т, я не могу!
Жан. Ну, а я могу!
Юлия берет птичку из клетки и целует. Бедная Серина, ты должна умереть от руки своей собственной хозяйки.
Жан. Прошу вас не устраивать сцен; тут дело идет о вашей жизни, о вашем благополучии! Ну, живо!
Вырывает у неё из рук птицу, относит ее к доске для рубки мяса и вынимает кухонный нож.
Юлия отворачивается.
Жан. Вы бы должны были учиться резать цыплят вместо того, чтобы стрелять из револьвера — рубит — тогда бы вы не падали в обморок при виде капли крови!
Юлия вскрикивает. Убейте меня тоже! Убейте меня! Если вы можете убить невинное животное, и у вас рука не дрогнет! О, я ненавижу вас, вы мне противны; между нами — кровь! Я проклинаю час, когда увидала вас, я проклинаю час моего рождения!
Жан. Ну, чему помогут ваши проклятия! Идемте!
Юлия приближается к рубильной доске, влекомая против воли. Нет, я еще не хочу уходить; не могу — я должна видеть — тише! Слышишь, едет карета. — Она прислушивается в то время, как глаза её прикованы к рубильной доске и к ножу. — Так вы думаете, что я не могу видеть крови! Думаете, что я так слаба — ах — я хотела бы видеть твою кровь и твой мозг на этой доске — я хотела бы утопить весь твой род в этом море… я думаю, что могла бы пить из твоего черепа, мыть мои ноги в твоей грудной клетке и целиком съесть твое сердце! — Ты думаешь, я слаба; ты думаешь, я люблю тебя; ты думаешь, что я захочу носить под сердцем твое отродье и кормить его моею кровью — родить твое дитя и принять твое имя! Ну, так слушай, как тебя там зовут? Я никогда не слыхала твоей фамилии; да я думаю, у тебя и нет её — чтоб я стала носить твое подлое холопье имя — ты, собака, носящая мой ошейник, ты раб, носящий на пуговицах мой герб, — мне-то делиться с моей кухаркой, соперничать с моей служанкой? Ах! Ах! Ах! Ты думаешь, что я трушу и хочу бежать! Нет, я останусь — и пускай разразится гроза! Мой отец вернется — и найдет свой стол взломанным, золото украденным! Тогда он позвонит в звонок два раза, чтобы пришла прислуга — потом он пошлет за полицией — и тогда я расскажу ему всё! Всё! О, это будет прекрасно, положить всему конец — лишь бы положить конец! — А потом с ним сделается удар и он умрет! — И тогда будет всему конец — и наступят мир… покой… вечный покой! — Над гробом отца разломают наш герб — угаснет графский род — а лакейское отродье вырастет в приюте… будет пожинать лавры во рву и кончит тюрьмой!
Жан. Ишь, царская кровь заговорила! Браво, Фрёкен Юлия! Но вам бы убавить прыти.
Кристина в праздничном платье, с молитвенником в руках.
Юлия бежит к ней и падает ей на грудь, как бы ища у ней защиты. Помоги мне, Кристина! Защити меня от этого человека!
Кристина неподвижно и холодно. Что это за возня в праздничное утро. Смотрит на рубильную доску. И что это вы тут напакостили! — Что это всё значит? Да еще кричите и скандалите!
Юлия. Кристина, ты женщина и друг мне! Берегись этого негодяя!
Жан немного смущенно и робко. Если дамы хотят что-нибудь обсудить между собой, то я пойду бриться.
Ускользает направо.
Юлия. Ты меня поймешь; и ты должна меня выслушать!
Кристина. Нет, я ничего не понимаю в подобном распутстве!.. Куда вы собираетесь в этом дорожном костюме? А он тоже надел шляпу?… Что всё это значит?
Юлия. Выслушай меня, Кристина; выслушай меня; я тебе всё расскажу!
Кристина. Я ничего не хочу знать…
Юлия. Ты должна меня выслушать…
Кристина. Да про что слушать-то? Про ваши-то глупости с Жаном! Ну, так видите ли, я об этом нисколько не беспокоюсь и не хочу вмешиваться в это. Но если вы думаете сманить его с собой, то я уже позабочусь загородить вам дорожку!
Юлия сильно возбужденная. Постарайся быть спокойной, Кристина, и выслушай меня! Я не могу здесь остаться, и Жан не может здесь остаться — следовательно, мы должны уехать…
Кристина. Гм, гм!..
Юлия с внезапно пришедшей ей мыслью. Послушай, что пришло мне в голову — если мы уедем все трое — за границу — в Швейцарию — и вместе устроим там отель. — У меня есть деньги видишь ли — Жан и я, мы будем управлять отелем, а ты примешь на себя кухню… Ну, разве это не будет великолепно! — Скажи только да! Поезжай с нами, тогда всё будет в порядке. — Скажи только, да! Ну!
Она обнимает Кристину и нежно похлопывает ее по плечу.
Кристина холодно и с сомнением. Гм, гм!..
Юлия всё быстрее и быстрее. Ты никогда не выезжала и не путешествовала, Кристина, — ты должна поехать и посмотреть свет. Ты и не поверишь, как интересно ехать по железной дороге — постоянно новые люди, новые страны — а там мы приедем в Гамбург, — осмотрим Зоологический сад — ты же любишь. — Потом пойдем в театр, послушаем оперу — а когда приедем в Мюнхен, то будем осматривать музеи с картинами Рубенса и Рафаэля, двух величайших художников. Ведь ты, верно, слышала об Мюнхене, где жил король Людвиг, — король, который потом сошел с ума. — Мы осмотрим его замки, — у него были замки, устроенные, как в сказках — а оттуда уж недалеко до Швейцарии, где Альпы, — подумай только, Альпы, покрытые снегом среди лета — и где растут апельсины и лавровые деревья, зеленые круглый год…
Жан показывается справа; он точит свою бритву на ремне, который держит зубами и левой рукой; он с удовольствием прислушивается к разговору и время от времени одобрительно кивает головой.
Юлия еще быстрее. — Там-то мы снимем отель — я буду сидеть за кассой, а Жан будет стоять и встречать приезжих — выходить и делать закупки… писать письма. Вот это будет жизнь, ты можешь мне поверить — то свистит поезд, то приходит омнибус, звонят то в отеле, то в ресторане — потом я буду писать счета — и не буду щадить карманы наших посетителей. — Ты не можешь себе представить, как дрожат путешественники когда приходится платить по счетам! А ты, ты сидишь хозяйкой в кухне. Конечно, тебе не нужно будет стоять самой у плиты — ты будешь красиво и нарядно одета, когда тебе придется показываться людям — а с твоею наружностью — да, я не хочу тебе льстить — но в один прекрасный день ты можешь выйти за муж! за какого-нибудь богатого англичанина; видишь ли, мужчин так легко говорит медленнее поймать — и тогда мы будем богаты — и выстроим себе виллу на Комовом озере — там, конечно, иногда идет дождь, — но всё более пониженным тоном по временам светит и солнце — хотя довольно туманно — и, затем, затем — мы можем опять уехать обратно и вернуться домой — пауза, — сюда, — или куда-нибудь в другое место.
Кристина. Послушайте! Сами вы верите в то, что говорите?
Юлия уничтоженная. Верю ли я сама?
Кристина. Да!
Юлия устало. Не знаю; я больше ни во что не верю. Падает на скамью и кладет голову на руки на столе. Ни во что! Решительно ни во что!
Кристина поворачивается налево, где стоит Жан. Отлично! Так ты в самом деле думал бежать!
Жан смущенно, кладя на стол бритву. Бежать! Слишком сильно сказано! Ты ведь слышала план графини, и хотя она очень устала после бессонной ночи, тем не менее план этот очень легко привести в исполнение.
Кристина. Послушай-ка, любезный! Так ты действительно был такого мнения, что я должна быть кухаркой у этой…
Жан резко. Будь так добра и употребляй более приличные выражения, когда ты говоришь пред твоей госпожой! Понимаешь?
Кристина. Госпоже?
Жан. Да!
Кристина. Нет, вы послушайте, вы только, послушайте!
Жан. Нет, послушай ты! Это будет тебе очень полезно, и придержи язык за зубами! Фрёкен Юлия — твоя госпожа, и ты ее теперь презираешь, ты должна, презирать значит, и самое себя!
Кристина. Я всегда настолько уважала себя…
Жан. Что считаешь себя вправе презирать других!
Кристина. — что я никогда не опускалась ниже моего положения. Попробуй кто-нибудь сказать, что у графской кухарки было что-нибудь со скотником или с пастухом. Ну-ка, пусть кто попробует!
Жан. Да, на твое счастье, ты имела дело с более приличным человеком!
Кристина. Более приличным… который продавал, из конюшни графский овес.
Жан. А что же ты молчишь про то, как получала проценты из овощной лавки и брала взятки от мясника!
Кристина. Что?!
Жан. И ты не считаешь более нужным уважать свою госпожу! Ты, ты, ты!
Кристина. Пойдем-ка теперь в церковь! После твоих деяний хорошая проповедь будет тебе очень полезна!
Жан. Нет, я сегодня не пойду в церковь; ты можешь идти одна и каяться в своих грехах.
Кристина. Да, я так и сделаю, и надеюсь получить прощение не только для себя, но и для тебя! Спаситель страдал и умер на кресте за все наши грехи, и когда мы с верой и раскаянием идем к нему, то он принимает все наши вины на себя.
Юлия, Веришь ты в это, Кристина?
Кристина. Это — моя живая вера; это моя детская вера, которую я сохранила с ранней юности, Фрёкен. А где грех велик, там и милость Господня беспредельна.
Юлия. Ах, если бы у меня была твоя вера! Если бы я…
Кристина. Ну, видите ли, взаймы её не возьмешь, без особой милости Божьей, и не всем дано снискать ее…
Юлия. Кому же она дается?
Кристина. Это великая тайна Божьей милости; и Господь не разбирает людей, а только первые должны быть последними.
Юлия. Ну, так значит, он разбирает, кто должен быть последними…
Кристина продолжает. …и легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие. Так-то, Фрёкен! Ну, а я пока пойду — одна, и по дороге скажу конюху, чтобы он не отпускал лошадей в случае, если кто захочет уехать до возвращения графа. До свиданья! Уходит.
Жан. Чёрт побери! — И всё это из-за чижика!
Юлия устало. Оставьте чижика в покое! — Видите вы какой-нибудь выход, какой-нибудь конец всему этому?
Жан сердито. Нет!
Юлия. Что бы вы сделали на моем месте?
Жан. На вашем? Подождите? Как аристократка, как женщина, как — согрешившая! Не знаю — да! Я знаю что!
Юлия берет бритву и делает движение. Вот так?
Жан. Да! Но я, я бы этого не сделал — заметьте! И в этом разница между нами!
Юлия. Потому что вы — мужчина, а я — женщина? Так в чём же тут разница?