Сидонский принес Шлоссера, — старое издание, 1815 г., поэтому почти не годится; это меня теперь разочаровало, а я ждал нового. Тем лучше, однако, — скорее отдам. Так как Срезневский прислал сказать, что его не будет, поэтому мы и не стали дожидаться Устрялова. Я, потому что думал кончить вечером этим или, во всяком случае, к завтра утру для Срезневского и отнести, зашел более чем на час к Вольфу, между тем как в четверг был у Доминика, все даром. После писал вечером, однако, все-таки не успел дописать, весьма много не успел, так что нечего и думать, что завтра утром успею кончить и отнести.
(Это писано до этого времени у Фрейтага, а теперь до Устрялова.)
29-го [октября], суббота. — Получил письмо с деньгами. Кому? Я думал, мне, и решился уже отдать Вас. Петр., но пошел в почтамт, поэтому вместо Неволина сговорились сойтись в университете с Ворониным. Деньги из Аткарска 172. Оттуда зашел на несколько минут в кондитерскую, которая на углу, ничего не взял, конечно. Оттуда в университет, где несколько минут дожидался Воронина после звонка; после поехали. Вместе с нами сидел доктор их; я хотел говорить о лекарстве против желудка, но не решился. До обеда занимались, после обеда мне думалось, что удастся почитать «Gegenwart», но снова сказал Константин: «Если угодно, мы будем продолжать». — Итак, еще четверти три. После поехали вместе с Ворониным и гувернером, — они в театр. Александр позабыл шпагу, я предложил заехать взять мою, и взял, т.-е. остановились, я сбегал за нею. После сделал, чтоб вырвало, и стал пить чай, решившись уже в пятницу вечером, по предложению Любиньки, снова есть молочное.
30-го [октября], воскресенье. — Уснул в субботу снова весьма рано, зато проснулся в 2½ ч., сел писать и писал до 10 или 11, когда пришел Вас. Петр., который просидел до двух почти. Особенного ничего нового не было, поэтому сначала скучно было, после разговорились о характерах своих, вообще о людях, о моих планах относительно того, как устроить свою жизнь после университета. Когда ушел, — снова писать. Писал до чаю, после снова, и только через полчаса после чаю, в 7¼, успел кончить, но не успел перечитать, чтоб сверить. Синтаксиса было гораздо больше, чем я думал: вместо двух страниц занял почти 4. Пошел к Срезневскому, у него ничего особенного, только сказал, что я сделал слишком обширно, что ему было бы довольно одной страницы. Я почти тотчас ушел, потому что ему некогда, и пошел к Вольфу, у которого более часа. — Новость: перемена министерства; что-то будет — не знаю. «Siècle» переменил формат и стал совершенно похож на «Presse» или «Constitutionnel». Это мне не нравится, хотя шрифт не такой, как в «Presse», гадкий, а прежний — прекрасный, но мне прежний формат весьма нравился, чего о теперешнем сказать нельзя. Пришел домой и почти тотчас уснул, потому что и так работал 14–15 час. Устрялов пришел.
(Писано у Фрейтага на лекции 4 ноября, в пятницу.)
Понедельник не помню, кажется ничего особенного, даже кажется, почти ничего не писал повести, а когда пришел из университета, спал должно быть и читал «L’Oeil de Boeuf» и «Современник».
Ноябрь
1 [ноября], вторник. — Пошел слишком рано, поэтому сидел в библиотеке и перебирал исторический каталог. Подошел Лерх и спросил, что я ищу. Так как был Sismondi под глазами, я спросил его, он принес, и я должен был взять билет, который на следующий день дал подписать Куторге, и взял IX, X, XI томы Sismondi, Histoire des Français 173. Отдал Сидонскому его Munk, которого почти не читал. Вечером думал, что будет Вас. Петр. у меня. Несколько времени и был и сказал, что Залеман доставил ему в среду переписку ролей в театр по 15 к. сер., что если так, то можно в день заработать по рублю сер., и если будет постоянная работа, то он останется месяца на два, чтоб собрать рублей 60 сер. Это меня раздосадовало: итак, снова остается поглощать мои деньги, итак, снова остается бог знает при чем, итак, снова остается околачиваться здесь неопределенным образом. И притом он, во-первых, помешал обедать мне, во-вторых, я должен был велеть подать обедать ему. Поэтому я досадовал и, может быть, не хорошо обращался с ним. Он хотел уведомить меня, если что будет, — если поедет, то в среду утром, если поедет в среду, а между тем не был до сих пор. Бог знает, что с ним, верно, все-таки, не уехал. — Вечером несколько писал.
2 [ноября], среда. — Утром писал несколько; вечером не поехал с Ворониным, потому что он сказал, что ему нельзя ехать на дачу, а должен здесь остаться. — А чтоб вас к чорту! — однако не слишком рассердился и если рассердился, то главное потому, что не приготовлено дома молочного, поэтому ел говядину и поэтому вырвало, но не все, а только жареное, поэтому еще довольно порядочный у меня желудок. Писал повесть и дописал до конца 4 листка 3-й тетради. Взял Sismondi; отдал Munk Сидонскому.
3 [ноября], четверг. — Утром писал и написал более 2 листков, вечером также, несколько менее, и как раз кончил третью тетрадь, т.-е. 48-ю страницу. Ждал утром и вечером В. П., — его не было. Мне из 4 р. сер., которые был должен несколько времени тому назад, Ал. Фед. отдал 3 р. сер., и Любинька выпросила из них 2, т.-е. спросила 50 к. сер., но я отдал ей их и просил возвратить мне рубль. Так как ел за обедом много и слишком поджаренные корки кашицы, которая почти каша, то была отрыжка. Приходил вечером Ал. Фед. Заснул, сам не заметил, как это часто теперь случается. Почти дочитал I том «L’Oeil de Boeuf».
4 [ноября], пятница. — Утром встал в 8 с лишком, почитал несколько, написал ½ стр., после пошел к Вольфу, у которого буду на-днях надолго, чтоб читать «Отеч. записки», как они выйдут, и выпью тогда чаю. После пошел к Фрейтагу, когда он только что вошел в аудиторию, верно буду переводить у него — нет, переводит Куторга. Я уже начал было, но Лыткин сказал, что он готовился, и я сказал ему, чтобы он переводил вслух. — Несколько думаю о Вас. Петр., но, однако, мало. Не знаю, лучше ли желать, чтоб он здесь остался или уехал, решительно не знаю. В самом [деле], бог знает, верно ли то, что в театр поступит. Если верно, то, кажется, для него лучше. Но затрудняет суждение здесь то, что мой эгоизм желает того же, потому что тогда я освобожусь от всякого стеснения.
(Снова пишу у Фрейтага в понедельник, 7 числа.)
В пятницу, дожидаясь В. П., вечером я пошел узнать, уехал он или нет. Когда шел, то думал, что, конечно, мое ожидание, что уехал, не исполнится, а мне, признаться, как-то более хотелось, чтоб уехал. Пошел в 8 час.; когда вошел во двор, у них огонь, поэтому не уехал. Особого впечатления не сделало, потому что ждал этого: если б уезжал, верно раньше пришел бы. Сказал, что то, что доставил ему переписывать для театра Залеман, удержало его отъезд, что если это не удастся, то уедет в следующую пятницу (но скорее останется, как мне кажется). Над. Ег. получила шитье для невесты Славинского, и жена Орлова обещала доставать ей шитье из института, где ее дочери. Это радует В. П., он думает — 6 рублей. Начал толковать об отъезде; я показывал неосновательность его надежд на то, что успеет скопить денег или что может выдержать экзамен на учителя. Я уверял, что время пройдет ужасно много, и он никогда не примется за дело. Что и говорить, что меня побуждал говорить отчасти и эгоизм, т.-е. собственно он делал, что я высказывал мысли свои, иначе, конечно, промолчал бы. После стали говорить об уме, о литературе, мне удалось уговорить его прочитать мне что-нибудь из того, что есть у него написанного. Он стал читать, как он [говорит], писанное в гоголевском роде, как он говорит — вздор и дрянь. Не могу сказать, чтобы в самом деле видно по отрывкам гениальное произведение, потому что начинал читать его только начало, но гораздо лучше и судя по отрывкам того, что печатается, и уже гораздо лучше всего, что было напечатано с самой «Обыкновенной истории» 174 и «Кто виноват?» 175. Я опасался несколько, что он не напишет так, как они — весьма хорошо, если не принимать во внимание Ж. Занда и подобных ему, о достоинстве которых я хорошенько, однако, не могу сам судить, а восхищаюсь, потому что все так делают. Часы мои вечером остановились и не стали идти, поэтому я просидел у В. П. до 10½, а то взял бы их с собою, потому что Ив. Гр. откуда-то достал довольно хорошенькие, т.-е. лучше моих гораздо, золотые часики, которые подарил Любиньке.
Суббота [5-го ноября]. — Утром писал несколько. У Ворониных просидел дольше, может быть, чем обыкновенно в этот день, — так что воротился в 8, — это потому, что поехал с отцом, который отправился в баню. Я думал, что может быть что-нибудь нужно будет и говорить, но ничего, кроме нескольких общих слов, которые не имели никакого отношения к какому-нибудь делу. Обедал там, как обыкновенно, и так легко было, как никогда, так что хотя дома напился чаю одного с большим количеством хлеба, но ничего.
Воскресенье, 6-го [ноября]. — Решился праздновать. Утром писал и к 11 собрался было идти к Вольфу праздновать, читать новые журналы и посмотреть статью Срезневского в библиотеке, но как я одевался, пришел В. П., которого я ждал или теперь, или к вечеру, просидел почти до двух. Ничего особенного не было. Как ушел, я стал обедать, после обеда пошел к Вольфу, у которого пробыл более 3 часов, до чаю своего, и истратил 33 к. сер. таким образом: когда туда шел, взял у Иванова на 3 к. сер. 10 сухарей, как теперь обыкновенно делаю, и потому что так лучше и у Иванова (в доме, где контора «Отеч. записок») весьма хороши сухари. Пил кофе вместо чаю, потому что так, думал, сытнее и хотел пороскошничать; пил, читал газеты. Когда взял «Отеч. записки» (которые подали весьма вежливо, что меня обрадовало, — значит, я пользуюсь авторитетом), то нечего было с ними есть, потому пошел, оставивши книгу у своего приятеля мальчика, который снова был тут в этот раз, к Иванову купить сухарей — не было. Поэтому должен был что-нибудь другое взять, и я взял два пряника — один шоколадный, другой миндальный, один пирожок в 3 к. и один в 1½ к., пряники по 3 к. сер., и воротился читать «Отеч. записки» и читал «Записки Пикквикского клуба»