Том 1 — страница 96 из 132

конца). Эпоху70-х годов он знаетизумительно— сделал мнемножествомелких указаний,—и в голосе егоникакой расслабленностиили жалобы, анапротив, веселоелюбопытствок литературе,к вещам, к Муринойкошке, к Муре,к Чернышевскомуи, главное, кСалтыкову,которого онтеперь редактируетдля Госиздата.

У меня с «Некрасовым»опять чепуха.Из Москвы телеграммаот Фрумкиной,напечататьспешно 5 тысячэкз. без моихпримечаний.


23 мая. Был у менявчера Тынянов.Позвонил, можноли придти.Рассказывалв лицах историюс Державиными его доносом.

Я сказал ему,что изо всехего переводовмне меньшевсего нравится«Frau Sorge». Онтут же переделал.Записал в Чукоккалудва экспромта2.Едет на Кавказ.«Кстати, изучуего, проберусьтуда поближек Персии. ОбИв.-Раз. говорит:сочетание«Русскогобогатства»и «символистов»— неестественнов одном человеке.Принес мнематерьял дляпримечаний«Некрасова».

Все мое расположениек Войтоловскомупроходит. Онназначен цензороммоих примечанийк «Некрасову»— дело происходиттак. Я отправляюськ нему с утрана улицу КрасныхЗорь и читаюподряд все моипримечания.Он сидит надиване и слушает.Доходим до«Дешевой покупки».«Тронутыйнесчастьеммолодой женщины,принужденнойпродавать своеприданое»...—Позвольте, такнельзя! Приданое— буржуазныйпредрассудок.Не была ли онаиз рабочейсемьи? — Нет.—Ну, выбросимо том, что онбыл тронут.—Не могу...— Споримполчаса, оставляем,причем выясняется,что самое этостихотворениеему неизвестно.Читаю ему отом, что во времяСевастопольскойкампании Некрасовтянулся навойну.— Выбросим!Империалистическаявойна не моглатянуть Некрасова.—Уступаю. Самоепоразительноево всем этом— невежествоэтого рапповскогоисторика русскойлитературы.Он никогда неслыхал имениЯ. П. Буткова,он никогда нечитал лучшихстихотворенийНекрасова, идля него толькотогда загораетсялитературноепроизведение,если в нем упомянутослово рабочийили если путемсамых идиотскихнатяжек можнопривязать еготак или иначек рабочему,причем рабочийдля него субстанциявполне метафизическая,так как он никогдаего не видал,дела с ним никакогоне имеет, любитего по указкесвыше, кланяетсяему как богу,во имя тех будущихблаг, которыхтакие же Войтоловскиелет 50 назад ожидалиот столь жемистического«народа». Новера в спасительнуюсилу «народа»— тоже идолопоклонная— была благороднее:она не даваламатерьяльныхблаг верующему,а здесь Войтоловскиеверуют по приказуначальстваи получают засвою веру весьмасолидную мзду.Тогда люди шли«в народ» — вкишащие тараканамиизбы, а теперьони благополучносидят по шикарнымквартирам истукаются лбамипред умонепостигаемыми трансцендентальным«рабочим» —ни в какие рабочиене идя. И конечно,пройдет 10 лет,народитсякакой-нб. новый«учитель»,который докажет,что не рабочемунадо поклоняться,а вот кому,— истанут поклонятьсядругому. Ведьвдруг оказалось,что община —миф, что социалистичностькрестьянина— миф, и тогдавсе Войтоловские,лжемарксисты,квази-социал-демократысразу запелииные акафисты.


27 мая. Сегодняв «Красной»есть статейкао Панаевой —и сейчас мнепозвонила еевнучка, дочьНагродской,и нагло сказала,что она надеется,что в моей новойработе уже небудет прежнихоскорбленийее бабушки.

Я в изумлении:каких оскорблений?

— Вы назвалиее «авантюристкой».

— Наоборот, язащищал ее отее врагов, которыеназывали ееэтим именем.

— Ах, нет, этоневерно... Я читалау вас...

— Прочтите ещераз. Быть может,теперь вы лучшепоймете меня.А сейчас я вешаютрубку.


14 июня. Был 3-годня у Сейфуллиной.Рассказываламного о Войкове,с которым недавновидалась вВаршаве: этобыло воплощенноездоровье. Осебе: «Многоя стала пить.У меня отец былзапойный. И вотс тех пор какя стала алкоголичкой(мне недавнодоктор сказал,что я алкоголичка),я пересталаписать. Отделываюсьнекрологамида путевымиписьмами. Сейчасдва дня подряд— с утра до вечера— писала газетнуюстатейку оВойкове, 200 строк».На столе у неекарточка Бабелёныша— сына Бабеля.Я не знал, чейэто младенец,но он такойтолстый, смешной(все хорошиемаленькие дети— смешные), лобастый,что я невольнозасмотрелсяна карточку.

Мурабольна уже 10дней. Аппендицит.8 дней продолжалсяпервый припадок,и вот два дняназад началсяновый — почему,не известно.Вчера былидоктора: Бичунскийи Буш. Приказалиничего не даватьесть — и лед.Она лежит худая,как щепочка,красная от жара(38.5) и печальная.Но — головаработает неустанно.

«Я не буду женитьсяпо трем причинам.

1-ая: не хочу менятьфамилию.

2-ая: больно рожатьребеночка.

3-я: не хочу уходитьиз этого дома».

— Жалко с намирасстаться?

— С тобою... иглавное, смамой.

Я прочитал ейвслух ТомаСойера и ГеккльбериФинна — онасказала: «ТомаСойера я люблюбольше Финнапо четыремпричинам».

То,что она говорит,—результатдолгого одинокогодуманья. Болезньпереноситгероически.Вчера менястрашно испугалоодно виденье:я вхожу в столовую,вижу: крадучись,но увереннои быстро идутдве черныеженщины — прямок Муре, в спальню.Я остолбенел.Оказалось, этоТатьяна Александровнаи Евг. Ис. Сердцеу меня пересталобиться от этогосимвола. Какнарочно, я затеялвеселые стишкидля детей — имне нужно безмятежноесостояние духа.


15 июня.<...> С Муройужасно. Температура39... 10-й день не ест.Самочувствиехуже. Измученадо последнихпределов. Бредит:«гони докторов».<...> Вчера читалей Гектора Мало«Без семьи».Она слушалабез обычноговозбуждения,мертвенно.Докучают еймухи. Сегодняпридут утромв 9 часов двадоктора, Конухеси Буш, решатьвопрос об операции.<...>

Позвонилииз «Красной»:умер Джером.Я продиктовалим заметку. Кчетырем часаму Муры 39,2. Я привезей из Госиздатакнижки «Маленькиешвейцарцы»,«МаленькиеГолландцы»,«Детство Темы»,«Пров-рыболов».Ел в ее комнатекотлету. «Ох,как мне нравитсязапах». У МарииБорисовныразболеласьголова. Сядусейчас вторичноправить ГеккльбериФинна.

Третьего дняона сказала:«Ты, папа, ужасносмешной». Теперьона усталашутить.


16 июня.<...> всевремя она будтохочет сказать:«Что ты такпечально иторжественноглядишь наменя? Я прежняяМура, совсемобыкновенная,и ничего особенногосо мной неслучилось».

Но она не прежняяМура. Вчера мненужно было двараза подниматьее с постели,я брал ее наруки с ужасом.Она такая легкаяи даже не худая,а узенькая.Никогда невидал я такихузких детей.<...>

КупилМурке двухбелых мышеки террарий. Онасразу влюбиласьв них и, глядяна них неотрывно,прошептала:

«Если б не мышки,я бы уже умерла».


17 июня. Утро.5 часов. Почему-тоу меня нет надежды.Я уже не гонюот себя мыслейоб ее смерти.Эти мысли наполняютвсего меня деньи ночь. Она ещеборется, но ееглаза изо дняв день потухают.Сейчас мнестрашно войтив спальню. Сердцечеловеческоене создано длятакой жалости,какую испытываюя, когда гляжуна эту бывшуюМуру, превращеннуюв полутрупик.<...> Мура как быдля того, чтобыне говоритьо болезни, котораягложет ее, супоением говорито мышах: однавзяла галетикв лапки и елаего, другая,кажется, больна:не пьет водыи пр.


18 июня. 3 часаночи. Пошел кМуре. М. Б. плачет:«Нет нашейМуры». Онапроснулась:«Что вы тактихо говорите?»М. Б. впервыеуверилась, чтоМура умрет. «Унее уже носиккак у мертвой...Она уже от едыотказывается».Это верно. Я негляжу в этолицо, чтобы неплакать. <...>


27 июня. Мураздорова. Т-ра36 и 6. Возится с«Дюймовочкой»:вырезала избумаги девочкус крыльями,посадила еев ореховуюскорлупу ипустила в тазс водой; целымичасами глядитна нее. <…>

Приехал изАмерики — Ионов.Мы все «ионовцы»собрались вкомнате Ив.ДмитриевичаГалактионоваприветствоватьего. Он говориткаждому «ионовцу»,как Христос:«Я знаю, чтовам теперьхудо, но потерпите— будет лучше.Потерпите ещегод. Я вернусь».И каждый отвечает:«Помяни мя,господи, воцарствии твоем».

«А Бройдо полетелк чертям... с волчьимбилетом!» —торжествуетИонов. В этовремя в комнатук Ив. Дмитр. входитАнгерт, и Ионов,бывший с намидуша нараспашку,вдруг становитсяхолоден каклед. «Здравствуйте».—«Здравствуйте».—«Ну что?» — «Даничего!» Ангертсконфузилсяи ушел какоплеванный.Почему, не известно.<...>


5 августа.<...>Два раза былу меня Зощенко.Поздоровел,стал красавец,обнаружилисьчерные брови(хохлацкие) —и на всем лицеспокойствие,словно он узналкакую-нб. великуюистину. Этуистину он узнализ книги J. Marcinovski«Борьба заздоровые нервы»3,которую привезмне из города.«Человек недолжен боротьсяс болезнью,потому что этаборьба и вызываетболезнь. Нужнобыть идеалистом,отказатьсяот честолюбивыхжеланий, поднятьсядушою над дрязгами,и болезнь пройдетсама собою! —вкрадчиво исладковатопроповедуетон.— Я все этона себе испытал,и теперь мнестало хорошо».И он принужденноусмехается.Но из дальнейшеговыясняется,что люди емупо-прежнемупротивны, чтовесь окружающийбыт вызываетв нем по-прежнемугадливость,что он ограничилвесь круг своихблизких тремялюдьми <...>, чтопо воскресениямон уезжает изСестрорецкав город, чтобыне видеть толпы.По поводу нынешнейпрессы: кто бымог подумать,что на светестолько нечестныхлюдей! Каждыйсотрудник«Красной Газеты»с дрянью в душе— даже Радлов(который теперьред. «Бегемота»).О Федине: «РабиндранатТагор. Он узнал,что я так называюего,— и страшнообиделся».

О Л.: «Я вчеравидел его жену.Красивая, нокакая наглая!»О себе: «Был яв СестрорецкомКурорте. Обступилименя. Смотряткак на чудо. Нопочему? — «вотчеловек, которыйполучает 500 рублей».

Стал я читатькнигу, которуюон привез мнеиз города,—труизмы в стилеChristian Science4.Но все ониподчеркнутыЗощенкой — ина полях сочувственныезаписи. Подчеркиваютсятакие сентенции:«Путь к исцелениюлежит в нассамих, в нашемличном поведении.Наша судьбав наших собственныхруках». А записитакие: «И литературадолжна бытьпрекрасна!»(Английскаялитература.)

Вчерабыл я у Луначарского.Он живет в Курортев той огромнойкомнате, котораянад рестораном,—всеми тремяокнами выходитв море. Он полулежална диване, я(босиком) постучалпрямо к нему:«Войдите!»Только чтопрочитал мою«Панаиху».—Ну не жалуетеже вы Тургенева.Мне эту книжкупринес ИосифУткин. Ему нравится,что там столькосплетен... Вы