нужно писатьо детях, а менятянет в суд,как на любовноесвидание. Чертзнает что! Сегоднямы с МарьейБорисовнойидем на «Бунтимператрицы»3.Меня вчераобогнал в саняхЛаврентьев.«К. И., отчегоне приходите?»
Оченьзабавно Муранянчит Татку.Садится набольшую кроватьи держит еепоперек живота.
27 января, среда.Вчера был уменя Голичниковиз театра «Комедия».Дал я ему мойперевод Rain'a,а он — мимоходомговорит: «Знаетели вы, что подобнаяпьеса уже переведенапод заглавием«Ливень» и даженапечатана».
Увы, переведенане «подобная»пьеса, а та жесамая. Горе!горе! Значит,и эта работак чертям.
Япознакомилс ГоличниковымКолю, которыйпереводитсейчас валлийскуюпьесу. Эта пьесаГоличниковупонравиласьбольше той,которую перевеля. Он проситКолю закончитьее переводвозможно скорее.Он молодойчеловек с веселымиглазами — любитприговаривать«ну, чюдно, чюдно»и «в чем дело?».
Потом я поехалв «Красную»,виделся с Чагиным.Он обещаетчерез 2 дня датьмне ответ, будетли он печататьмоего «Бородулю»сейчас иличерез месяц.Он склоняетсяк тому, чтобысейчас.
Потом я побылполчаса в суде(где снова встретилКолю!) и подалсядомой. Лег в 5час. и заснул— ибо хотелехать в театрна «ЗаговорИмператрицы».Проснулся в½ 8-го, пообедал,и мы с Map. Борисовнойпоспели к самомуначалу. Пьесалучше, чем ядумал, играютлучше, чем яожидал (тщательнее),один ФеликсСумароков-Эльстонплох безнадежно— все остальныеужасно похожи— Протопопов,Добровольский,—но скука смертная.Монахов прекрасноиграл в сцене,где он у себяна квартире,—и хотя игралон хама, продажногочеловека,развратника,но как-то странно— этот негодяйвышел у негообаятельным,чувствовалосьв чем-то величиедуши, действительноразмашистойи страшно русской— и конечно, онвыше всех, ктоокружает его,выше Сумарокова,царя, Пуришкевича— так что у неговышло как быоправданиеРаспутина.Я сказал емуоб этом. «Этогоя и добивался!»— сказал онмне. Я был у негов уборной, когдаон снимал ссебя грим Распутина.Публика, довольнохолодно отнесшаясяк великолепнымсценам, гдевыступаетРаспутин у себяна дому, бешеноаплодировала,когда убилиРаспутина,—аплодировалавыстрелу, а неигре актера.
Монаховмного говорило своей работенад «Азефом»,которого онготовит к февральскимспектаклям.«Но «Азеф» небудет такойбоевой пьесой,как «Заговоримператрицы»,потому что,во-первых, нетодиозных фигур,нет Распутина,царя, царицыи проч., а во-вторых,дело происходилоне так недавно,а уже попризабылось.«Азеф» (пьесаТолстого иЩеголева) хуже«Заговора»хотя, конечно,детали прекрасны,как всегда уТолстого».Сообщил мнеМонахов, чтоКонухес всееще болен. Нужнобудет сегодняпойти навестить!Монахов бодр,здоров, хотяему, как он сообщил,уже 51 год.— А каквы живете?Добродетельно?—спросил я его.—Нет, все рождествопил, был недавнов Москве — ивсю неделюугощался безконца.
Мурка увлекаетсярисованием.Вчера нарисовалапрачешную ибелье.
28 января. Четверг.Вчера получилдля корректуры17 первых листов«Некрасова».Приехал Тихоновиз Москвы,остановилсяв ЕвропейскойГостинице.Сегодня надоидти к нему —по поводу«Крокодила».Нужно такжев Финотдел.Черт бы побралвсю эту «сволочьмелочных забот».
29 января, пятница.Был в Финотделе.Говорят, вовторник состоитсянадо мною судилище.Разбиратьбудут, долженли я был вноситьту сумму, котораяс меня причитается.Нужно принестидоказательства,что у меня расходыпо производству.
Тихонов пополнел,обрюзг, помолодел.Говорит, что«Мойдодыр»мой по-прежнемуставится вМоскве в театре,что бумажныйкризис колоссален,что Гиацинтовастала отличнойактрисой, что«Кругу» удалосьвыхлопотатьсубсидию, но...Сокольниковбыл отставленв тот самыйдень, когда ондолжен былподписатьассигновку,что «Современник»власть хотелабы (?) разрешить(!), ибо нужен дляпоказу какой-нибудьорган внутреннейэмиграции,который можнобыло бы ругать;что Пильнякочень хорошийтоварищ; чтомоя «Панаева»была «Кругом»утеряна и толькотеперь найденаВоронским; чтоочень жальВолынского,у которогоотняли школу;что «Крокодила»лучше печататьв Ленинградепод моим надзором;что за моего«Некрасова»можно взять2 р. 50 к., но не больше;что Заяицкийнаписал недурнойавантюрныйроман.
Вновь я услыхалзабытые слова,столь любимыеТихоновым:«разбазаривать»,«цектран» ит. д.
Спросил я егоо Добычине. Онговорит, чтоотдал его рукописиВеронскомуи что Воровскому,кажется, нравится.Тихонов купилу Замятинатомик его новыхрассказов.
Оттуда — в «Красную».Иона лежит надиване — и вокругнего, чуть лине на нем, сотрудникии посетители.Рядом с Ионой— Заславский.
Боцяновскийсказал Заславскому,что ему (Боц.)очень не понравиласьего статья оЩедрине. «Комукакое дело, чтодумал Щ. о ЛуиБлане, еслиЗасл. не сказал,что такое вообщеЩедрин. И откудаон взял, что Щ.был человекзамечательный?Не вижу ни единойчерты, поднимающейего над другимичиновниками».Иона сталвслушиваться.Я вмешался вразговор исказал: ужасенбыл весь номер,посвященныйЩедрину4. Кроместатьи о егоотношении кЛуи Блану высообщили ещев статье Лернера,что есть у Щедринапереписка сПоль де Коком,но что этойпереписки нет.Так нельзявести литературныйотдел: случайныестатьи случайныхлюдей на случайныетемы.— И этогоне будет! — сказалИона.— С первогомы переходимна 4 страницы.Придется выкинутьи «Науку» и«Литературу».
Оттудачерез Чернышевмост в контору«Красной». Тамразговор сЧагиным. У негов кабинетесидел приехавшийиз Персии коммунист,который будетзаместителемЗакса-Гладневапо ведениюиздательства«Прибой».
— Познакомьтесь!Это тот самый,который столькокрови испортилКерзóну.
Коммунистоказался неожиданнобольшим поклонникомКерзона. Онговорит, чтокнига Керзонао Персии — досих пор непревзойденныйученый труд(?!).
О моем романе:Чагин его ещене прочел, и явзял этот роману него — и мы сЗаславскимпоехали в суд.По дороге Заславскийрассказал оСемене Грузенберге:тот предложил«Прибою» издатьего «Психологиютворчества».«Прибой» отказался.Через год Грузенбергприходит в«Прибой» иговорит:
— Вы не хотелииздать этукнигу, а другоеиздательствоиздало ее. Вот.Позвольтепреподнестивам этот экземплярс просьбой датьрецензию.
— Хорошо. Мынепременнодадим.
— Хвалебную?
— Не знаем. Еслине понравится,выругаем.
— Ну тогда позвольтемне мою книжкуназад. У меняединственныйэкземпляр.
Вечером — кТатьяне Александровне.У ТатьяныАлександровныузнал, что мое«Федорино Горе»давно уже переведенона камни в типографииГолике и Вильборг.Так что Клячкинымолодцы лгалимне, выдумывая,будто книгаеще в работе.Просто нетбумаги и дляэтой моей книги.<...>
Правлю Колинперевод пьесы«Апостолы».Перевод отвратителен:аспидная доскаslate он переводитсалфетка,храпеть — snore— фыркать, мнеприходитсявновь переводитьогромные куски.
31 января, воскресение.Вчера с утрако мне позвонилиот Лилиной.Собрание детскихписателей унее на квартире.В защиту сказки.«Надо поехать— статья подходящая».
Получил письмоот Ломоносовой,сообщает, чтовыслала Мурочкекуклу.
Вчера ко мнеподошел Энтин,защитник Батурлова.Что ему делать?Он очень волнуется.Не посоветуюли я чего-нибудьдля защитыБатурлова?
Оказывается,что он волнуетсяуже три дня.«Не ем, не сплю.Ведь один волосок— и человеческаяжизнь погибла».
Вчера в судетак допрашивалиодного свидетеля,что он, какподкошенный,упал на пол.
Вышло 8-е изд.«Тараканища»и «Мойдодыра».«Телефон»,которого я нелюблю, разошелсявесь с феноменальнойбыстротой.
Забыл позвонитьЛовецкому —и остаюсь вгороде. Впрочем,как поехать,если во вторниксуд надо мною,а в среду решитсясудьба Ива иБатурлова.
1 февраля. Былвчера сновау Тихонова.Прочитал емуотрывки своего«Бородули».Он сказал: «мелкои жидко», и яне мог не согласитьсяс ним. Он забавнорассказывало своей жизниу Шервинских.Шервинский,старый профессор-медик,живущий в собственномособняке, сутра уже говоритпо телефонуприглашающимего пациентам:
—Приготовьтеанализ мочи.За визит ко мне— 2 червонца,за визит к больному5 червонцев.
Остальное времяпрофессоризобретаетградусник,чтобы измеритьтемпературублохи!
Отнего я — домой.Женя Шварц!Острил великолепно,как бы сам незамечая. Рассказывалмного смешногоо детях — междупрочим об одноммладенце, которомубыло лень говорить,и он говорилтак— «Здра(вствуйте).Я покажу вамфо(кус)». Получилосьпри нем письмоот Добычина.Новый рассказ«Лешка» — отличный,но едва ли пригодныйдля печати. (Онпрочит его длядетей.) Мы сейчасже написалиему письмо.
4 февраля, четверг.Вчера у Надеждинана Моховой.Пышно и безвкусно.Он очень милый,пестро одетый.Жох. Все норовитвыцыганитьу меня пьесуподешевле —ссылаясь набедность (!) театраи на принципы.Познакомилсяс Грановской— впечатлениебесцветное.Я сказал в разговоре— о Монахове(что он хорошосыграл бы рольДэвидсона). Этовсех обидело.Надеждин дажезафыркал. Дутаявеличина. Можноли сравнитьего с Поссартом.Грановскаятоже сделалакислую мину.
Оттудав суд. Там — страшно.Батурлов бледен,прокурор третьегодня потребовалдля него расстрела.И странно: онзнал, что прокурорбудет требоватьдля него этойкары, но покудаслово не былопроизнесено,крепился —улыбался,переглядывалсяс публикой,кокетничал.Теперь это нечеловек, а какая-токучка золы.Пустые глаза,ничего не видящие,и движущиесягубы, которымион все времявыделываетодно и то же:то верхнейприкроет нижнюю,то нижней прикроетверхнюю.
Прокурор Крукочень талантлив.
Говорил своюречь с аппетитом,как хорошийпловец в бассейне,весело носилсяпо этим грязнымволнам. Кровитребовал сбольшим удовольствием.Это удовольствиеособенно проявлялосьтогда, когдаон говорил, какему больноисполнять свойтяжелый долг,как ему жалкоБатурлова.
Дела Ива складываютсякак будто неплохо.Прокурор говорит,что он на 90% уверен,что Ив мошенник,что он преклонитсяпред мудростьюсуда, если судобъявит еговиновным, нона 10% он сомневаетсяв его нечестности.Этот мягкийотзыв (как этони странно)раздавил Ива.Ив до сих порсидел неподвижно,как статуя. Атеперь головау него свисаети он должен ееподдерживать...
6 февраля. Суббота.Опять у Сабурова.Им «Сэди» оч.нравится. Уже