Спустя двадцать с лишним лет критик С. Земляной в статье «Литературное амплуа: заместитель Бога по розыску» (Свободная мысль. 1998. № 2) добавит: «Богомолов в «МИ» («Момент истины») сделал то, что ни у кого еще в русской литературе подобным образом не получалось: он показал Россию за работой. Не за молитвой, не за гульбой и водкой, не в погоне за очередной идеологической химерой, не под бюрократическим прессом, не за побиванием каменьями «лишних людей» и «врагов народа». За РАБОТОЙ.
Россию за работой до Богомолова никто еще так не увидел и такой не нарисовал. И не суть важно, что нарисована она за особой работой — за ратной страдой в ее специфическом обличье: за ловлей шпионов и диверсантов».
Очень скоро роман был гюреведен на многие языки мира. Зарубежные писатели, критики и читатели оценили его так же высоко:
«Роман виртуозно профессионален, это образец нового романа в современной литературе, — отметил в интервью журналу «Латинская Америка» Габриэль Гарсия Маркес, — талант Богомолова — в любви к людям и вера в них».
«Богомолов показал неизвестный нам мир контрразведки с необыкновенной точностью и мастерством, — писал известный польский литературовед Ежи Путрамент в журнале «Литература». — Но он показал также некоторые иные, значительно более широкие явления, относящиеся к работе государственного механизма, государства тех времен. И все это не в виде панегирика, как когда-то, не в виде пасквиля, как потом, а с неумолимой точностью и достоверностью. Автор поражает совершенством прозаического мастерства. Отличительные признаки таланта прозаика Богомолова — - образное видение места и людей, постоянно возрастающее напряжение. С каждой страницей книга все больше захватывает читателя, а в конце он уже не в состоянии от нее оторваться. Роман кончается как рассказ: так и хочется продлить его на несколько страниц. Ничего более значительного на эту тему еще не было сказано никем».
Вместе с тем среди критиков, и отечественных, и зарубежных, разгорелись дебаты: к какому жанру отнести это произведение — приключенческой повести? детективу? или роману с использованием детективных приемов?
Не секрет, что в литературном мире иногда используют термин «детективный» для дискредитации произведения, чтобы вызвать у потенциального читателя некоторое пренебрежительное отношение, ибо жанр приключенческой и детективной литературы, какой бы талантливой она ни была, заведомо несет в себе некоторый элемент облегченности чтения и восприятия.
Поэтому возникли чисто терминологические споры и литературно-вкусовые обсуждения: в какую жанровую нишу поместить «В августе сорок четвертого...»? Ведь и сам Владимир Осипович в процессе многолетней творческой работы над произведением пересмотрел в итоге свое отношение к нему — как по определению, так и по жанру.
Из дневников В.О. Богомолова («История создания романа») наглядно прослеживается: произведение, задуманное им поначалу как приключенческая повесть для юношества, по мере накопления материала, расширения и более тщательной разработки сюжета превратилось сначала в детектив, а затем привнесенный в него психологизм и глубинное осмысление описываемых событий, обогащенные документами, вывели произведение за рамки повести, превратив в роман, который в конечном варианте уже никак нельзя было отнести ни к жанру приключений, ни к жанру детектива.
Константин Симонов, прочитавший рукопись романа еще до получения официального разрешения на публикацию, первым увидел и подчеркнул исключительную особенность романа и полностью отверг его принадлежность к популярному детективному жанру: «Это роман не о военной контрразведке. Это роман о советской государственной и военной машине сорок четвертого года и типичных людях того времени».
Такое же понимание смысла романа сложилось и в Отделе культуры ЦК КПСС (И.С. Черноуцан, А.А. Беляев), и оно абсолютно совпадало с авторской оценкой и определением; это же чувствовали цензоры, поэтому так рьяно, по-своему, отстаивали «интересы» этой государственной машины.
О неприемлемости однобокой жанровой характеристики романа созвучно высказались и зарубежные литераторы.
«В мире произведений, не имеющих литературной, человеческой и художественной ценности, есть шедевры. Таков роман Владимира Богомолова «Момент истины» («В августе сорок четвертого...»). На Кубе его роман имел ошеломляющий успех на всех читательских уровнях: и у неизменных приверженцев детективного жанра, и у студенческой молодежи, и даже у писателей. Все единодушны в его восприятии. Богомолов написал не просто хороший, а один из прекраснейших романов, который я когда-либо читал, — утверждал признанный мастер детективного жанра Луис Рохелио Ногерас, — и с моей точки зрения выдающийся роман-детектив в том понимании, что талантливое многоплановое произведение Богомолова не может быть обозначено одним жанром, как «Пармская обитель» — это роман о любви, а «Дон Кихот» — приключенческий роман».
Его поддержал и известный немецкий издатель и литературовед Леонард Кошут: «Богомолов создал нечто гораздо большее, чем гимн контрразведке, достижения которой он соотносит с общегосударственными аспектами. Это блестящий роман, который читается на одном дыхании и героев которого запомнишь четко и надолго.
Что касается определения — приключенческая это книга или роман? Ни то и ни другое, как если бы повесть Пушкина «Дубровский» отнесли к приключению, а «Преступление и наказание» Достоевского — к детективу».
В советской литературе 70—90-х годов не было более известного и знаменитого произведения, чем роман В.О. Богомолова «В августе сорок четвертого...» («Момент истины»). Он стал мировым бестселлером и был признан классикой советской и мировой литературы.
Роман стал «моментом истины» и для самого автора, вершиной его творчества, хотя сам Владимир Осипович так не считал, ибо уже вплотную приступил к работе над новым эпическим произведением «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...», которое, как он полагал, будет главным в его творческой биографии.
За тридцать лет, прошедших после первой публикации романа, вышло сто с лишним его изданий (настоящее — 114-е) на более чем пятидесяти языках мира, и по количеству изданий и тиражей он оказался абсолютным чемпионом среди опубликованных отечественных литературных произведений.
Роман поистине стал народным.
А в Московском физико-техническом институте имени Баумана студентам даже было рекомендовано начинать изучение прикладной математики с чтения романа В. Богомолова «В августе сорок четвертого...», так как в нем представлена модель, алгоритм любого поиска, в том числе и научного: накопление экспериментального материала, информации, поиски новых данных, осмысление гипотез, отказ от некоторых зашедших в тупик идей и выбор новых, подготовка и проведение специальных экспериментов, и завершение — конечный результат.
По всей стране прошли читательские конференции книголюбов: стихийные и организованные, объединившие учащихся школ, студентов техникумов, институтов, интеллигенцию техническую и гуманитарную, рабочих, военных, пенсионеров. В архиве В.О. Богомолова хранится огромное число приглашений принять участие в подобных читательских конференциях, а также отчеты об их работе (они высылались в адреса издательств, а затем передавались автору).
Но В.О. Богомолов, человек крайне не публичный, за всю свою творческую жизнь ни разу не принял участия ни в одном публичном мероприятии: конференции, обсуждении, теле- и радиовыступлении о себе и своем творчестве, и очень редко, неохотно, только по крайней необходимости давал интервью. Вместе с тем в приватных беседах с литературоведами, критиками, журналистами был абсолютно искренен, прямолинеен, до конца откровенен, и всегда четко определял свою позицию, когда речь шла о том, что его действительно волновало или что было смыслом его жизни.
Для понимания истоков и сути профессионального «секрета» В.О. Богомолова многие критики и литературоведы просили Владимира Осиповича ответить на ряд интересующих их вопросов. В архиве В. Богомолова сохранились несколько таких анкет-вопросников, в том числе известного критика Л. Лазарева (тогда заместителя главного редактора журнала «Вопросы литературы»). Было задумано в рамках «круглого стола» «Литературной газеты» провести цикл бесед, в которых бы сам автор ответил на подготовленные ими вопросы:
— как, когда и с чего началось Ваше творчество?
— у кого из писателей Вы учились?
— кто из писателей Вам более других близок?
— кроме художественной литературы — какого рода книги Вас интересуют: мемуарные, документальные, исторические исследования?
— что вызвало у Вас желание попробовать свои силы в литературе, когда и как это произошло?
— как возникает замысел произведения?
— когда Вы начинаете работать над произведением, ясны ли основные его персонажи, главная линия сюжета, финал, к которому Вы приведете героев? или это в процессе работы уточняется? существенно меняется?
— что для Вас была война?
— каким Вы вошли в войну и каким из нее вышли?
— в какой мере в своих произведениях Вы опираетесь на то, что видели и пережили на фронте сами?
— есть ли прототипы у героев или это образы собирательные?
— используете ли Вы известные Вам случаи, фронтовые эпизоды в качестве «модели», «натуры» или они полностью плод Вашей фантазии?
— в Ваших книгах поражает огромное количестве конкретных, точных деталей психологии, быта, речи именно того времени и той среды — как это вам удается?
— введение в текст романа и повести «Иван» документов — это прием для создания иллюзии достоверности?
— почему Вы не вступали в Союз писателей?
— Вы получаете довольно много писем от читателей, какого характера эта почта?
— помните ли Вы тот миг, когда у Вас возникло стремление писать? Был ли это зов судьбы или мелькнувшая в сознании мысль — побуждение зафиксировать на бумаге наиболее яркое, сильное впечатление о пережитом? Понятно, что это — природный дар, Божья искра, но, может, все-таки есть какая-то внешняя побудительная причина для того, чтобы сей дар не только обнаружился, но стал даже не профессией, а смыслом жизни? Или это Вам неважно — когда и как?