себя не обращатьвнимания нашум и пишу вредакции, гдегалдеж со всехсторон. Скороя даже на письманачну отвечать.Боже, какиедурацкие получаюя письма. Один,например, изпровинциипредлагаетмне себя всотрудники:«Я буду писать,а вы сбывайте,деньги пополам».И подпись: «скоммунистическимприветом». Адругой (я забыл,что). Хорошо бынапечататьсобрание подлинныхписем ко мне— с маленькимкомментарием,очень забавнаявышла бы книга».
Зощенко принесв жилетномкармане кусочекбумажки, накотором оннаписал подстрочноепримечаниек «Соловью»о том, что книгуэту писал неон, а Коленкоров.Мы заговорилио «Соловье»,и я стал читатьвслух эту повесть.3ощенко слушал,а потом сказал:
— Как хорошовы читаете.Видишь, что вывсе понимаете.
Этапохвала таксмутила меня,что я стал читатьотвратительно.
Мы вышли вместеиз моей квартирыи зашли в «Academia»за письмамиБлока. Там Зощенкепоказали готовящуюсякнигу о нем —со статьеюШкловского,еще кого-то ивступлениемего самого8.Я прочиталвступление,оно мне не оченьпонравилось— как-то оченьзадорно, и хотяпо существуверно, но можетвызвать ненужныеему неприятности.Да и короткоочень. Мне показалосьневернымупотребленноеим слово Карамзиновский.Вернее быКарамзинский.«Верно, верно!—сказал он,поправил, апотом призадумался.—Нет, знаете,для этого стилялучше Карамзиновский».
В «Academia» емусказали, чтоеще одну статьюо нем пишетЗамятин. Он всевремя молчал,насупившись.
— Какой высчастливый!— сказал он,когда мы вышли.—Как вы смелос ними со всемиразговариваете.
Взял у меняФета воспоминания— и не простотак, а для того,чтобы что-тотакое для себяуяснить, ответитьсебе на какой-тодушевный вопрос,—очень возитсясо своей душойчеловек. <...>
_________
Получил отРепина письмо,которое потрясломеня,— очевидно,худо Илье Ефимовичу.Я пережил новыйприлив любвик нему.
Читаю письмаБлока к родным— т. I — и нечувствую тоготрепета, которогождал от них: вних Блок «литератормодный», богатыйчеловек, баловень,холящий в себесвою мистику.И как-то обрывчатонаписаны, неструисто, безвлаги (еговыражение).
В квартиределают ремонт.На дачу не хочется,так здесь яначал заниматься.<...>
Конец августа.Сейчас говорилпо телефонус Щеголевым.Против обыкновения,он говорил сомной долго ине по делу. «Я,говорит, вернулсяк своему старомузанятью: пишу.Вообразите,забросил всеи пишу. И этодоставляетмне счастье...Вообразите,какую историюя сделал с анонимнымиписьмами, которыеперед смертьюполучал Пушкин.Я дал их судебномуэксперту, иоказалось, чтознаете ктописал Пушкинуписьма? Долгоруков.Да, он!.. А сегодняв Госиздатеговорю об этомэпизоде, а Ляхницкийсерьезно спрашивает:какой Долгоруков,не Павел лиДмитриевич?Он, говорю. Ясейчас кончилбольшую статьюо Катенине,печатаю в «НовомМире», уже деньгиполучил и проел».
Конец августа.Делаю «Панаеву»(для новогоиздания)9 —клею обои вкомнате. ПозвонилЗощенко. «К.И.! так как у менятеперь ставкана нормальногочеловека, тоя снял квартирув вашем районена Сергиевской,3 дня перед этимболел: все лежали думал, сниматьли? — и вот наконецснял, соединяюсьс семьей, одобряете?Буду ли я лучшеписать? — вотвопрос». Я сказалему, что у Щедринауже изображенатакая ставкана нормальногочеловека — в«СовременнойИдиллии» —когда Глумовстал дажеКшепшицюльскомуподавать руку.
— Этого я незнал, вообщея Щедрина терпетьне могу и оченьрадуюсь, чтоФет его ругаетв тех воспоминаниях,которые я читаютеперь. <...>
Ночь на 11 сентября.Переехали мыв город 9-го. ВыдалМуре медаль«за спасениепогибающихгусениц». Погодаясная; у М. Б. болелаголова; мы сМурой гляделииз окна вагона.Боба с нами всиней рубашке,в короткихштанах. У меняв портфеленедоконченнаястатья о детях— о детскихстихах — а вдуше феноменальнаяусталость. Этолето было дляменя адом: вместоотдыха на дачебыл устроенкакой-то садпыток. Единственноесчастливоевремя было 10дней в квартире,в зной, средистрашной пыли,когда я, голодный(т. к. не умелпозаботитьсяо еде), писалсвои Экикики.<...>
_________
Диалектикаистории: Низкаядуша, выйдяиз-под гнета,сама гнетет10.
(Достоевский)
_________
<...> Был в Госиздате.Там лежит мойисправленный«Айболит»,готовый длянового издания.Я сделал егоеще прошлымлетом. Теперьон был на цензуреу Горохова.Горохов главный«редактор»Ленгиза. Красив,длинные волосы,не глуп, но говорливи тинно-вязок,как болото.Говорит длиннои кокетливопо поводу ерунды,причем оттеноктакой: «Вотхотя я и начальство,хотя я главныйцензор, а могусовсем просто,по-человечески,как равный сравными, разговариватьс вами. Вот ядаже острю».Очень либеральничает.
— Мне лично«Айболит»понравился.Я прочитал еговслух своемусыну. Оченьмило, оченьоригинально.Но как главныйредактор, я немогу пропуститьэту вещь. Нет,нет, теперьнечего и думатьоб этом. Теперьтакие строгости,теперь у властиГУС, которомумы должныподчиняться.
Амежду тем еслибы они приняли«Айболита»,у меня были быте деньги, ок-рых я теперьтак хлопочу.Сердце! Сердце!На какие пустякиприходитсятратить его.
11/IX. Воскресение.<...> Забыл записатьо Госиздатееще следующее:Галактионовнамудрил в моемНекрасове так,что пришлосьперепечатыватьвсю четвертушку*,Гессен с Черкесовымизвратили весьмой ХронологическийУказатель, аЧеркесов одинвнес опечаткув ту страницу,где указываютсяопечатки: вместо«К великойгорести царя»— «к великойрадости царя».Я стал жаловатьсяКаштеляну:Каштелян равнодушноговорит:
— Это что! А воткогда мы печаталисоч. Ленина, мыдали себе клятву:ни одной опечатки.Старались изовсех сил. Ноинститут Ленинанашел в этихкнигах около50 серьезныхопечаток. Ипришлось — вовсех 10 000 экз. скоблитьножичком буквыи печататьдругие в ужеотпечатанныхкнигах!
* Перепуталистрофы стих.«Шарманка»,наврали в колонтитулецифры, и надстихами Некрасовапоставилизаголовок:стихи, приписываемыеНекрасову.—Примеч.автора.
Конечно, людям,которые привыклик таким методамработы, изгадитькнигу Некрасова— ничего нестоит.
Были у меняШварц и Сапир.Шварц потолстел,похорошел;уходит из Госиздыи поступаетв редакторы«Радуги». Упивается«Соловьем»Мих. Зощенко.Сапир пишето нефти, о синдикатах— и мечтает одетском издательстве.Я прочитал емустатью о детскихстихах (экикиках).Он не одобрил:не заразительно,скучновато.Черт его знает,может быть, они прав.
Вспомнил анекдото Розанове. Онпришел к Брюсовув гости, не застал,сидит с егоженою, Иоанной,и спрашивает:
— А где же вашБальмонт?
— Какой Бальмонт?
— Ваш муж.
— Мой муж неБальмонт, аБрюсов.
— Ах, я всегдаих путаю. <...>
Канитель ссудебным деломнашего дома.Каждый из нас,живущих в этойквартире, охваченкакой-нибудьманией. Я сейчасдумаю толькоо своих «экикиках»,Мура — толькоо собачке, которуюмама обещалаей купить, Боба— о буере, которыйон хочет устроитьс Женей. Вчераон с Женей ходилик Борису Житкову,который тричаса объяснялим, как нужноустроить буер.Теперь Бобадумает, где быдостать водопроводнуютрубу, нужнуюдля руля, и т.д.
Мура взволнованнымголосом, тихои таинственноговорит о собачке.«Так как она— барышня, унее скоро будутдети. Ей нужноустроить ящик— чтобы онаимела, где родить».—«Мура, как жеона родит, еслиу нее не будетмужа?» — «Этокошкам и другимживотным нужнымужья, чтобыродить, а собакедовольно пройтимимо другойсобаки — посмотретьна нее — и вотуже у нее дети».
13 сентября. В«Академию».Она только чтопереехала вновое помещение.Очень красивыйсиний цвет нафасаде и вывесках.В окнах еще невыставленыкниги. Дали мне60 рублей в счет«Панаихи».Говорят, полученабумага для 2-гоиздания. Теперьпосле успеха«Панаихи» нетиздателя, которыйне стал бы печататьмемуары. В «Прибое»,говорят, собираютсядаже Барсукова«Жизнь Погодина»тиснуть в 28 томах.Из «Academia» в«Красную» кЧагину. У негов кабинетеЭкскузович,Евг. Кузнецови друг. КогдаЭкскузовичушел, Кузнецов,заикаясь: «Ядддолжен, вотэто, осведомитьвас, вот это,Петр Иваныч,что нам с Радловымпоказалось,что в мейерхольдовском«Ревизоре»много мистикии притупленожало сатиры.Это — Гоголь50-х годов. Уничтоженосоциальноезначение «Ревизора».Мы так и писатьбудем, П. И.».
Петр Ив. Чагин,добрый, полнеющий,страстно влюбленныйв свою МариюАнтоновну,втайне поэт,сразу говоритпо трем телефонам,выслушиваетдесятки людей,нажимает всевозможныекнопки, просматриваеткорректуры«Красной»,«Панорамы»,«Резца» и т.д.— и всегда унего такой вид,будто он совершенносвободен иникуда не торопится.
Я в «Красную»приходил списьмом Бианки,которое переслалмне Житков.Бианки отвечает«Леснику» наего нелепыепридирки встатье, напечатаннойоколо месяцаназад. Встретиля Лесника налестнице. Далему статьюБианки. Он прочитали говорит: нуж и задам я емуфеферу! Как онсмеет писать,что следовалобы отхлестатьменя кнутом,и тогда бы яузнал, какиекнуты бывают.(Спор у них шело кнутах.) Этогоя ему не спущу.Я сдал статьюБианки Чагину.Кугеля не видал.Кугель ушелв Вегетарианскую.
В «Красной»— ремонт. Лестницасверкает, стены— как зеркало.Очень забавнуювещь рассказалмне по этомуповоду Зощенко:будто бы отиздания «Красной»осталось тысячтридцать рублей,которые администрациярешила пустить«по партийнойлинии», на изданиекакой-то макулатуры,тогда администрация«Красной»надумала лучшеустроить роскошныйремонт, лишьбы не выбрасыватьденег.
Из «Красной»— к Гринбергу,который долженмне 50 рублей.Я решил бытьстрогим и получитьу них эти деньгиво что бы то нистало. Но вхожу,у них чиновникСобеса описываетмебель, какбесхозную.Моисей Григорьевичуехал в Москвук Захару Григорьевичу— хлопотатьо спасениимебели. И такмне жаль сталонесчастнуюжену Гринберга(у нее щеки горят,она говоритбезостановочныйвздор, и длятого, чтобывнушить чиновнику,что она некакая-нибудь,сует ему вырезкуиз какого-тонемецкогожурнала, гдеЗ. Гринбергизображен рядомс Горьким —даже не рядом,а чуть-чутьпозади),— чтоя не заикнулсяо деньгах. О,скольких униженийя избег бы, еслибы не дал имэтих 50 рублей!
Оттуда к Слонимскому— отдать долг.У Слонимскогов доме оказаласьеще мать жены,еще какая-тоАнна Николаевна,есть на коготратить деньги.