— Послушьте, минутку! У меня не хватит мелочи, заплатите, пожалуйста, вы!
VIIУ каждого своя блажь
Андреас проснулся около полудня с мыслью о портном Берендте на Моренштрассе. Пойти туда? Но это значит принять подарок от дамы, и вдобавок тут есть еще одно отягчающее обстоятельство: эту даму он рассматривает как свою будущую любовницу. А главное, все как будто знают Адельгейдин трюк с портным. Но ведь не обязательно верить всему, что говорят! Он имеет полное право не верить. А уплатив всю сумму по счету, он вовсе не обязан интересоваться, получает ли портной еще какие-то деньги, хотя бы и от супруги генерального консула Туркхеймера. Впрочем, раздумывать здесь нечего, дело идет о необходимом для его карьеры шаге. Цель оправдывает средства.
Только покончив с этими рассуждениями, вытащил он из кармана вчерашний выигрыш. Он расправил на столе кредитки и побренчал золотыми. Но затем опять сгреб все деньги и небрежно сунул в карман. Он внушал себе, что обладание такой суммой вполне для него естественно и что по его заслугам так оно и должно быть, а значит, приходить в раж не от чего. Жизнь, для которой он рожден, только начинается.
Когда он уже собрался уходить, лакей Туркхеймеров принес ему визитную карточку Адельгейды. Она была адресована господину Берендту на Моренштрассе. «Уже? — подумал Андреас. — Все идет как по маслу!» Насвистывая, спустился он с четвертого этажа, нанял экипаж и доехал до Унтерденлинден. На углу Фридрихштрассе он купил за семь марок галстук, который тут же повязал, желтые перчатки, шляпу и батистовый носовой платок. Эти предварительные приобретения придали ему смелости, и он решил позавтракать у Эме. В воспоминание о туркхеймеровском буфете он заказал устриц и бутылку шабли.
Затем с сигарой во рту медленно отправился на Доротеенштрассе. Кёпф сразу задал ему вопрос:
— Ну как? Довольны?
— Идет помаленьку, — ответил Андреас с горделивой скромностью. — Я выиграл две тысячи марок, а в следующий раз, надеюсь, смогу сказать вам на основании личного опыта, какое белье носит фрау Туркхеймер.
— Однако вы времени не теряете, — заметил Кёпф, по обыкновению многозначительно подмигивая.
— Вам нужны доказательства? — спросил Андреас. Он был задет за живое и уже сунул было руку во внутренний карман. Но в последний момент счел визитную карточку, адресованную портному, не очень лестным для себя документом и оставил ее в покое.
— Серьезно, уверяю вас, мне чрезвычайно повезло. О своих заслугах я умалчиваю.
— Нет, пожалуйста, почему же, — попросил Кёпф.
— Впрочем, в таком доме не трудно стяжать успех при том приятном свободном тоне, который там царит. Являешься туда, как в чуждый мир, и сразу же чувствуешь себя, будто у старых знакомых. Женщины с вожделением смотрят по сторонам и только и ждут, кого бы осчастливить. Потом, неизвестно откуда, на тебя сваливаются деньги. Да и откуда вообще все те деньги, что валяются там на полу?
— Ну уж так и валяются? — развеселившись, спросил собеседник.
— У меня такое чувство, будто остается только подбирать. Люди там, по-моему, целый день бездельничают. Что они называют ворочать делами, я не знаю, но времени это, конечно, почти не отнимает. У одних чудовищно много денег, у других ничего нет. Но что с того? Вкусные кушанья, тонкие вина, женщины, остроты, искусство и наслаждения — к вашим услугам. Стоит только руку протянуть. Обетованная земля!
— Браво! Вот это искреннее вдохновение, — заметил Кёпф.
Андреас спохватился, пожалуй, он зашел слишком далеко.
— Когда туда попадает наш брат, он ко всему, разумеется, подходит с литературным масштабом, — сказал он. — Мы умеем критиковать это изысканное общество.
— О, — произнес Кёпф с гримаской. — Вы, мой милый, и так хороши. Незачем разыгрывать из себя сурового критика! Я уж вам как-то говорил, у вас такой счастливый характер, который всех привлекает.
Андреас подумал о Пульчинелле, обладающем, по словам Клемпнера, счастливой наивностью. «В вас есть нечто от этого типа», — сказал Клемпнер; и Кёпф, кажется, имел то же в виду. А почему бы и нет? Он снова начал:
— Что мне действительно импонирует, так это отсутствие предрассудков у женщин. Не успеют тебя представить, а они уже так с тобой обходятся, будто сейчас подхватят под руку и отправятся к тебе на квартиру. Собственной заслуги тут нет.
Кёпф задумчиво покачал головой.
— Не воображайте, будто это так просто. Опыт у меня, правда, небольшой, но дамы в туркхеймеровском доме не маркизы прошлого столетия. Они не отдаются с легким сердцем молодому аббату, они никогда не следуют пустой прихоти. Им для всего требуется оправдание.
— То есть?
— Не забывайте о морали. В мире Туркхеймеров, несмотря на весь цинизм, предписываемый хорошим тоном, в сущности все напичканы моральными предрассудками. В конце концов это самые обыкновенные мещанки.
— Я это тоже заметил, — сказал Андреас, подумав о фрау Мор и ее фанатичной приверженности добродетели.
Кёпф кивнул и, прищурившись, поглядел на своего молодого приятеля снизу вверх. Он искренне интересовался судьбой Андреаса, для него было любопытным экспериментом направлять юношу по скользкому пути и давать полезные советы. Что из этого получится? Во что разовьется на той тучной почве, куда он сейчас пересажен, этот наивный карьерист и бонвиван, этот бессознательный спекулянт, ибо так называл Андреаса скептически настроенный Кёпф. Вот что чрезвычайно его занимало. Он повторил медленно и задумчиво:
— Им для всего требуется оправдание. Это значит, что вам надо убедить ту женщину, любовь которой, по вашим расчетам, должна помочь вам преуспеть, что связь с вами или исключительно доброе дело, или нечто новое, увлекательное, или же нечто лестное. Она должна снизойти до вас, или вы должны поднять ее до себя, лучше всего и то и другое, попеременно. Вы произведете вдвойне сильное впечатление, если выкажете покорность и смирение и в то же время дадите почувствовать свое скрытое превосходство.
— Я тоже так думаю, — согласился Андреас, хотя ему и представлялось трудным почувствовать свое превосходство над фрау Туркхеймер.
— Прекрасная дама, которую мы имеем в виду, снисходит к бедному поэту и своим теплым участием и любовью помогает скрытому таланту распуститься пышным цветом.
— Так оно и есть! — воскликнул Андреас смеясь. Однако его неприятно кольнула кёпфовская манера выражаться. Тот продолжал:
— С этой стороны отношения ясны. Вы же можете произвести впечатление тем, что вы уроженец Рейна.
— Неужели? — спросил удивленный Андреас.
— Вспомните о своей старой культуре! Да у вас любой крестьянин — аристократ по сравнению с пришельцами с непросвещенного Востока, которые обитают в здешних дворцах.
Андреас от удовольствия хлопнул себя по коленям. Он вскочил, повернулся два раза на каблуках и принялся шагать взад и вперед.
— Само собой разумеется! — воскликнул он. — Об этом мне следовало подумать. Туркхеймеры тоже, верно, выходцы из Познани или Галиции. Эти люди под маской пресыщенности скрывают только глупость и дурные манеры. О Кафлише я распространяться не стану, вы его, верно, знаете? Затем есть там один, который ставит ноги при ходьбе вот так. Его фамилия Зюс.
И Андреас, держа носки вовнутрь, заковылял по комнате.
— И женщины в сущности смешны, в особенности такая жирная матрона, как Адельгейда. У них там, кажется, те же вкусы, что и у кочевников пустыни. Признанную красавицу под силу поднять только верблюду, за ней следует та, которой приходится опираться на двух рабынь…
Он торжествующе взглянул на Кёпфа, который готов был побиться об заклад, что Андреас приобрел эти знания не далее как прошлым вечером. Молодой человек весело рассмеялся, ему пришла внезапная мысль.
— Но комичнее всех сам Туркхеймер. У него, верно, экзема. Посмотрите-ка!
И Андреас принялся почесывать воображаемые бакенбарды и скрести подбородок. Он нацепил на кончик носа пенсне, которое взял со стола, и мелкими, неуверенными шажками, выставив вперед живот, стал надвигаться на Кёпфа.
— Моя фамилия Гешефтмахер, — произнес он слегка в нос, тягучим туркхеймеровским голосом. — Генеральный консул Гешефтмахер, а вот моя супруга, урожденная Клоакенштейн.
Он остановился, переводя дух, весь раскрасневшись; он трясся от смеха. Кёпф деликатно хихикнул и так предательски прищурился, что, будь Андреас понаблюдательней, он затруднился бы сказать, смеется ли тот над его шуткой, или над ним самим. Молодой человек направился было к двери, однако поспешил вернуться.
— Ах, пока не забыл! Здесь у вас в квартире сдается комната. Пожалуйста, придержите ее для меня, я переберусь сюда в начале месяца. Во всяком случае, в этом районе дама не будет скомпрометирована с первых же шагов. Если уж она собирается осчастливить молодого поэта, то нельзя требовать, чтобы это происходило на Линиенштрассе.
— Весьма правильно! — подтвердил Кёпф. — Столь мудрая предусмотрительность служит к вашей чести. У вас в самом деле, кажется, все данные, чтобы…
— Выйти в люди? Это мне все твердят! — крикнул Андреас, прищелкнув пальцами, и, весьма довольный собой, покинул Кёпфа. Он воздержался от рассказа о Ратиборе и о готовности Туркхеймера благословить жену на счастье с безобидным юношей. Об истории с портным он тоже не заикнулся. Но за это время он пришел в нужное настроение для визита на Моренштрассе.
Служащий, которому Андреас вручил карточку фрау Адельгейды, сейчас же пошел за господином Берендтом. Владелец ателье элегантного мужского платья имел вид посланника. Он провел молодого человека в салон, обставленный с тонким вкусом, усадил его на шелковый пуф и попросил изложить, чем он может быть ему полезен. Андреас так и ждал, что он скажет: «Мы, люди светские, всегда готовы служить друг другу».
Юноша боялся попасть впросак, когда дело коснется его пожеланий относительно покроя и выбора материала. Но об этом не было и речи, господин Берендт прервал его на первом же слове: