Я хочу спать…
Я хочу спать…
Я хочу спать… спать… спать…
Мне так надоели волнения дня,
К тому же все это такая фигня:
Я хочу спать…
Эта музыка будет вечной
радиола стоит на столе
я смотрю на тень на стене
тень ко мне повернулась спиной
тень уже не танцует со мной
какие-то скрипки где-то
впились в чьи-то тонкие плечи
эта музыка будет вечной,
если я заменю батарейки
эта музыка будет вечной,
если я заменю батарейки
я испытывал время собой —
время стерлось и стало другим
податливый гипс простыни
сохранил твою форму тепла,
но старый градусник лопнул
как прекрасно, что ты ушла
эта музыка будет вечной,
если я заменю батарейки
я должен начать все сначала
я видел луну у причала
она уплывала туда, где теряет свой серп,
но вскоре она возместит свой ущерб,
когда батарейки заменят
Казанова
если нет любви в твоих проводах,
если холоден голос в твоем телефоне,
я могу понять и могу простить,
я звоню в никуда — я забыл даже номер
вчерашний день не сегодняшний день —
на мягких подушках не въедешь в вечность
ты повесишь на стул позабытую тень
моих присутствий и влажных приветствий
Казанова, Казанова — зови меня так
мне нравится слово
в этом городе женщин,
ищущих старость,
мне нужна его кровь,
нужна его шалость
Казанова, Казанова — зачем делать сложным
то, что проще простого
ты — моя женщина,
я — твой мужчина
если нужно причину,
то это причина
если голос твой слышен — еще ты не спишь,
ты светишься бронзой, раздетое лето
ты манишь на свет всех крылатых в ночи,
но не хочешь согреть никого этим светом
подражая примеру соседских глазков,
ты шпионишь постыдно за собственным телом,
но не видишь на бедрах свинцовых оков
хотя можешь заметить даже черное в белом,
Казанова, Казанова…
каждый день принесет десять новых забот,
и каждая ночь принесет по морщине
где ты была, когда строился плот
для тебя и для всех, кто дрейфует на льдине?
Под прицелом твоих окон
до сих пор встречая твой дом по пути,
быстрым шагом стараюсь я мимо пройти,
не взглянув на знакомые эти ступени
и на двери, в которые мне не войти
то ли дом стал выше, то ли я стал старше,
то ли я боюсь неизбежной фальши
задержусь перед ним я всего на секунду,
перед тем как снова двинуться дальше
я стою в перекрестье твоих окон
я стою под прицелом твоих окон
мне известно, что я здесь стою напрасно
мне известно, что это окно погасло
только свет его, зависнув в пространстве,
продолжает еще оставаться ясным,
и ложится крест на лицо и плечи,
перечеркивая дела и встречи,
и стоит в глазах безнадежно долго,
я боюсь сказать — навсегда, навечно
как бы ни был я от тебя далеко,
ты найдешь меня во мгновенье ока
стоит только раздвинуть тяжелые шторы,
пальцы света укажут тебе дорогу
Паркет
у них был паркет, зеркальный, как лед,
густой, как смола сосны
и младший в семье строил замки на нем,
поджидая прихода весны
и весна пришла, и в карманах его
завелся различный сор:
номера телефонов в табачной трухе —
он их прятал, как опытный вор
но мать находила чутьем матерей,
и мать говорила: не смей!
она помнила, как она строила дом
и чего это стоило ей
как холодом опытных женских рук
касалась реки перемен,
чтоб сковал ее прочный зеркальный паркет —
опора для будущих стен
а он приносил чужое тепло
и швырял его, словно рюкзак,
на хрупкую льдину, и кожа ее
превращалась в грубый наждак
и тонкая трещина в нить толщиной
в любимом ее январе…
а он наслаждался весенним теплом
и думал о летней жаре
а он говорил: иди сюда, мать,
и встань на моей стороне!
и, пытаясь ее рассмешить, он играл
на трещине, как на струне
но она слишком долго лелеяла гнев —
в клетке лжи томившийся зверь —
и она выходила из комнаты вон,
захлопнув с грохотом дверь
от стука дверей росла полынья
и падала прочность льда
и ждавшая долго свободы и дня,
на свет появилась вода
и дом их распался, и их понесло —
чем далее, тем быстрей
и даже отец, который молчал,
оказался на льдине своей
и мать кричала отчаяньем рук,
проклиная течение вод:
ты ослушался, сын! впереди водопад!
ты слышишь, как он ревет
а он, улыбаясь, пел ей в ответ:
посмотри, как красив водопад!
он один для нас с тобой и для всех,
и никто в том не виноват
у них был паркет, зеркальный, как лед,
густой, как смола сосны
и младший в семье строил замки на нем,
поджидая прихода весны
и весна пришла и с большой высоты
сбросила хрупкость их тел…
но кто-то падал, а кто-то летел
кто-то падал, а кто-то летел
Рвать ткань
на городской помойке воют собаки
это мир, в котором ни секунды без драки
Бог сделал непрозрачной здесь каждую дверь,
чтобы никто не видел, чем питается зверь
папа щиплет матрасы, мама точит балясы
под дикий рев мотоциклов детей
они смотрят программы, отмеряя стограммы,
пока дети приводят блядей
здесь все готово, чтобы рвать ткань
все готово, чтобы рвать ткань
сметана на бананах, молоко на губах
мы любим кого-то, но нас любит страх
куда идти, когда некуда идти
мы пойдем туда, где разрывается ткань
в одну тюрьму из другой тюрьмы
нас разбудили в такую кромешную рань
мне страшней Рэмбо из Тамбова,
чем Рэмбо из Айовы
возможно, я в чем-то неправ,
но здесь тоже знают, как убивают,
и так же нелегок здесь нрав
В каждой клетке зверь
мои братья в клетке,
мои сестры в загоне
мои родные за решеткой,
словно воры в законе
они ни в чем не виноваты,
разве тем, что бессловесны
к ним не приходят адвокаты,
и срока их неизвестны
в каждой клетке зверь,
в каждой клетке зверь,
в каждой клетке зверь —
живая божья тварь
я брожу между клеток,
вдыхая дикий запах
звери мчатся по кругу
на пружинистых лапах
и фиолетовым глазом
следят сквозь прутья за мною,
как первобытная совесть,
лишая сна и покоя
Всего лишь быть
я могу взять тебя,
быть с тобой,
танцевать с тобой,
пригласить тебя домой
у меня есть дома рислинг
и токай,
новые пластинки,
77-й «Akai»
твой мускус, мой мускул
это так просто — до утра вместе,
но я уже не хочу быть мужчиной,
но я уже не хочу
это так просто:
я хочу быть,
всего лишь
я могу спеть тебе,
о тебе, про тебя,
воспевать тебя,
сострадать тебе и себе
у меня есть дома эрудиция, эстампы,
мягкие подушки
и свет интимной лампы,
маски, позы, два листа прозы
это так просто —
сочинять песни
но я уже не хочу быть поэтом,
но я уже не хочу
это так просто:
я хочу быть,
всего лишь
когда надо пить,
слыть, бить, выть,
петь, брать, драть,
жрать, вить, взять
мать твою так быть
всего лишь быть
так просто забить на это,
но я уже не хочу быть поэтом,
но я уже не хочу
это так просто —
сочинять песни,
всего лишь
Праздник, на котором нас нет
ближе к субботе Луна достает свой желтый кинжал,
свободное время убивает своих господ,
в протухшее сердце впиваются сотни невидимых жал
из окон общаг летит резиновый град,
дальнобойные трассы стянуты в узел тугой
вокруг неразборчивых днищ пневматических тел
белые головы сорваны с плеч стеклянной рукой
эхо соитий в грохоте лопнувших шин
праздник, на котором нас нет
именины тех, кто рожден без имен