мои посещенияему в тягость;Вера, чуть толькоя приду, запираетсяв комнате усебя, не выходитни к чаю, ни кзавтраку ипроч.
В нем к старостиусугубилисьвсе его темныестороны: самодурство,черствость,упрямство...
Териокскийвокзал. Подземелье.Рассказ АвгустаПорвалли. Книжныйкиоск. На пропискеу ленсмана.Русских куча— жалкие. Блинов— чуть-чутьпоседелый —кормит капустнымищами красивогочерноглазогомальчика. Вдаче скука —зеленая. Я решилнаписать Репинуписьмо такогосодержания.
Дорогой И. Е.Делать мне вКуоккала нечего,я не сегоднязавтра уезжаю,поэтому позвольтенапоследокустановитьнесколькопунктов:
1. Имеющийся уВас экземпляр— черновой, непрошедший чрезмою корректуруВашей книги.После того, какэтот экземплярбыл оттиснут,книга была всяисправлена.
2. Все измененияв Ваших рукописяхбыли сделанымною не самовольно,а по Вашей просьбе,под Вашим контролем,причем до сихпор Вы и устнои письменновыражали полноеодобрение моейработе.
3. Никакого ущербастилю Вашейкниги я не могпричинить, ибоисправлялтолько явныеописки, неверныедаты и проч.Ваши рукописиподтвердятэто.
4. Вообще мояроль в созданииэтой книгиотнюдь не такзначительна,как Вы великодушнозаявляете. Онасводится толькок следующему:
а. Я (и МарьяБорисовна)упросил Васнаписать оВашем детствеи юности, о которыхВы рассказывалиустно, а такжео славянскихкомпозиторах.
б. Я выбрал изВаших альбомовсоответствующиеиллюстрации.
в. Я аранжировалвсе статьи вхронологическомпорядке, установилпоследовательностьтекста.
г. С Вашего согласияя кое-где устранилописки и фактическиенеточности.Если же кое-гдеи делалисьизменения вструктурефразы, они делалисьс Вашего одобрения,о чем свидетельствуютдесятки Вашихписем ко мне.
Никаких разговорово том, что я редакторэтой книги,быть не может.Я ее инициатор— и только. Никакогогонорара я засвою работуне хочу. Я тольконе могу понять,почему русскоеобщество должнооставатьсябез автобиографииРепина, почемуВаши дети должныотказатьсяот денег, которыеВам немедленнопредлагаетиздатель.
Ведь тот план,который я предложилВам, одобрени Яремичем иНерадовским.
Сегодня племянницаРепина, учительницаЕлисаветаАлександровна,рассказываламне о Репине.Он председательшкольногоСовета здешнейшколы. В школеон часто читаетотрывки изсвоих «Воспоминаний».Школа по программереальногоучилища. Последняякартина Репина— портрет здешнегосвященника— с крестом, валтаре. Егообычная натурщицаэстонка, МарияЯновна Хлопушина,жена студента-дворника.
Мария Вас. Коллярирассказывает,что когда Репиннуждался, еебрат финн ОсипВас. Костиайненпослал Репинув подарок немногобелой муки,Репин был тактронут, чтовстал на колениперед дочерьюОсипа, Соней—«О, спасибо,спасибо!»
Свой театр«Прометей»Репин подарилсоюзу финск.молодежи в день80-летия. Всякийраз в день именинРепина обществофинской молодежиявляется к немуи поет емуприветственныепесни — вот они подарил этомуобществу тотдеревянныйсарай, которыйкупил когда-тодля постановкипьес НатальиБорисовныНордман.
По словам тойже Марии Вас.,когда Репиннуждался, г-жаСтольберг, женапрезидента,купила у Репинакартину за 500000 марок. Мы оченьбедный народ,у нас нет денег,но мы не дадимРепину умиратьс голоду.
Репин говорилмне, что у него«похитили»200 000 рублей,— вернее170 000, «да картинамитридцать». Итут с упоениемвспомнил: —Бывало, несешьв кармане такуюкучу золоту,что вот-воткарман оторвется.
Я, наблюдая егонынешнююрелигиозность,пробовал говоритьс ним о загробнойжизни. «Никакне могу поверитьв загробнуюжизнь... Нет, нет...»
Читали мы с нимгазету «Руль».Там сообщалисьзаведомо ложныесведения о том,что Питер изнываетот избыткакамен. угля.—Вот какой вздор!— сказал я.—Да, да, конечно,вздор,— согласилсяон.— Уголь даетбольше жáру,занимает меньшеместа и проч.
Воскресение.Был я вчера усебя на дачеснова с МанейСухановой. Онастала подниматьс полу какие-тобумажки и вскореразыскалаценнейшийдокумент, письмоУрсина о том,что моя дачапринадлежитмне. Как странноподнимать сполу свою молодость,свое давнеепрошлое, котороеумерло, погребенои забыто. Вдругмое письмо изЛондона к М.Б., написанноев 1904 году — 21 годтому назад!!!Вдруг счет от«Меркурия»— заплатитьза гвозди. Вдругконверт письмаот ВалерияБрюсова — сзабытым орнаментом«обществасвободнойэстетики» —все это кускименя самого,все это моипальцы, моиглаза, мое мясо.Страшно встретитьсялицом к лицус самим собоюпосле такогобольшого антракта.Делаешь себекак бы смотр:ну что? ну как?К чему былався эта кутерьма,все эти боли,обиды, работаи радости —которые теперьлежат на полув виде рваныхи грязных бумажек?И странно: явспомнил былоене умом только,но и ногами ируками — всеморганизмомсвоим. Ногимои, пробежавпо лестнице,вдруг вспомнилизабытый ритмэтого бега,усвоенныйдесяток летназад; выдвигаяящик своегостарого письменногостола — я сделалзабытое, нотакое знакомое,знакомое движение,которого неделал многолет. Я не люблювещей, мне нискольконе жаль ниукраденногокомода, ни шкафа,ни лампы, низеркала, но яочень люблюсебя, хранящегосяв этих вещах.Пойдя к себев баню (я и забыл,что у меня былабаня!) (баняпровалилась,сгнила), я вдругувидал легкоежестяное ведерко,в котором ятаскал с берегакамни, воздвигаясвою знаменитую«кучу»,— и чутьне поцеловалэту старуюзаржавленнуюрухлядь. А Колинтеррарий —зеленый! А каток(прачешный), нак-ром я каталмаленькогоБобу! А диван,огромный, подаренныймне женою вдень рождения,зеленый. С диванасорван верх(как живая кожас человека),подушки изрезаныножами, торчитгруда соломы— и я вспоминаю,сколько на немспано, думано,стонато, сижено.Диван был огромный,на нем помещалосьчеловек 15 — неменьше; чтобывтащить егов дом, пришлосьразбиратьтеррасу. Каклюбили танцеватьна нем Лида иКоля.— Афишао моей лекции!визитная карточкакакого-то английскогомайора — забытогомною на векивеков, слово«карцер», вырезанноедетьми на клозете,и проч. и проч.и проч.
Новперед, вперед,моя исторья,лицо нас новоезовет. НиколайАлександровичПеревертанный-Черный.Окончил Петербургскийуниверситетвместе с Блоком.Юрист. Красавец,с удивительнымпробором. Раньшечем познакомитьсяс ним, я зналего лицо попортрету егожены, известнойи талантливойхудожницы. Тамон изображенс двумя породистымифранцузскимибульдогами— и имел виднорвежскогопосла или английскогороманиста.Чувствоваласькультура, «порода»,и проч. Когдая познакомилсяс ним, это оказалсялентяй, паразит,ничего не читающий,равнодушныйко всему насвете,— кромесвоего автомобиля,ногтей и пробора—живущий насредства своейжены — человексамовлюбленный,неинтересный,тупой, но какбудто добродушный.Когда наступилавойна, я, благодарясвоим связямс Ермаковым,освободил егоот воинскойповинности.Помню, как горячоблагодарилон меня за это.Во время революциион все копилкакие-то запасы,прятал междудверьми рис,муку и т. д., ругалбольшевиков,продавал чью-то(не свою) мебельи собиралсяк отъезду. Наконецсобрался, захватил½ пуда (не своего)серебра и тронулсяв путь. Сереброу него пропалов дороге, егооблапошилпровожатый,которому ондоверился, нозашитые деньгиу него сохранились,и, прибыв в Куоккала,он зажил великосветскоюжизнью: дамы,вино, увеселительныепоездки. Своимновым знакомымон говорил, чтоон — граф. У негобыла в ту порусобака — сукаТора — та самая,с которой онкрасуется напортрете своейжены. Этой сукеэтот сукин сынпосвятил всюсвою жизнь. Вто время, какв Питере умиралиот голоду люди(я, напр., упална улице, и меняподнял Гумилев),в то самое времяПеревертанныйготовил длясвоей Торызавтраки иобеды из яици телятины.«Возьмет яйцо,разобьет ипонюхает итолько тогдавыльет его насковороду»,—рассказываламне Мария Вас.Колляри, у сестрыкоторой онжил,— белоквон, а желтокдля Торы, и черездень ездил вТериоки покупатьдля Торы телятину.Нарежет тонкимиломтиками —и на сковороду— никому другомуне позволитготовить дляТоры обед. Всвободное отэтих занятийвремя — кутежи.Но вот Торушказахворала. Онотвез ее в Выборгк доктору, заплатил500 марок — «иправо,— говорилаМарья Вас.,—мне хотелосьбы дать этойсобаке какого-нибудьяду, чтобы спастичеловека отдохлятины. НоТора увядалас каждым днем...и наконец околела».Он устроилроскошныйпоминальныйобед, заказалгроб и на могилепоставил памятник,причем каждыйдень клал наэту могилусвежие цветы!Эти похороныстоили ему 1 ½тысячи марок.«Если бы у негобыло 50 000, он истратилбы все пятьдесят»,—говорит МарьяВасильевна.Но денег у негоуже не было.Тогда он выманулу меня доверенностьна право распоряжениямоими вещамии продал всюмою обстановкуза 11 тысяч марок,чем и покрылсвои расходына лечение ипохороны обожаемойсуки. Не зналсвященникГригорий Петров,когда помогалмне покупатьв Выборге этумебель, что мыпокупаем еедля украшениясобачьей могилы,для расходовна траурПеревертанного-Черного!
Уже светает.Пойду-ка я сейчасна эту могилуи поклонюсьдрагоценномупраху,— т. е. праху,который обошелсямне так дорого.Не знал я, когдагладил этувонючую, жирную,глупую, злуюсобаку, что онаотнимет у менявсе мои стулья,столы, зеркала,картины, диваны,кровати, комоды,книжные полкии прочее. Никтоникогда незнает, какуюроль в его жизнисыграет тотили иной — самыймалозаметныйпредмет. Былна собачьеймогиле: снежок,ветер с моря,сурово и северно.На даче Гёцагора, высокаяи величественная.С этой горыдалеко виденморской простор— очень поэтичноеместо! Там подсосной покоитсясучий прах.Могила такоговида (нарисованамогила Торы.—Е. Ч.).
Еслибы на Волковомкладбище укаждого писателябыла такаямогила, мы нежаловалисьбы на равнодушиечитателей.
Был я в церкви.Церковь крепкая,строена иремонтированана пожертвованиякупца Максимова.Благолепие,на двери бумажка:расписаниеслужб и фотографич.карточка Тихона.Главный Хрампуст — богослужениепроисходитв левой боковушке.Там у правогоклироса певчие,сыновья тогоже Максимова,и среди них —Репин, бравоподпевает всюслужбу, не сбиваясь,не глядя в ноты.Священникдряхлый, говоритотчетливо,хорошо. Выходя,Репин приложилсяк кресту, и мывстретились.Очень приветливопоздоровалсясо мной — «Идемко мне обедать!».Я сказал: «Нет,не хочу; ВераИльиничнадолжна от меняпрятаться, ейнеудобно». Онсказал: «Да,очень жаль».Я спросил оТихоне: «Да,