Так он учил его изо дня в день и достиг того, что Сергей овладел столярным ремеслом в совершенстве.
6
Однажды Сергей зашел далеко в лес за рекою. Он бежал, скользя босыми ногами по колкой земле, отдыхая, бросался на землю, и солнце ласково смотрело на него сквозь листву деревьев. Так он дошел до пригородных мест, потому что здесь, за городом, стоял дом патера Владислава. Но, проходя мимо лесной сторожки, он заглянул в окно и остановился в раздумье.
Старик сторож сидел у стола, мастеря какую-то работу, и плавным голосом рассказывал что-то неизвестному человеку.
— …Прислали в Москву множество иностранных мастеров, — говорил старик, — и среди них был из Германии великий мастер по столярному делу по имени Фома Шуц.
Сергей остановился у окна.
— В ту пору полюбилась царю боярышня Шелога. Он призвал к себе деревянных дел мастера Фому Шуца и говорит: «Скажи мне, мастер, какие столярные дела ты можешь делать?» Фома Шуц отвечает, что он искусен во всех столярных делах.
«Можешь ли ты, — говорит царь, — сделать мне такую шкатулку, чтобы дерево на ней было подобно шелку из персидской страны, а изразцы на крышке и по бокам были ни с чем не сравнимой тонкости?»
Немецкий мастер отвечает, что берется сделать, да только пройдет много времени, потому что для этой работы нужны совсем особенные инструменты. Царь его с этим отпустил, и он, придя домой, задумался. И вот говорит самому себе: «При этой работе нужно мне написать самому главному волшебнику во всей Германии». Едва он это сказал, как вбегает к нему в дом паршивая собачка и начинает прыгать между ног. Он ее гонит, а собачка сбросила с себя шкуру, выросла тут же до человеческого роста и говорит, что она и есть самый главный волшебник во всей Германии. Немец всему этому обрадовался и рассказал ему про свои затруднения. Тот отвечает, что дело это пустое, но что для такой работы нужен чудесный рубанок, который дереву придает чрезвычайную гладкость, а по такому дереву и простым ножом можно тончайшие изразцы сделать. Немец ему за такой рубанок дает все, что имеет, а тот отвечает, что ни в чем не нуждается, а нуждается в царской доброте и мягкости. Что сам он человек характера очень сурового и хочет себя преобразовать получением добрых свойств царского характера. Немец ему на это ничего не сказал, получил рубанок, сделал шкатулку и передал ее царю. И только через много лет, когда по всей Руси пошли жестокие казни, догадался он, что в шкатулку ту положил царь Иван свою доброту и сердечность.
— Куда же шкатулка делась? — спросил неизвестный человек.
— Шкатулку раскрыл Иванов сын Феодор, — отвечал старик с охотою.
— Дед, — вскричал Сергей, выступая из тени и с силой сдерживая дрожь, — дед, а рубанок?
— Рубанок, — отвечал старик, нисколько не удивившись внезапному появлению Сергея, — рубанок достался самому лучшему столярных дел мастеру.
— Самому лучшему столяру? — переспросил торопливо Сергей.
— Так немец приказал в своем завещании, — отвечал старик и, повернувшись к неизвестному человеку, продолжал: — Принес он эту шкатулку царю, и царь тотчас зовет боярышню Шелогу…
Сергей повернулся, шатаясь, и быстро пошел в сторону. Когда же он обернулся издалека, огонь в лесной сторожке погас.
7
С той поры Сергей стал задумчив. Щеки его стали еще серее, и сквозь кожу редко пробивался плотный, цвета осеннего листа, сок. Но сила не давала ему покою, и однажды ночью он забрался к Ирише, служанке в доме патера Владислава.
Он приметил окно кухни, которое выходило на двор, и притаился между забором и домом. Из окон до полуночи долетал свет, и тень его выделялась на свету отчетливо. Так он ждал, покамест окна не потемнели. Тогда он обошел вокруг дома, чутко прислушиваясь, и несколько раз постучал в окно кухни. Окно отворилось, и Ириша просунула наружу испуганное лицо. Сергей привстал, держась за подоконник, и поцеловал ее прямо в губы.
— Уходи, уходи, мальчишка, — сказала она, но он не ушел, а впрыгнул в окно кухни и остановился возле нее, обняв ее рукою.
— Ты сюда зачем пришел? — говорила она, сердито отворачиваясь.
— Я по столярному делу, — отвечал он, — забивать гвозди.
И она уже не гнала его обратно.
Поздней же ночью, когда девушка уснула, утомившись, он осторожно поднялся и вышел из кухни. Он прошел коридор, касаясь стен руками и, добравшись до какой-то двери, нажал ручку и отворил ее. Комната, в которую он вошел, была большой белой залой. Ковры заглушали шаги, лунный свет пролег пологом на полу и стенах, а на квадратной мраморной подставке стояла статуя человека.
Он низко склонил тяжелую и упорную голову, схватил кистями локти рук, и упругие и округлые мускулы неподвижно лежали в мощном теле. Сергей подошел ближе и вдруг задрожал. Человек при виде его приподнял веки.
— Ты кто? — сказал Сергей. — Экий чудак, право.
И он почувствовал, что глаза его заволоклись туманом, а грудь сжалась вверху, точно стиснутая обручами. Человек на мраморной подставке поднес руку к глазам и вздохнул утомленно. Но в ту же минуту, тяжело вздрогнув, остался неподвижным.
Сергей отступил в ужасе и ногой опрокинул столик. Раздался сильный шум, и патер Владислав проснулся. Легкие шаги раздались неподалеку. Патер, будучи человеком благочестивым и богобоязненным, принялся искать в памяти подходящие тексты, но, ничего священного не найдя, начал мужественным голосом:
— Asinos non curo[13].
Сергей стоял у двери в молчанье. Что-то равномерно ударяло у него в висках. Он просунул руку за ворот рубахи и вдруг ощутил под холодной рукой твердое и недвижимое деревянное тело.
— Inania verba venti ferunt[14], — говорил патер, уже дрожащим голосом.
Сергей повернулся и, шатаясь, возвратился назад на кухню. Не говоря ни слова испуганной Ирише, он прыгнул в окно и пошел молча по двору. Ветер заметал за ним следы на песке, а луна падала плотным светом на склоненную голову и сжатые руки.
8
— Отец, — сказал Сергей. Они работали в мастерской над резным шкафом. — Отец, ты слышал что-нибудь о волшебном рубанке?
— Пустое, — отвечал столяр, — для настоящего древесного материала нужна только твердая рука и склонность к работе.
— Я о волшебном рубанке, — возразил Сергей.
— Самые лучшие бывают двойные из английской стали, — отвечал снова Ефим.
Сын его смотрел на него исподлобья.
— Ты ничего не понимаешь, старик, — сказал он сердито.
— Это ты меня не понимаешь, мальчишка, — возразил Ефим и принялся ходить по мастерской, прихрамывая. — Немец вложил в твою голову мало мозгу.
— Какой немец? — спросил Сергей, поднимая на него глаза.
Но Ефим не отвечал ни слова.
И Сергей всю зиму проходил задумчивый, а к весне собрал инструменты, простился с отцом и отправился в путь за волшебным рубанком. Солнце падало на деревянную голову, да беспокойный ветер заметал следы.
9
Держи твердый путь за рубанком. Ветер, заметай след, лунный путь на дороге — опрокинулось серебро в пыли. Вокруг шумел лес, и сгибалась под босой ногой выросшая на дороге трава. Он шел версты за верстами, ложилась от полей тень, и сверху падала тень — шел версты за верстами, не глядя на белые дорожные камни. Верста — от камня до камня, а от Сергея до рубанка — много тысяч верст. Попадались навстречу люди — ни о чем не спрашивал их, кружил рукой перед острыми глазами и повторял:
— Держи твердый путь за рубанком.
И через четыре дня пути, пройдя мимо многих деревень, он остановился в деревне Вязовой.
Было раннее утро, когда он вошел в деревню. Петухи перекликались задорно, и баба в повойнике гнала скот на пастбище.
— Баба, — сказал Сергей, — где тут твоя изба?
— А зачем тебе моя изба, парень? — отвечала баба.
— Я человек искусный, — сказал Сергей, — пусти меня ночевать к себе, баба.
— А вон изба, — она оборотилась и подняла руку, — там старуха одна, она тебя пустит.
Сергей подошел к избе и застучал в окно. Чье-то заспанное лицо прижалось к стеклу.
— Отвори, бабушка, — сказал Сергей.
И старуха отворила дверь.
Он вошел в избу, улегся на лавку и заснул мигом. А мешок с инструментами положил под голову, и они всю ночь звенели ему дорожные песни.
Наутро его разбудил рыжий мужик. Мужик стоял над ним, ущемив для чего-то левой рукой бороду, правой он толкал в бок Сергея и приговаривал:
— Проснись, парень, полно тебе спать. Принимайся-ка за работу, парень.
— Что же мне делать, рыжая борода? — спросил Сергей, поднимаясь.
— Сделай мне такую скворечню, чтобы в ней соловьи жили.
— Есть ли в деревне столяр, рыжий? — спросил Сергей.
— Столяр-то есть, — отвечал мужик, почесываясь, — я и сам столяр, да только времени нету.
— А покажи-ка мне инструменты, — сказал Сергей.
И мужик провел его в сарай за домом. Точно: на самодельном маленьком верстаке лежали столярные инструменты.
— Я тебе сделаю скворечню, — сказал Сергей и прикоснулся к двойному рубанку. — Доски есть?
— Есть доски, — отвечал мужик, — сосна да ель.
— Давай осину, — сказал Сергей, — самые лучшие скворечни из осины бывают.
И мужик достал ему осиновых досок.
Сергей работал два дня и на третий принес мужику скворечню. Но дерево на ней не было гладко, как шелк, и на нем нельзя было сделать изразцы ни с чем не сравнимой тонкости. Ведь он работал чужим рубанком. И Сергей пошел дальше.
10
Так он блуждал по деревням долгое время и не нашел в деревнях волшебного рубанка. Тогда он пошел к городу Новгороду, где с древних времен были искусные столяры.
Была поздняя ночь, когда он вступил в город. Занавеси на окнах были низко опущены, и новгородцы спали. Сергей свернул от реки, по берегу которой он вошел в город, и, остановившись перед первым же трактиром, постучал в дверь. Ему тотчас же отворили. Большая полутемная комната была почти пустою. Редкими рядами стояли столы, вдоль стены узкой полосою протянулся прилавок, и за прилавком спала, положив голову на руки, молодая служанка.