— Андреас Цумзе, — подсказал Андреас.
Главный редактор взял своего протеже под руку и подвел его к фрау Туркхеймер со словами:
— Сударыня, почитаю за особое удовольствие представить вам моего талантливого молодого коллегу, господина Андреаса Цумзе, которого и поручаю вашему милостивому и просвещенному вниманию.
Вслед за тем доктор Бединер исчез.
Андреас отвешивал поклон так медленно, словно его гипнотизировали носки собственных, не слишком усердно начищенных ботинок. Когда молодой человек поднял голову, фрау Туркхеймер уже успела подавить улыбку. Она заговорила с ним очень приветливо.
— Для молодых писателей у нас всегда открыты двери, а дарованиям, рекомендованным доктором Бединером, мы особенно рады, господин Цумзе.
Андреас снова поклонился и сел на пуф, на который указала ему фрау Туркхеймер.
— Давно ли вы посвятили себя литературе? — спросила она.
— Совсем недавно, — сказал Андреас. — Я не смел надеяться, что встречу у вас, сударыня, такой любезный прием, не могу выразить вам, как я счастлив. У нас так мало интересуются литературой, что мы, начинающие, уже заранее глубоко признательны тем немногим домам, где насаждается современный утонченный вкус.
Молодой человек, который успел бы основательнее, чем Андреас, стряхнуть с себя провинциальную серьезность, разговаривал бы иначе. Во всяком случае, фрау Туркхеймер ожидала чего-то другого и лишь теперь внимательно посмотрела на юношу. Его приготовленная дома речь, казалось, пришлась ей по вкусу. Она откинулась на спинку кресла и на мгновение даже польщенно улыбнулась. Андреас, побаивавшийся лорнеток дам, сидевших справа и слева от нее, смотрел фрау Туркхеймер прямо в глаза, и его взгляд, осененный густыми, загнутыми кверху ресницами, произвел впечатление, какое предвидел доктор Бединер. Она нашла его приятным, отнюдь не дерзким, исполненным юношеского благоговения. Так как Андреас чувствовал себя предметом внимания, он покраснел, что очень шло к его белокурым волосам и мальчишескому лицу с легким пушком на верхней губе. Она продолжала разглядывать его. Тайная печаль, которой был подернут ее взор, уже была забыта. Осталась только мягкая грусть при виде молодого человека, который, казалось, тоже нуждался в участии сочувствующей души. Андреас угадывал ее настроение. Он сам стыдился своей неловкости, но жалость красивой женщины его оскорбляла. Он покраснел еще сильней. Она осведомилась:
— Как вам нравится в Берлине? Ведь вы недавно покинули родину?
— Я родился на Рейне, сударыня.
— Я догадалась по вашему выговору. Ах, Рейн! — вздохнула фрау Туркхеймер. На минуту она предалась воспоминаниям, но воздержалась от описания тех настроений, какие вызвал в ней Рейн.
— Вы, верно, чувствуете себя здесь совсем чужим? — спросила она, невольно понижая голос. Меланхолия, сожаление и мечтательность как будто возвели ограду вокруг нее и этого молодого человека, — она и сама не знала, как это случилось. — Не кажется ли вам, что люди здесь значительно холоднее, чем у вас в провинции? Там, мне думается, умеют веселиться от души, а здесь только злобствуют. А потом деньги! Запомните на дальнейшее: здесь нет ничего, чем бы не поступились ради выгодной сделки.
В спокойно произнесенных словах Андреасу послышался крик раненой души. Он почувствовал себя польщенным, — она сама намекнула ему на свое личное горе. Фрау Туркхеймер небрежно прибавила:
— У вас уже есть портной, господин Цумзе? Андреас подумал, что ослышался.
— Вам нужны друзья, чтобы руководить вами. Почему бы мне не взяться за это?
Андреас поклонился.
— Пойдите к Берендту на Моренштрассе. Я разрешаю вам сослаться на меня, тогда вы будете одеты безукоризненно. Я пришлю вам свою визитную карточку. — Она протянула ему свою красивую руку, на ощупь сквозь перчатку показавшуюся Андреасу пухлой, но в меру. — Вообще же не забывайте нас, по пятницам я всегда дома.
Андреас вскочил, поцеловал руку и удалился медленно, сдерживая дыхание. От всего пережитого его чувства форменным образом оцепенели. Придя в себя, он услышал, как позади него кто-то сказал:
— Черт возьми! Счастье ему само в руки лезет! Вы ведь знаете трюк с портным? Стоит ему увидать визитную карточку фрау Туркхеймер, и он поставляет молодым людям за пятьдесят марок костюмы, которые нам обходятся в триста.
Немного дальше Андреас заметил того самого генерального консула с выступающим вперед брюшком и подкрашенными рыжеватыми бачками, которого встретил в приемной «Ночного курьера». Когда молодой человек проходил мимо, господин приветливо заулыбался, как будто только и ждал его поклона, и Андреас поклонился ему. Генеральный консул поспешно ответил на поклон.
Незнакомый человек подошел к Андреасу и без долгих церемоний крепко пожал ему руку.
— Вы уже давно в Берлине? — спросил он.
— Тринадцать месяцев, — сказал Андреас.
— Вот ведь, — заметил тот, — я уже тринадцать лет в Берлине, а фрау Туркхеймер еще ни разу не порекомендовала мнё портного.
И незнакомец удалился.
В дверях второй гостиной, куда вернулся Андреас, его догнал Дидерих Клемпнер и поклонился по всем правилам, предписанным настоящему студенту-корпоранту.
— Честь имею — Дидерих Клемпнер, — молодцевато отчеканил он.
— Андреас Цумзе.
— Мы, вероятно, коллеги, — заметил Клемпнер. — Черт возьми, ну и счастье же вам! — тут же прибавил он. — Впрочем, счастье необходимо, это в нашем ремесле — все.
Андреас обернулся и указал Клемпнеру на господина с крашеными бакенбардами.
— Простите, кто этот господин?
— Кто? Ну, да это же Туркхеймер!
Андреас оторопел. В мозгу у него вертелась только одна мысль: генеральный консул — такой важный титул, а на пригласительной карточке стояло «Фрау Адельгейда Туркхеймер»! Дидерих Клемпнер осклабился.
— Вам, верно, кажется странным, что он так поощрительно вам улыбнулся? Ну, да это понятно. Вы ведь вытеснили из сердца его жены Ратибора, его конкурента.
VДемократическое дворянство
— Постойте, кажется, приступают к еде, — сказал Дидерих Клемпнер.
Важный пожилой господин, которого Андреас вскоре после своего появления у Туркхеймеров толкнул в плечо, проследовал через переполненные гостиные. Все расступились, и он приблизился к хозяйке. Сейчас же вслед за тем вся масса гостей потянулась через обшитую панелями комнату с гобеленами, где стоял буфет. Андреас, остановившийся вместе с Клемпнером в дверях, чтобы поглядеть на шествие, теперь уже не тонул незамеченным в общем потоке. За последние четверть часа он приобрел имя и значение. Гордо выдерживал он пытливые женские взгляды, и каждый раз, как кто-нибудь из мужчин подходил к нему, кланялся и называл свою фамилию, сердце у него билось сильнее. Это был настоящий триумф, и Андреас полагал, что заслужил его. Прихоть могущественной владычицы окружила его голову сиянием, которого нельзя было не видеть. Да полно, в прихоти ли тут дело? Очевидно, он вел себя так, что из всех она отличила именно его.
Один из первых, продефилировавших мимо, был необычайно тучный господин, в черном парике и с чисто выбритой физиономией, которая смахивала на физиономию снявшего грим актера. Он шел под руку с Лицци Лаффе. Клемпнер заметил, что Андреас вдруг заволновался.
— Она вам нравится? — спросил он с заметным удовлетворением. Андреас даже не обратил внимания на Лицци. Он осведомился:
— Это, кажется, господин Иекузер?
— А кто же еще? — сказал Клемпнер. — Вы, видно, не знаете своего издателя.
Совсем подавленный, глядел Андреас вслед владельцу «Ночного курьера», одному из неограниченных властелинов литературы, одному из заправил общественного мнения, могучему владыке, по сравнению с которым сам главный редактор, доктор Бединер, был рабом, — а сейчас этот самый Иекузер в толпе прочих смертных шествовал через галерею в столовую.
Туркхеймер прошел под руку с молоденькой фрау Блош. Господин Либлинг вел путешествующую по свету русскую княгиню Бубукову; Клемпнер обратил на нее внимание Андреаса. У нее были раскосые глаза, похожие на два штриха углем, во рту она держала сигарету, на которую господин Либлинг взирал со снисходительным неодобрением. За ними плелся, как всегда блаженно улыбающийся, Веннихен; он вел фрау Адельгейду.
Одна за другой бесконечно следовали пары, вперемешку с молодыми людьми, завсегдатаями биржи, журналистами или господами неизвестных профессий, которые намеревались сесть за стол без дам.
— Вот это наша публика, — сказал Дидерих Клемпнер. — Мы, конечно, остались без дам. Супруги Туркхеймер заботятся, чтобы всем было удобно. Но, может быть, у Зюса… Вы ведь сядете за наш стол?
— С удовольствием! — заявил Андреас.
— Поглядите-ка, Зюсу досталась крошка Бирац. Вот будет потеха!
Зюс шел с удивительно стройной и нежной девушкой, в своем светло-голубом простеньком прозрачном платьице она казалась сильфидой. Тонкое изящное лицо мадонны обрамляли густые пепельные волосы, она глядела на мир широко открытыми наивными голубыми глазами. Но вот мимо прошел Ратибор, лысый и нервный. Он оглянулся и с вызывающей улыбкой посмотрел на маленькую фею. И тотчас же движением, показавшимся Андреасу очаровательно беззаботным и ребячливым, она отпустила руку своего спутника и подхватила под руку Ратибора.
— Ишь ты, прежде этого не бывало! — вполголоса воскликнул Клемпнер.
На мгновение Зюс остановился с удивительно глупой миной, затем было устремился вслед за ними. Но подоспевший Душницкий положил ему руку на плечо.
— Без глупостей, Зюс! — сказал он.
Вместе со своим приятелем, все еще несколько оторопелым, он подошел к Клемпнеру и Андреасу, и все четверо в свою очередь отправились между двумя шпалерами лакеев через галерею в столовую.
Андреас с удивлением оглядел огромный голый зал, в котором стояли десятки столиков, он напомнил ему бесконечные залы ресторанов-монстр. Белые гладкие стены, только кое-где украшенные золотыми розетками; по