сами себе палачи
судьи сядут
в кружок у развилки дорог,
мимо промчимся мы —
тени, тени во мгле
тронут судьи каждого
ольховым прутом,
знаки поставят перстами
на стылой земле
чтобы вершить приговор,
мы едем на плахи свои
сквозь заколдованный бор —
сами себе палачи
День
Я любил, любил, любил, любил, любил
Холодное утро,
Утро Елены.
Я стучал, стучал, стучал, стучал, стучал
В закрытые двери,
Двери Елены.
Я стоял всю ночь на коленях ради Елены
И слышал, как пело за дверью радио Елены.
Я любил, любил, любил, любил, любил
Рассудочный полдень,
Полдень Татьяны.
Как святая книга в сафьяне,
Мудрость Татьяны.
Я сидел, как мальчик за партой, возле Татьяны
И шатался, будто бы пьяный, от правды Татьяны.
Я любил тропический вечер,
Вечер Марии.
Я ласкал горячие плечи,
Плечи Марии.
Я входил, как тигр, в квартиру милой Марии
И слышал, как голуби пели «Ave Maria».
Я ушел в безмерную полночь,
Полночь Ирины,
Встал на путь как лезвие длинной
Жизни Ирины.
Пережил все страшные тени леса Ирины
И проснулся, чувствуя рядом холод Елены.
Пять минут неба
Ночи и дни
Сжались в комок,
Как бумага,
Когда ее лижет пламя.
Ото всех желаний,
Ото всех тревог
Только пять минут,
Только пять минут
Сохраняется нами.
Пять минут неба —
Это так много,
Мне не о чем больше просить
Ни тебя, ни бога.
Пять минут неба —
Это так много.
Только пять минут,
Пять минут неба.
Только пять минут.
Запоздалый поезд
Ты не чувствуешь моего присутствия,
Опаздывая на последний сеанс,
Ох, сеанс.
Под гипнозом твоей длинной тени
Улица погружается в транс,
Ох, в транс.
А между тем, мы вместе ловим
На нашем полустанке
Один и тот же полуночный
Запоздалый поезд.
У тебя два холодильника:
Один на кухне, а другой — в голове,
Ох, голове.
Я не нравлюсь тебе (сочувствую!),
А ты не нравишься мне,
Ох, мне.
А между тем, мы вместе ловим…
Ты можешь обливать меня грязью,
Засунув в урну тщедушную совесть,
Но ты не можешь уйти с перрона,
Купив билет на тот же поезд, поезд.
Один и тот же полуночный
Запоздалый поезд.
Один и тот же полуночный
Наш запоздалый паровоз.
Режь меня
Ты моя сладкая боль, но это ложь —
В ранах останется соль, хотя в сахаре нож,
И скоро эта правда станет слишком горька,
Но это будет завтра, ну а пока…
Режь меня режь меня режь!
Режь меня режь меня режь!
Ты надеваешь перчатки, принимая гостей,
Ты стерла пемзою пальцы почти до костей.
Но вся пролитая кровь вернется обратно, и
На белой лайкре выступят кровавые пятна,
Ну а пока…
Режь меня режь меня режь!
Режь меня режь меня режь!
Девочки с розовыми глазами
ты знаешь,
здесь ночью,
когда в коридоре
погаснет последняя синяя лампа
и все мотыльки и летучие мыши
исчезнут в открытом пространстве
какого-то мне незнакомого теплого неба
ты знаешь,
тогда появляются тысячи
жадных трепещущих ищущих рук
и на белой больничной стене вырастают
холодные пальцы, большие ладони
все это похоже
на праздник, на сон наяву,
словно все это было когда-то со мною
и девочки с розовыми глазами
и девочки с розовыми глазами!
все это похоже
на траурный марш
они шарят по стенам, по окнам, по крыше
и душат каких-то прохожих вокруг
все это похоже на сон, словно все это было!
я знаю,
я чувствую — это пришли за мною
и я остаюсь неподвижно лежащим,
и капли дождя и какое-то небо
на родине бюст, на площади памятник,
мемориальную доску на стену —
все что угодно, но только, но только не это!
Плебейка
плебейка — по твоему лицу размазан мэйкап
плебейка — твоя любовь как телогрейка
я привожу тебя домой, как водят блудных собак,
мой сексуальный партнер и мой классовый враг
ты говоришь о Париже, но тебе куда ближе помойка
мои деды жевали Нерчинский снег,
мои прадеды мечтали о Полярной звезде
я потомок тех, кто дал тебе свободу,
чтобы ты имела тряпки и плевала на работу
плебейка — твой рот улитка, ты плод вырожденья
плебейка — в твоих жилах водка уже два поколенья
я привожу тебя домой, наверно, это с тоски,
у тебя злые бедра и тугие соски
ты говоришь об Армани
и прячешь семечки в нагрудном кармане
мои деды стояли у мешков с песком,
мои прадеды харкали кровью на камнях катакомб
и вот мы одни — одни в этом доме
что я могу сделать с тобой, что я могу дать тебе кроме
унижающей тебя любви
если ты только можешь понять,
что я улыбаюсь не от наслажденья —
я смеюсь над тобой
когда хозяйка нового мира
становится плачущей плотью,
ты всегда голосуешь за
просто тем, что ты есть
просто тем, что довольна
просто тем, что твои глаза
смотрят всем встречным мужчинам
в область ширинки…
плебейка!
Альтернативная песня в защиту лысых
Кое-что знаю я твердо,
На этом я полысел.
Может, это не лучший исход,
Но я остался цел.
Кое-что знаю я твердо,
На этом я полысел:
Лучше быть лысым, чем быть мертвым,
А я остался цел.
Я ставлю с шумом на кухне кастрюли,
Я не люблю итальянца Россини:
Оперу его, «Севильский цирюльник»,
Ведь я-то живу в России.
Я не чувствую страха — я лысый!
Меня не пугает дым!
Я вижу в этом глубокий смысл:
Жаль, я никогда не буду седым
Я буду лысым до скончания века,
Я буду смотреть сквозь очки и прицел.
Лысые вечно будут на свете,
А значит, я буду цел!
Сирота
у меня был отец, у меня была мать
и я помнил их лица и знал, как их звать,
но камни с моста упали, коснулись воды,
встал дождь за спиною и стер все следы
я спустился с моста уже сиротой,
встал посередине дороги пустой,
увидел в поле ворота и встал у ворот
спросить мое имя у тех, кто пройдет
мимо поезд промчался, не сбавивший ход,
в черном небе далеком пролетел самолет
и промчалась машина, не притормозив
я успел поседеть, никого не спросив
и вернулся я в город, в котором я рос
и вошел в каждый дом, разнося свой вопрос
словно эхо, вопрос повторял каждый рот,
потому что вернулся я в город сирот
В тени звука
грохот трамваев и голоса прохожих
заливают окна ослепительным светом,
заполняют комнату темным молчаньем
молчание — это тень звука
я лежу в твоей прохладе, сестра смерти,
вспоминая имена и голоса свыше
и понятно все до боли, и нужды нету
зажигать последней спичкой свечу слова
в тени грохота
в тени грома
в тени музыки
в тени всего святого
отголоски битвы и стоны агоний
сгущают сумерки, как яркие фары
и нужны на окнах железные шторы,
чтобы не слышать вопля восходяшего солнца
я лежу, сосредоточен на светлой точке,
постепенно тающей на темном экране
когда она погаснет, я останусь голым
перед бесформенным, безмолвным созданьем
Панцирная кровать
ложись на панцирную кровать
она скрипит, но на это уже наплевать
для других приготовлено ложе из роз,
но у роз есть шипы
ты знаешь,
они могут поранить всерьез
твоя грубая к