Он поднялся на две ступеньки, но поторопился вернуться и сказал:
— Ах, пардон, знаете ли! Раз уж мы познакомились, не скажете ли вы, в каком настроении шеф? Ведь вы от шефа?
— Да, я был у доктора Бединера, — подтвердил Андреас.
— Что вы там видели? — спросил собеседник, и его ласковый вкрадчивый тон сразу убедил Андреаса: в его личных интересах рассказать незнакомцу, что он делал у доктора Бединера.
— Видите ли, у меня была рекомендация к главному редактору, — ответил он.
— Ага, значит новый коллега? Очень рад! — Он потряс Андреасу руку, поклонился и сказал — Кафлиш, из «Ночного курьера».
— Андреас Цумзе.
— Сверхштатный, не так ли?
— Вовсе нет, — сказал Андреас, с гордостью отвергая это предположение, как будто никогда и не мечтал поступить в редакцию сверхштатным.
— Так, значит, он предложил вам сотрудничать в «Нашем веке»?
Андреас взглянул на лукаво улыбающегося журналиста. Кафлиш счел удивление новичка ответом и продолжал расспросы.
— Слушайте, а к Туркхеймерам он вам дал рекомендацию? Ну, от души поздравляю, — сказал он в ответ на утвердительный кивок Андреаса.
При этом он так выразительно причмокнул, что в душе у Андреаса зашевелились смутные желания.
— Премного обязан, уважаемый коллега. Раз старик посылает к Туркхеймерам, стало быть, он в прекрасном настроении. Стало быть, и мне можно отважиться к нему с моими делишками! Ведь этак с голоду пропадешь: десять пфеннигов за строчку и ни гроша больше — и притом изволь поддерживать современный строй! Я, знаете ли, надумал сбежать от судебных исполнителей в Бреславль, там как раз слушается дело об убийстве на почве полового извращения. Бединер поручит мне репортажик, будьте покойны. Раз уж он с вами так любезен и посылает вас к Туркхеймерам, поверьте, он и мне не откажет. Ну-с, будьте здоровы и веселы! До свидания.
Он уже исчез наверху в приемной, а Андреас все еще смотрел ему вслед. Кафлиш, правда, его слегка шокировал, но в сущности в нем не было ничего отталкивающего. С его назойливым любопытством примиряла та откровенность, с какою он рассказывал о собственных делах.
На улице Андреас обернулся и поглядел вверх, на фасад, пересеченный рельефными буквами вывески «Берлинский ночной курьер». Минута показалась ему торжественной, он почувствовал, что здесь начинается предначертанный ему жизненный путь.
Дома он сейчас же принялся за осмотр своего гардероба. Подобрать подходящий для визита костюм было довольно мудрено: у него не оказалось ни одной пары приличных светлых брюк. Вздохнув, молодой человек остановился на фрачных брюках и злосчастном черном сюртуке, уже невыгодно поразившем доктора Бединера. Андреас это отлично заметил. У него был врожденный вкус, быстро развившийся в Берлине. Всякий раз, как ему случалось бывать на Фридрихштрассе, он замечал благосклонные взгляды девушек; однако, оценив по достоинству его костюм, красотки быстро отворачивались. Эти стройные блондинки, шедшие под руку с маленькими курчавыми брюнетами, расфранченными, в блестящих цилиндрах, даже не подозревали, как глубоко уязвляли они Андреаса. Сегодня, как уже не раз, он долго изучал себя в зеркальце для бритья, сам отлично понимая, почему в этом почти не ношенном костюме у него такой жалкий и неуклюжий вид. Мысль, что во всем Берлине не найдется портного, который поверил бы в его счастье и талант и согласился бы шить на него в кредит, сильно его угнетала и два дня удерживала от визита к фрау Туркхеймер.
Наконец с решимостью отчаяния направился он в сторону Потсдамерштрассе. Он прошел Кенигинаугуста-штрассе и решительно завернул на Гильдебрандприватштрассе, тихую, усыпанную песком аллею, с двух концов замыкающуюся решеткой. Туркхеймеровское палаццо выделялось своим великолепием среди остальных зданий. Оно было выстроено в стиле немецкого ренессанса, подлинность которого при ближайшем рассмотрении вызывала некоторое сомнение. Андреас дернул за колокольчик у роскошной бронзовой калитки, и она отворилась сама, без человеческой помощи. В полном одиночестве, будто сказочный принц, покоряющий замок, проследовал молодой человек по двору, похожему на двор крепости, взошел на ступеньки величественного парадного подъезда и остановился перед изящной застекленной дверью, которая, казалось, нечестивой рукою была вставлена в своды искусно высеченного из камня портала.
Дверь распахнулась, но серебристо-зеленому лакею, встретившему Андреаса, была дана власть отпугнуть храброго завоевателя от порога рая. Он сказал, что барыни нет дома. Под первым впечатлением этих слов молодой человек отдал ему свою карточку и письмо доктора Бединера. И тут же пожалел об этом. Побледнев от ярости, взглянул он в наглую физиономию лакея и чуть было не влепил ему пощечину. «Не будь это противно моим интересам, — подумал он, — я бы ему не спустил. Однако проучить его за наглость я не могу: он, как все хамы, показывает кукиш в кармане».
С грузом разбитых надежд в душе добрел он до конца улицы и очутился перед Тиргартеном. Два часа подряд шагал он, подгоняемый обманутым честолюбием, по оголенным аллеям. Он чувствовал такую же пустоту и безнадежность, как в тот день, когда решил порвать с «Кафе Ура». Но ведь за это время он предпринял ряд шагов, повторить которые не так-то легко. Что, если наглый лакей, смеривший его взглядом, словно какого-то жалкого просителя, не передаст визитной карточки главного редактора?
Но уже на следующее утро Андреас получил по почте приглашение от фрау Адельгейды Туркхеймер на вечер десятого ноября.
IVТуркхеймеры
Андреас Цумзе явился на вечер к Туркхеймерам очень поздно. Он считал это хорошим тоном. У бронзовой калитки, на этот раз широко раскрытой, внушительный швейцар вонзал в землю свою булаву. Андреас посмотрел ему в лицо, но оно выражало только холодное величие. Лакей, снявший с него пальто, случайно оказался его давешним знакомцем. Андреас даже не взглянул на него. «Тебе не удалось помешать мне прийти сюда», — подумал он.
Сознание собственного достоинства, с которым он совершал свое вступление в свет, заглушило в нем тайное смущение, но в то же время притупило его осторожность. С ним сразу же приключился неприятный казус. По соседству с вестибюлем находилась небольшая передняя, с первого взгляда показавшаяся Андреасу пустой. Он вошел туда, не дав о себе знать, и тут же наступил на шлейф желтого парчового манто на подкладке из сатен-дюшеса. Андреас недостаточно быстро ретировался и успел заметить, как молодой человек, помогавший снять манто, целовал его обладательницу — рослую полную блондинку. Когда она оглянулась, ее разъяренное лицо со вздернутым носом повергло Андреаса в такой ужас, что он, пробормотав извинение, отступил с весьма жалким видом.
Пока он поднимался по лестнице, в голову ему пришли замечательно остроумные фразы, которыми он мог бы исправить свою оплошность. Вконец убитый сознанием своей неловкости, Андреас вместе с потоком приглашенных, минуя две гостиные, дошел до буфета. В тесноте он сильно толкнул в плечо аристократического вида старика и, оторопев от своего нового промаха, не проронил ни слова извинения. Между тем старик вежливо сказал «пардон» и подал Андреасу тарелку и весь прибор. Тут только бедный юноша заметил шелковые чулки дворецкого и, покраснев, отвернулся.
Перед ними стояли ведерки с бутылками шампанского. Лакей ждал знака, чтобы налить ему. Но Андреас опасался, как бы не дать заметить, что он никогда раньше не пил шампанского. Он собирался выбрать вино, но тут за его спиной раздался смех. Унижения, пережитые им за такой короткий срок, вывели его из себя: он уже был готов испортить свою будущность скандалом. Сильно побледнев, обернулся он к двум мужчинам по соседству с твердым намерением дать пощечину первому, кто бросит на него косой взгляд. Но те двое, заметив выражение его лица, сделали вид, будто они тут ни при чем. Один из них заговорил с Андреасом, и даже при самой болезненной щепетильности нельзя было уловить в его глазах ничего, кроме спокойной вежливости.
— Советую взять вон то шабли, — сказал он. — это лучшее из всего, что здесь есть.
Андреас поблагодарил и, вновь овладев собой, опрокинул несколько рюмок. Вино, выпитое на пустой желудок, вскоре возымело приятнейшее действие. Осушив последнюю рюмку, он почувствовал себя героем. «А ведь эти биржевые зайцы испугались моего взгляда», — подумал он. Ему захотелось поговорить; здесь как будто обращались друг к другу, не будучи знакомыми.
— Ах, да вон Кафлиш! — воскликнул он вдруг, словно обрадовался долгожданному приятелю.
Журналист появился под руку с тучным важного вида господином с черной бородкой и тяжелыми веками. Андреасу он показался знакомым.
Кафлиш оглянулся на возглас. Узнав Андреаса, он пожал ему руку.
— Рад вас видеть. Ну, видите, рекомендация нашего старика действует.
— Безотказно! — сказал Андреас. Он ощутил в себе дух предприимчивости. — Не знаете ли вы, где хозяйка дома? — осведомился он.
— Вы от Ратибора? — спросил тучный господин.
Молодой человек растерялся.
— Простите, я из Гумплаха, — ответил он.
Господин благосклонно улыбнулся. Кафлиш разразился хохотом.
— Гольдхерц спрашивает, не с поручением ли вы от господина Ратибора к хозяйке дома. Вы, вероятно, хотите ей представиться? Совершенно лишнее.
Тучный господин со скучающим видом отошел к подозвавшему его знакомому. Кафлиш взял Андреаса под руку, словно они были друзьями детства.
— Это знаменитый адвокат? — спросил юноша.
— Его самого зрели ваши телесные очи. Знаете ли, с ним вам надо познакомиться. — И Кафлиш прибавил тоном ментора — Никто из здесь присутствующих не может быть уверен, что рано или поздно не воспользуется его услугами… Ну, а как ваши делишки? — тут же спросил он. — Бединер с вами мил?
— Очень, — сказал Андреас. — Прошлое воскресенье меня напечатали.
— Ага, стихотворение в «Нашем веке».
— Вы читали?
— Ну, это вы многого захотели! Просто «Наш век» обязательно помещает по стихотворению каждого подающего надежды таланта, рекомендованного шефу. На второе не рассчитывайте. А вот и Аста, — поспешно прибавил он, подтолкнув Андреаса, и уставился на проходившую даму.