) Ясказал ему, чтоСосновскийв «Правде»доказывал, чтопраздноватьего юбилей неследовало. Онспросил: иосновательно?Почти всезаседаниепрошло в том,что Лернерразносил предисловиеМокульскогок «Орлеанскойдеве», где видимовиляние передСов. Властью— и употребленовыражениеантипоповский.Лернер указывал,что Мокульский,цитируя хвалебныеотзывы Пушкинаоб Орл. деве,нарочно умолчалоб отрицательных.Замятин поддержалЛернера. Сологубсказал могильно:«К словам НиколаяОсиповича яприсоединяюсь.Все эти выраженияявно непристойныи создают впечатлениенедобросовестности».Вера Александровнабыла именинница.Я подарил ейогромный арбуз,которым онаи угощала Коллегию.<...> В субботузаседал я уЗамятина сЭфросом, ввалилсяТолстой: вотони где, голубчики!Рассказывалподробно, какон поссорилсяс Белкиным —из-за рисунковк новому рассказу,который написалон для «Времени»11.Белкин не пожелалделать рисункипод контролемТолстого —отсюда чутьли не побоищемежду мужьямии женами.
Толстой оченьдоволен своимновым рассказом:«Это лучше«Никиты». Понимаете,путешествиепо Ждановке!»
С цензуройопять нелады.ПрибегаетВасилий (в субботу)— «К. И., не пускают«Современник»в продажу!»—«Почему?»— «Да потому,что вы вписалитуда одну строчку».Оказывается,что, исправляяФинка, я послецензуры вставилстрочку о суздальскомкрасном мужичке,которого теперьживописуюткак икону. Контрользадержал книгу.Бегу на Казанскую,торгуюсь, умоляю— и наконецразрешают. Нона меня смотрятзловеще, какна оглашенного:«Редактор«Современника».
Сегодня кончилпервую статейкуо детскихстишках-перевертышах.
9 ноября 1924. Возилсяс «Бармалеем».Он мне не нравитсясовсем. Я написалего для Добужинского,—в стиле егокартинок. Клячкеи Маршаку онтоже не понравился,а М. Б-не, Колеи Лиде нравитсяочень.
Коля кончаетсвой первыйроман12. «Девятнадцатую(главу) пишу!»(Всех глав будетдвадцать.) Всякийраз при встречеон сообщает,какую главуон пишет. Помнюживо: «На шестойзастрял», «втринадцатоймало действия»,и проч. Но в общемон пишет легкои уверенно,страшно увлекаясьработой. Прибегаетпоглядеть в«ЭнциклопедиюБританника»— и назад, кписьменномустолу. По воскресениямон с Маринойобедает у нас,и мы весь обедзанимаемсятем, что выдумываемимя его героюи заглавие егороману. Оказывается,это не так легко.Имя героя уКоли «Шмендрик»— имя явноневозможное.Заглавия такие:«Джентльменыудачи», «ИпполитПовелецкий»,«Замыслы Шмендрика».Я предложилему вчера —«Честолюбивыезамыслы». Ему,кажется, понравилось.Сима Дрейденпредложил вшутку «Островсокровищ № 2».
Вчера были мыс Марией Борисовнойна детскомвечере в Домекниги. ВиделИонова — толькочто вернулсяиз Англии. Говорилс ним о своейпоездке в Финляндию— к Репину. <...>Детский праздникудался, толькофокусник былплоховат. И ещераз я удивлялся,как нынешниедети смотрятфокусы: для нихфокусник —жулик, враг,которого нужноразоблачитьи победить. Ониподозрительны,держат его подконтролем,кричат ему: «Ану, покажитерукава», «вывернитекарман», «Дайте-каэту шляпу мне»,крик непрерывныйв зале. Так чтофокусник дажесказал:
— Это делаетвам честь, чтовы так скептическиотноситесь.<...>
Поморозу вернулисьмы домой в 9-мчасу — страшнопозднее дляменя время.Мура уже спала.Завтра встанети прибежит,чтобы я ее «мучил».Каждое утроя «мучаю» ее:делаю страшноелицо и выкрикиваю:«Мучение первое— за нос тягновение!Мучение второе— за шею дуновение!Мучение третье— живота щекотание!»Она охотноподвергаетсяпыткам — всехпыток не меньшедвенадцати,и если я пропущукоторую-нибудь,напоминает:ты забыл одномучение, попяткам ты ещеменя не бил.Особенно упоительнодля нее «с высотыбросание».Конечно, я непричиняю ейникакой боли,но все же к еевеселью примешиваетсякакой-то радостныйстрах, которыйи делает этуигру упоительной.«Я твой мучитель,а ты моя жертва»,—сказал я ей,желая расширитьее словарь.<...>
Мне захотелосьуехать в Финляндию— отдохнутьот самого себя.
Замятин говорилпо телефону,что о нас (т. е.о «Современнике»)в «Правде»появиласьподлая статья13.Он сейчас пишетоб Атилле —историч. повесть14.—«Думал сперва,что выйдетрассказец, нет,очень захватывающаятема. Я сталчитать матерьялы— вижу, темакуда интереснее,чем я думал».
—Вы с «параллелями»?
— Обязательно.Ведь вы знаете,кто такие гунныбыли? Это былинаши — головотяпы,гужееды, российские.Да, да, я уверенв этом. Да и Атиллабыл русский.Атилла одноиз названийВолги.
— Вы так это инапишете?
— Конечно!
— Атилла Иваныч.
Нужно братьсяза вторую частьо педагогах,но интересно,как они огрызнутсяна первую.«Современник».
13 ноября. Настак ругают(Современников),что я посоветовалЗамятину написать