и раздумывал, что все они ему страшно бы опротивели, а Над. Ег. ничего, нисколько, потому что в ней нет кокетства, жеманства, принужденности, натянутости. Ныне у меня не билось сердце, когда он говорил о ней. Вообще кажется, тут, что он начал ставить как бы в заслугу ей и достоинство пред другими, что она не опротивела, было мое влияние. - Вечером думал о том, что писать Фрей-тагу: думал о своем семинарском рассказе о Милонqqе {65}, - он написан дурно и почти все должно исправить; о переводе "Княжны Мери" - и даже начал было писать и проч.; кажется, буду писать Milo.
29 [сентября]. - В университете несколько говорил с Фишером о цели, освящающей средства. Он сказал, что так говорили, - говорят,- иезуиты, хоть, может быть, и не говорили они этого. Как кончилась лекция, Залеман закричал, что это он говорит потому, что сам иезуит; я стал говорить против этого. - Несколько говорил с Лыткиным, стоя у кафедры у Куторги. Приходил к Ку-торге к концу попечитель; я совершенно владел выражением своего лица, но внутри несколько волновался или, собственно, злился на него. - я его враг, это так. Вечером несколько спал, несколько читал "Hist. de Rév. d'Angl.", большую часть времени писал Срезневского и почти дописал, хочу утром завтра кончить, - дописал до гаданий и остается одна только страница. Теперь 11_1/2. Вас. Петр, хотел зайти, если пойдет к Залеману, я и ждал, и нет, потому что было довольно сыро, а он говорит, что у него нет калош.
30 [сентября]. - Утром пиcал Срезневскому, которого вечером,
дописал перед тем, как пошел к Славинскому. Грефе не было, и я пошел к Вольфу. 20 к. сер. за кофе. Вечером был у Славинского,- собственно, за газетами, говорил о философии и политике, кажется, попрежнему довольно хорошо. Оттуда, просидевши 2_1/2 часа, к Ал. Фед., где просидел также около 2 часов и взял 19-22 сент. "Debats". День довольно хороший, т.-е. занимательный, но ничего не сделал, кроме того, что дописал Срезневского. Читал Ив. Гр. процесс Стратфорда из "Révol. d'Anlg.".
[Октябрь 1848].
1 окт., 11 час.- Написал Фрейтагу перевод из книги Срезневского о гаданиях, просидел не так много, как раньше, гораздо менее, всего часа 3_1/2 с перепискою. Потом читал все "Debats", где, однако, ничего особенного нет; только разве речь Монталамбера, которая хороша, где нападки на университет, и дурна, где предлагает свои средства. Ал. Ф. обедал у нас и просидел до 6 часов; играли в преферанс и я играл с охотою, так что даже хотел бы еще поиграть час. Денег не мог отдать, потому что они спрятаны у Любиньки и взять у нее при нем - подать возможность ей и Ив. Гр-чу заметить это. Читал Вентворта (№ 1, приложение к Гизо) Ив. Гр-чу, и он начал несколько читать "Историю англ. революции", - может быть, понравилось в самом деле через мои чтения. С Ал. Ф. ни о чем не говорил. Вас. Петр, не был; я думал, но без сердца, только головою, о нем и о ней, как это довольно уже давно. В церкви не был. Да, третьего дня, как давно хотел, проходя мимо лавочки, которая за Пятью углами против дерева, купил на 7 к. сер. белого хлеба, который по виду казался лучше, чем какой покупает Марья, потому что печен не с такою коркою, а твердою, и поэтому выходит как московская сайка. После ' этого стал покупать там.
2 октября. - Мое сочинение прочитал и ничего не нашел, кроме praedicens и narrans[79], вместо которых предложил другие слова, да и apud Slavos divinatio[80]. Когда я шел, и раньше того, когда писал, то не то трусил, а в этом роде, как обыкновенно бывает, напр., перед экзаменами, но когда читал и много не разбирал или не понимал Фрейтаг, я отвечал совершенно равнодушно, не как обыкновенно, так что сердце нисколько не билось, и отвечал голосом твердым решительно и громким, а не таким, как делал раньше. Итак, я думаю, что постепенно все исцеляюсь от своей способности смущаться и конфузиться или не в этом роде, а, как бы сказать, волноваться. Когда писал, то думал, что слишком стараться не должно, потому что ведь сам Фрейтаг не бог знает как много знает. Теперь переводит Воронин.
Должно сказать, что я еще не удосужился сказать [В. П-чу] о том, что [даю] у них теперь уроки. Однако, не потому, что совестно,- правда, совестно, но перед собою более, чем перед ним,- а потому, что позабывал, или потому, что нельзя было, потому что были другие при этом.
Напишу что-нибудь о моем суждении о чрезвычайных людях, напр., о Гоголе, Гизо и проч. Я, признаться, не совершенно сам независимо могу, кажется, видеть, что в самом деле они безмерно выше других; во-первых, потому что я ценю более отдельные части, чем целое, потому что (по крайней мере так я думаю) не достиг еще степени развития, необходимой для того, чтобы вполне обнимать целое. Правда, однако, что я стал понимать части более обширные, чем раньше, но, напр., в романе не могу еще хорошо и вполне с первого раза проследить развитие характера, а более смотрю на отдельные сцены, - это придет, я надеюсь, со временем;- итак, везде я более в состоянии ценить части, чем целое, а части могут быть украдены, т.-е. заимствованы, конечно, из известного писателя, которого еще не читал, и поэтому мне они покажутся своими, между тем как не принадлежат тому, которого читаю; и потом только в целом является истинное величие. Поэтому, признаюсь, между скелетом трагедии и самою трагедиею, между трагедией и лирическим стихотворением я не могу заметить большой разницы в значении, и, напр., в трагедии мне обыкновенно нравятся отдельные монологи и сцены. Во-вторых, мне кажется, этому много противодействует то, что я везде, где нахожу что-нибудь хорошее, склонен ценить того, кто сказал его, за умного человека и не понимаю хорошо, какое огромное различие между умною мыслью, высказанною умным человеком, и между умною тою же самою мыслью, высказанною дураком; и, напр., что у Греча в "Поездке в Германию" все глупость и пошлость, это так, но, напр., Мстиславцев, когда влюбился, смотрит в лица всем девушкам (однако, здесь, если снова смотреть предубежденными глазами, т.-е. так: великий человек - все, что говорит, если знаешь- должен принимать, если не знаешь - должен верить и стараться отыскать в своей жизни что-нибудь подобное; а невеликий, обыкновенный человек говорит, - что знаешь сам, так; что не знаешь или хоть чуть знаешь по опыту противное, - критикуй), то можно и здесь отыскать пошлость, т.-е. неверность сердцу. Он смотрит затем, чтоб отыскать черты, что не должен надеяться (слишком влюблен), а не затем, как я делал, когда был взволнован Над. Ег., чтоб сравнивать всех с нею со страхом, что, может быть, которая-нибудь сравнится с ней, но более с гордостью некоторой, что нет и не будет встречена ей равная. - Я открыл в себе подобное, что и теперь, но особенно раньше, смотрел в лицо всем, чтобы сказать, как говорит Валентин у Гете: "Вот и хвали каждый свою, я спокойно сижу и скажу, наконец: -а где есть такая, как моя Маргарита?- и все замолчат". - Так точно и в науке - не решительно хорошо я могу, напр., оценить "Историю Англ. революции" Гизо и,
напр., сам по себе не заметил бы в ней необыкновенной разницы с "Историей Фронды" Сент Олера, и если бы я не был предубежден в пользу Гизо, то, может быть, и сказал бы, что одною этою историею нельзя удовольствоваться, потому что ни по всестороннему и обширному, полному изложению фактов, ни по изложению идей она не решительно удовлетворительна и принуждает обратиться к источникам, чтобы узнать действователей и цели и образ действия их. Так-то я еще молод и слаб умственною силою. А Луи Блан почти в мое время уже выступил главою партии и стал одним из первых людей; Гете тоже, - это для меня неприятно.
11 час.- Отдал Срезневскому балтийских славян и, из университета когда шел, был весьма недоволен собою, - как-то мне кажется, что другие почитают это подлостью. Вечером был у Вас. Петр., у которого не остался сидеть, не хотелось оставаться и чай пить, но было неловко: он, кажется, осердился, что я ушел. Над. Ег. лицом снова понравилась больше, чем давно (с самого того воскресенья, когда я застал ее неодетою). Когда пришел домой, сшивал тетради, чтобы дописать Срезневского, и после читал Ив. Гр-чу процесс Карла I из Беккера. У В. П. ничего особенного не говорили.
3 октября. - Утром сходил к Корелкину за Шафариком, его не застал дома, дожидался Попова, который был у обедни, посидел с полчаса. Попов мне показался не так хорош, как раньше, и лицо несколько странно. Я слушал рассеянно и говорил тоже; после писал Срезневского. Пришел Ал. Фед., просидел три часа, говорил все решительно вздор. Я написал до местоположения городищ. Алекс. Фед. говорил с Ив. Гр. об Иринархе и все почти насмешливо; рассказывал, как подлец Ионовский уведомил его отца о том, что сын его обокрал церковь, с тем сделался удар. Это меня раздражало несколько, потому что подобное было недавно с папенькою. Писал Промптову. Вчера, когда шел от Вас. Петр., вздумал, и теперь решительно думаю, в этом письме написать папеньке: огорчит их или нет, если я перейду от Терсинских. Главная причина- по крайней мере мне так кажется, - Вас. Петр.; больше через это расстраивается знакомство с ним. Если напишут, что ничего, то я скажу, чтобы, если угодно, переменили квартиру и взяли такую, чтобы мне была особая решительно комната, так, чтобы ни мне, ни от меня не было беспокойств. Между тем о В. П. думаю мало. - 11 часов. Писал, совершенно не читал.
4 октября. - Утром писал Срезневского, написал городища. В университете прочитал объявление, что кто нынешний день не заплатит, будет уволен. Ничего особенного не почувствовал, только завтра побываю у хозяина и проч., чтоб справиться, не готово ли уже. Не беспокоюсь об этом, потому что ждал, что не успею получить свидетельство, а эта угроза вздор. Просидел у Вольфа обед, выпил кофе и до самого того времени, как в 9_1/2 час. воротился домой, ничего не чувствовал, только несколько усталости в ногах. У Вольфа газеты читал мало, более читал "Отеч. записки", кото-