И тут все приходит в движение —
В движение к оцепенению.
Твой жалкий рассудок приходит в упадок,
Проносятся штормы без звука и формы.
Все, как ожидалось, к чему удивление?
И в черном костюме пришел День Рождения.
И тут завершилось движение —
Движение к оцепенению.
Открылись глаза, и раздвинулось небо,
И в небо глазницы уставились слепо:
Ты смотришь на сцену, на ней представленье,
Что, может быть, станет твоим Днем Рождения.
И ты испытаешь сомнение
В движении к оцепенению!
Пожиратель
Пожиратель всех страстей, скорбей и суеты,
Ждущий за столом приправ к еде, — это ты.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.
За столом судьбы сидишь уже много лет,
Поглощаешь ты за годом год свой обед.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.
Горами объедков стол покрыт,
Разбежались слуги, кончен пир;
Воздух был наполнен злом,
Ты знал, ты знал, ты знал.
Пир был очень долгим — ты устал.
Должен наступить конец.
В пустоту звучит твоя застольная речь,
Не приходит тот, кто мог тебя уберечь.
Робок ангел твой хранитель — и боится, и дрожит,
Если черная ворона путь ему перелетит.
В дверь стучатся трое, сбит запор,
Принесли носилки и топор;
Воздух был наполнен злом,
Ты знал, ты знал, ты знал.
Пир был очень долгим — ты устал.
Должен наступить конец.
Путешествие
Я умер, все в порядке: в карманах пропуска,
Подписаны все справки, печати в паспортах.
На реактивном лифте в неоновых огнях
Несемся в преисподнюю на суперскоростях.
Реклама бьет как выстрел, соблазнов здесь полно,
В ушах орет «Sex Pistols», мелькает секс-кино.
Я сразу испугался и растерялся вмиг:
За жизнь когтями драться я, право, не привык!
Улыбчивые черти сказали мне в аду,
Что я не так воспитан, что им не подойду.
«Ты очень честный парень; конечно, выбирай,
Но если откровенно — иди ты к богу в рай!»
Я умер, все в порядке: в карманах пропуска,
Подписаны все справки, печати в паспортах.
На белом дирижабле, похожем на свинью,
Легко раздвинув тучи, мы вылезли в раю.
Нас приняли в объятья, и все кричат «ура!»,
Кругом висят плакаты за образцовый рай.
У всех на лицах радость, я был доволен всем,
Но строить вместе с ними я просто не умел.
Вдруг какой-то ангел мне крикнул на лету,
Что я испорчен адом, что им не подойду.
«Ты очень странный парень, плакатам ты не рад;
Мы с транспортом уладим — давай обратно в ад!»
Я кончил путешествие ударом в землю лбом,
Из головы все вышибло, не помню ничего.
В глазах опушка леса, в ушах шумит листва,
Стоит избушка рядом, вдали течет река.
Достал я из кармана все справки, паспорта,
Я изорвал их в клочья и в землю закопал.
Шумящий мир
Этот шумящий мир безмолвен и пуст,
Как высохший куст.
Куст урожай принесет — один только плод,
Плод моих чувств.
Здесь растут странные растенья —
Не дают совершенно тени.
Я по шипам иду, ругая жару;
Лучше б я снова попал туда, где я был —
В безумном аду, в бездумном раю.
Здесь живут странные созданья —
Лишены чувства осязанья.
Их рассудок подчинен другим законам,
Потому что боль их коже незнакома,
И жестокость их обычно мне известна,
Я себя бы так же вел на их месте.
Этот шумящий мир мне чем-то знаком,
Я раньше был в нем в обличье ином,
И я на него смотрел с другой стороны
Холодной луны.
Взгляд вперед взглядом был назад —
Вывернул наизнанку взгляд.
И по замкнутому кругу неизбежно
Новый взгляд находит то же, что и прежде.
Постоянство превращений без возврата —
Свойство мира или, может, свойство взгляда?
Последний день воды
Дождь прошел, и улицы пусты,
Но остались улицы сухими.
Это был последний день воды —
Первый день расплавленной пустыни.
И я в пустыне в городе большом,
И в виде миражей остались лужи,
Змеино-желтые глаза песка
Сквозь эфемерность луж глядят наружу.
Все это значит лишь одно:
Что скоро кончиться должно
Все.
А город весь — песочные часы:
Песок пересыпаться будет вечно.
И я бы вечно ждать хотел воды,
Но вечность — это просто бесконечно.
Кукла
Любви мне живой не надо,
Хватит терзать себя.
Мне надо простую куклу
Серийного образца.
Одежда была бы сшита
Модно, и был бы вкус.
Глаза раскрашены ярко,
Без голоса обойдусь.
— Девочка, где твой бантик?
Я видел в тебе всегда,
Когда сдирала джинсовый фантик,
Колеса и провода.
Но дальше под проводами
Кукла была живой.
Подсунули эту куклу
С фабричным дефектом — душой.
Все это открылось позже.
Подлый торгаш продал
Эту ненужную роскошь,
Чтобы я психом стал.
Живые и мертвые
Здесь странствию конец приходит у таблички,
«Конец Вселенной» гравировано на ней.
Табличка та прикована к калитке,
Досаден скрип несмазанных петель.
Не в полночь во тьме суровой,
А утром в похмелье сердец
У этой зеркальной калитки
Живого встречает мертвец.
В зеркальном дереве оскал холодной маски,
И в нем смиренье, неподвижность, пустота
Искажены черты пророческим гротеском —
Дурное фото твоего лица
Все меньше и меньше разница,
Вот копией стал образец.
Под звон разбитого зеркала
Живого хоронит мертвец.
451 °F
Пока ты куда неизвестно ходил,
Потушен, погашен твой юношеский пыл
пожарной командой.
Ты не знаешь ли, кто эти люди
В касках и в масках,
С лицами честных героев,
Нечувствительных к боли?
На всякий пожарный случай…
Отвечу я сам за тебя на вопрос:
Когда бы и как бы тебе ни пришлось
С пути оступиться,
Ты увидишь сам, что эти люди
Курс твой исправят
И смело растащат баграми
Твой загоревшийся череп.
На всякий пожарный случай…
Не делай того, что не делал никто!
Кто может представить последствия?
А если нарушится равновесие
Между горящим тобой
И окружающей холодной средой?
Пожарники созданы для того,
Чтобы следить за порядком,
А значит, и за мной…
Уж не думаешь ли ты, что это
Возмутительная оплошность?
Это просто… предосторожность!
На всякий пожарный случай…
Мир на стене
Настало пять часов.
Куда ты так спешишь?
Спешишь домой прийти
И шторы опустить.
В бумажный мир войти
Плакатов на стене
И там скорей забыть,
Что зря весь день прожит.
Между двух стен
Мечется взгляд
И оживляет
Каждый плакат.
Каждый плакат
Словно окно.
Смотришь ты жадно
Через стекло.
Песни звучат
Те, что тебе
Помогут попасть
В мир на стене.
Среди плакатов ты
Забудешь то, что дни
Слились в огромный день
С восьми и до пяти.
Каждый плакат
Запечатлел
В мире мечтаний
Высший предел.
И взгляд твой
Как телевизор:
Программы
Разнообразны.
Думать о вечерах
Где-то в Майами-Бич,
Утро на Плас-Конкорд,
Ночь на Сансет-Бульвар.
Заочно!
Ты любишь Гиндзу в ночных огнях,
Ранчо на Йеллоу-Крик,
Мартини в Сан-Тропе,
Звуки Карнеги-Холл.
Hi-Fi!
В мыслях этих
Все желанья
Темных уголков
Сознанья разом
Ты исполнишь,
Потому что
В самодельном
Мире все легко.
Я уверен,