отчас стала играть Прасковья Константиновна, и Марья Константиновна осталась у фортепьян, так что я хотел дождаться, когда кончит она, чтобы благодарить обеих вместе. Но игра Прасковьи Константиновны кончилась галопом и танцами, и тотчас же после нее села старшая самая сестра, а они начали кадриль - так и пошло, а между тем у меня начинала несколько пробегать легкая дрожь по коленкам, когда я готовился благодарить. Во время игры говорила мать, которая сидела между е и к, с Ал. Фед. и Ив. Вас, который сидел подле меня (я сидел все между к и з) между Д и ж, о том, что вот нынешний вечер скучный, а тот, за два года, был весьма веселый, - так долго помнят, так быстро идет время! подумал я; подумал о том, что этот вечер один - важнейшее время года для дочерей ее и, может быть, для нее, - как-то стало жаль,
что он скучен или не так оживлен, как бы они ожидали, и жаль, что я не оживляю его. Наряженные, которых ждали, не пришли. Молодые люди танцовали с танцкласскими вывертками, из [которых] большая часть (привиливанье ногой) весьма пошлы, а одна, во время, когда пары несутся в промежутки одна другой, в середине полету[129] и дается на минуту особая скорость именно в то время, когда пары проходят одна мимо другой - это что-то одушевленное и хорошее, а девицы танцуют решительно как следует, не знаю только, грациозно ли, - кажется, как должно и некоторые хорошо.
У меня в мыслях все вертелась фигура Тарнеева (Майков, "Прогулки по Риму" в "Современнике", XI №), и мне хотелось принять на себя его роль, но слишком мало любезничали другие, и потому я, зная, что середины держать я не умею и должен, если не хочу" молчать, быть именно Тарнеевым, молчал все.
(Пришел Ив. Гр. - 2 час. 20 мин.; итак, я писал целый час,- садимся обедать, после буду продолжать.)
Продолжаю писать. Теперь 9_1/2. - Я заметил в себе различные результаты этого вечера. Во-первых, сердце как-то волнуется и неприятно, потому что я недоволен ролью, которую играл вчера - столб и больше ничего. Потом вследствие этого я увидел необходимость знать много вещей, от знания которых раньше отказывался, и раньше всего танцовать необходимо, решительно необходимо, но с этим вместе, что необходимо танцовать, чтоб сблизиться с девицами и молодыми женщинами, чтобы проложить себе путь в общество их и, следовательно, путь к тому, чтобы избрать одну из них в подруги жизни, потому что чем более знать будешь людей, тем лучше будет выбор (больше число и лучше знаешь), вместе с этим соединяется мысль, что это ведет к физическому волнению, к тому, что влюбишься, а мне хотелось бы принести, сколько возможно, в супружество душу и тело девственным, так чтобы я мог сказать своей жене: "Ты первая, которую обнимаю я, ты первая, которую люблю я". Потом необходимость играть на фортепьяно или на чем-нибудь, - это менее, но все-таки очень хорошо было бы, чтоб иметь возможность услуживать этим добрым людям. Потом мне кажется, что должно было бы уметь рисовать, - по крайней мере, настолько, чтобы мочь делать очерки профилей и лиц, а то вот хотелось бы сохранить лицо этой жены сына, а между тем я не могу этого сделать. Потом необходимо говорить по-французски и немецки, потому что я все более и более чувствую, что начинается новый период в моей жизни, что физически-духовная потребность любви будет все усиливаться и усиливаться во мне, что мысль о подруге жизни, с которою делить сердце пополам, которую обнимать, которую целовать, которая, наконец, будет в едино тело со мною и в едину душу, - что эта* мысль все сильнее входит в мою голову, и я теперь весьма много думаю о том, как будет, когда я женюсь, точно так же, как раньше думал много о том,
как, например, видеть нагих женщин. И пришло в голову, как развивается духовность и как проникается духовностью чувственность: сначала мне хотелось только просто видеть нагих женщин, чтоб физическая природа волновалась, чтоб сердце судорожно билось, а то все равно, хороша эта женщина цли нет, на красавиц не хотелось смотреть; а теперь хочется смотреть на красавиц; а между тем чувственность развилась сильно, и между тем она стала гораздо духовнее - да, так; жениться теперь моя дума, и этот вечер (не потому, чтобы меня слишком взволновала эта брюнетка, а просто потому, что здесь я был в обществе девиц в первый раз после того, как развился в этом отношении, т.-е., собственно говоря, в первый раз сознательно и со вниманием в течение нескольких лет, весьма многих, потому что на свадьбе у Вас. Петр, я был занят им и Над. Ег., а раньше на девиц смотрел решительно не так), - этот вечер будет иметь большое влияние на меня, и. кажется, что он двинет меня намного вперед: мне сильно хочется и танцовать, и. бывать на вечерах, и проч., хотелось бы также и рисовать, и говорить по-французски и немецки для этого необходимо - итак, вот новый источник недовольства собою. Наконец, мне стало жаль, и глубоко жаль, этой прекрасной, умной, пламенно-чувственной и роскошной женщины, что досталась она мужу невзрачному, глупому, пошлому, настоящему канцелярскому чиновнику, истинно типичному, с пошлыми ухватками, который не может удовлетворить ни чувственности, ни души ее, что должна она жить в нужде и беспокойстве, - жаль стало ее и всех подобных ей, родившихся в одном с нею состоянии, т.-е. собственно жаль не ее, как ее, а ее как одно из этих лиц этого рода, не как ее именно, а как символ, как сосуд, в котором проявилось это, - жаль, наконец, стало и этих девиц, т.-е. снова не собственноэтих девиц (хозяйкиных дочерей, - конечно, они милы), а всех девиц этого состояния, родившихся хорошими и не пошлыми в этом положении в обществе: как грустна, скудна удовольствиями, однообразна их жизнь - целый год ждут они этого праздника, и этот праздник, этот праздник так ничтожен, так все помеха на нем, так все не клеится, - жаль от души. И вот из этого сожаления о них, между тем как это никогда не приходило в голову мне о Любиньке, не приходило в голову о других. сестрах, - из этого я снова вижу, что я глупый и смешной человек, и даже, собственно, пошлый и гадкий человек: всегда свои кажутся мне пошлы и неинтересны, поэтому я и не думаю о них, а другие, т.-е. все, которых я не знаю, о них всегда я предполагаю хорошо, - и, напр., Ступины кажутся мне лучше Любиньки, эти девицы гораздо лучше и Любиньки, и Ступиных, так что я всегда сравниваю себя с тем, что читал где-то: "О вы, чувствительные люди, плачущие в театре над мелодраматическими несчастьями актера и не находящие места и предмета для вашего сострадания, жалости, помощи и любви в мире!" В самом деле, что за тупость: почему не примечать из того, что делается кругом тебя!
Шутя я начну учиться танцовать, но для того, чтобы начать,
должно иметь много денег, почему нынче я не могу, а как этого не будет, во всяком случае, весьма долго, т.-е. не будет денег, то шутя я стану тосковать об этом, как тосковал, напр., - да о чем я не тосковал?
Пришел я оттуда, начал читать и скоро уснул. Дорогою Ал. Фед. говорил, что если б был на месте Ив. Вас, употребил бы все старание употребить ее. Это на меня подействовало неприятно, как вообще на меня это действует, когда, говорят о соединении полов так, как об еде.
29-го. - Проснулся, когда сердце тосковало оттого, что вчера вечером был у Ив. Вас, - т.-е. отчего именно, это трудно решить; тосковало довольно сильно. Я сначала играл в шахматы один по книге, после стал собираться от скуки, т.-е. тоски, к Славинскому, после раздумал, потому что думал, может быть, придет Вас. Петр, и что не хотелось у них обедать. И в самом деле, Вас. Петр, пришел, играл в шашки, курил и ушел в 1 час, я стал писать в этот листик. Когда читал Гизо, писал этот листик, у меня не было на сердце ничего, решительно ничего; во время, когда был Вас Петр., постепенно забывалась тоска. Вечером хотел итти к Славинскому, но в 4 или менее пришел вдруг Пелопидов. Я ругнул его в голове, но ничего, конечно, остался дома: во-первых, расстроил план, во-вторых, принес чрезвычайную скуку; но против ожидания, когда он сидел, просто только, да и то не слишком, скучал, а беситься не бесился. Торопил чай, чтоб он скорее ушел, - ушел в 7.
Я посмотрю, не расположить ли так: ныне к Вас. Петр., к которому обещался завтра и к которому хожу теперь как бы по обязанности, без всякого удовольствия, даже с некоторою неохотою; утром завтра - к Пластову и Благосветлову, который в доме Соловьева, как узнал от Пелопидова, вечером - к Славинскому. Между тем стал подстригать на всякий случай бороду, если вздумается идти.
(Пошел ужинать, после продолжаю.)
Стал вместе с этим играть в шахматы один; Любинька сказала, чтобы играл с ней, - и начал, и время прошло, и не пошлось к Вас Петр. Ничего решительно нынешний день, а за этим листком провел почти 2 часа.
30-го [декабря]. - Встал в 7. Пришла охота пересмотреть эти записки, т.-е. сосчитать, сколько, страниц, - перенумеровал, и выходит, что ровно 100 страниц, а перед этим попались в руки письма, и я сложил октябрь и ноябрь, 63 и 73 №№, в месячные конверты, более потому, что теперь топится печь и хорошо сжечь; за этими делами прошло полчаса и теперь 7_1/2.
(Писано в 9 час, 31-го.)
Утром вздумалось, что можно после обеда быть у Славинского и Вас. Петр, вместе. Так и сделал. Утро просидел дома.
Оттуда пошел к Ал. Фед., занес "Debats" и остался у него. Там был Чернявский, и мне было скучно довольно, но собственно не хотелось идти к Вас. Петр., и я. просидел там до 10_1/2.
Говорил между прочим о Робеспьере и Луи Блане. Это в первый раз я обещался быть у Вас. Петр, и не был.
Утром был Фриц, я взял у Любиньки 2 руб. сер. и отдал ему. Без меня был Корелкин и принес два письма, одно от В. И. Промптова.
31-го [декабря]. - Встал в 9 и как встал, сел за это. Хочу, так как весьма холодно, утро провести дома, в 3 [час] к Вас. Петр., у него пробыть до 6 час, после домой, - лучше, чем поздно вечером. Итак, мое последнее посещение в этом году, н первое в следующем, будет посещение Вас. Петровича.