Подписал показание
Имя: Дмитрий
Отчество: Иванович
Фамилия: Чучу…»
11
Впрочем, фамилию он подписать не успел. Дверь треснула, отвалилась в сторону; невысокая, полная женщина перешагнула через порог и, ни на кого не глядя, опустилась в кресло. Кружевной платочек скатился с колен, она подхватила, прижала платочек к лицу и горько заплакала. Чучугин присел, выронил перо, следователь испуганно поглядел на женщину и нахмурился.
— Кончайте, кончайте, мы сейчас выясним, в чем тут дело, — сказал он Чучугину.
Чучугин рассеянно посмотрел на свое показание, сунул его в карман и направился к женщине.
«Социальное положение — дочь врача, — подумал он мельком, — образование среднее, брови превосходные, цыганские брови».
— Извиняюсь, не могу терпеть, вынести не могу, когда женщина плачет, — пробормотал он в сторону и осторожно потрогал женщину за плечо.
Плечо дрожало.
Чучугин поправил бородку, пригладил волосы.
— Гражданка…
— Мы разошлись, как в море корабли. Жорж, — сказала сквозь платочек женщина, — я дала клятву, что больше никогда не вернусь к тебе. И я не пришла бы к тебе, даже если бы ты озолотил меня с головы до ног. Но на этот раз меня послали к тебе наши малютки.
Чучугин бессмысленно икнул, развел руками.
— И эта тоже, господи благослови! И без документа признает! Да что же это, лицо? Они мне в бане лицо подменили? Банщик старое лицо смыл, а парикмахер налепил новое!
Он торопливо пощупал лицо, оглянулся и, не найдя зеркала, побежал к оконному стеклу.
Со стекла на него смотрел немного похудевший, взъерошенный, но все же он, Чучугин, слава богу, не кто иной, как Чучугин, имя: Дмитрий, отчество: Иванович, фамилия: Чучу…
— Позвольте, позвольте, — сказал он, оборотившись, и начал подходить к женщине сбоку, — на каком, собственно говоря, основании вы принимаете меня за своего мужа?
Женщина мгновенно отняла платочек от глаз и поджала губы.
— Ммм, негодяй! — пробурчала она сквозь зубы и совсем разрыдалась. — Я вас ненавижу, ненавижу! Подумайте, как вы обращаетесь с женщиной, которая, несмотря ни на что, продолжает любить вас.
— Но все-таки, какие внешние признаки могли бы вы указать, — отчаиваясь, спросил Чучугин, — ведь ваш муж имел же вероятнейшим образом признаки. Я не сомневаюсь, что мои, так сказать, признаки значительно отличаются от признаков вашего мужа. Присмотритесь, гражданка, поверьте, что это имеет для меня…
Следователь нетерпеливо схватился за телефонную трубку, потом принялся писать отношение. Он в одну минуту запачкал чернилами пальцы. «По моему мнению, — писал он, — необходимо прежде всего подвергнуть гражданина Галаева медицинскому освидетельствованию, главным образом с психиатрической стороны…»
— Десять лет… десять лет, как ты ушел от нас, Жорж, — всхлипывая, говорила женщина, — я все терпела, я не писала тебе, моя жизнь догорала, как камин, Жорж!
«Какамин, какамин, — смутно повторил про себя Чучугин, — десять лет, однако, тогда все понятно. За десять лет и не такое позабыть можно».
Он посмотрел на нее со стороны: у нее были крепкие сросшиеся брови, красный рот, она была недурна собой.
— Гражданка, что ж мне делать, если…
— Не надо слов, — строго возразила женщина, — ты знал, ты знал, что ты делал, Жорж. Пока ты жил в свое удовольствие, я растила твоих малюток. Чьи эти малютки? Ты, может быть, скажешь, что это не твои малютки, Жорж?
— Малютки, малютки, — досадливо сказал Чучугин, — что же мне делать, что малютки. Я со своей стороны всегда готов…
Женщина вспыхнула, закусила губу.
— У меня связи, Жорж. Если это так, я возьму тебя на поруки, — пробормотала она и внезапно похорошела до того, что у Чучугина голова закружилась.
«Хороша как… Ах, как хороша!» — невнятно вспомнил он и твердыми шагами направился к следователю.
Подойдя к нему поближе, он вытащил из кармана свое показание и раскрошил его тут же на столе.
— Как вы говорите? — спросил он весело и смахнул рукавом обрывки. — Ах, да, Галаев. Как же, Галаев, Георгий Павлович, инспектор-ревизор. Это я.
Он оперся обеими руками о стол, потянулся к следователю: розовое, мальчишеское ухо торчало из-под черных волос. Он наклонился к этому уху и пробормотал:
— А что касается лица, так лицо большого значения не имеет. Главное — документ. А документ — вот он. Не следует смотреть в лицо, извольте посмотреть в документ.
12
Он проснулся на следующий день от престранного ощущения: полная женщина с крепкой открытой грудью целовала его. Он приподнялся, протянул руку; женщина запахнула капот и, негромко взвизгивая, побежала к двери.
«Отвыкла от мужчины, еще стесняется, — подумал Чучугин и потянулся, — еще бы, десять лет все-таки. Забыла, поди, как что, заржавела совершенно».
Он спустил ноги на ковер, протер глаза и разом опомнился; крайне важно, нельзя забывать: бывший бухгалтер, сбежавший накануне из сумасшедшего дома, умер в бане от угара; взамен него родился и вступил в существование главный ревизор-инспектор, лицо заметное, обремененное государственными делами и семейными («малютки») заботами. Чучугин встал на ноги и огляделся: перед ним была мягкая жилая комната с ковриками, диванчиками, подушечками, семейными фотографиями, капельная лампада светилась в углу, пахло нафталином…
— Хм, лампада, дурман, опиум, отменено декретом, — пробормотал он.
Прекрасные фильдекосовые кальсоны висели на спинке стула, тут же были сложены носки, подвязки.
Это его восхитило.
«Женат, женат, совсем иное дело», — подумал он и надел кальсоны.
Но носки и подвязки он надеть не успел.
Грузный старик влез в комнату и, мельком взглянув на Чучугина, прошел мимо, как будто Чучугина здесь и не было. Усевшись на кровать, он расставил ноги, понюхал воздух и, опершись о полку, закрыл глаза.
«Спать собирается», — пугливо подумал Чучугин.
— Н-ну, поздравляю, этого… — отдуваясь, сказал старик, — с возвращением в этого… в лоно. Что, брат, наблудился за десять лет так, что и узнать никак невозможно.
Чучугин обиделся, недовольно пожал плечами.
— Вот уж не знаю, кто из нас больше блудил… папаша, — промычал он наугад, — я тоже кое-что о вас слышал.
Старик побагровел, однако сдержался и только понюхал воздух. Седые волосы показались у него из ноздрей и ушли обратно.
— Что это в газетах пишут, — сказал он миролюбиво, — Хомец, этого, кажется, в отставку подал; ты, Георгий Павлович, в этого… в сферах. Объясни, в чем дело. Почему все-таки взял и подал?
— Да что ж, Хомец действительно подал, не захотел служить, — небрежно сказал Чучугин, — он, кажется, голландский президент. Президенты время от времени, как правило, подают. Это все англичане путают. Колонии и колонии. С разрешения правительства нам на колонии начхать.
Старик помолчал, поежился.
— Сволочь ты, — сказал он наконец задумчиво, — до того погряз, что ближайших родственников не узнаешь. Ну какой я, этого, тебе папаша?
Чучугин тревожно моргнул, шлепнул губами.
— Так ведь я близорук, — поспешно объяснил он, — я хотел сказать…
Старик поднял на него грузное лицо и переставил палку.
— Что сказать?..
— Насчет колоний, — робко пролепетал Чучугин и в отчаянии занялся носками: подвязки щелкали и вырывались у него из рук, он не осмеливался взглянуть на своего посетителя. Зато старик внимательнейшим образом рассматривал Чучугина, и бородку, и ноги, и кальсоны, и выражение лица.
— Тут что-то не то, — решил он наконец, — тут какая-то путаница.
Чучугин застегнул подвязки, надел брюки; в брюках он почувствовал себя солиднее, бодрее.
— Никакой путаницы, — возразил он решительно, — папаша, я по чистой случайности сразу не узнал вас.
Старик отставил в сторону палку и сделал из своих кулаков подзорную трубу.
— Вся беда, что я забыл, этого, лицо, — рассуждал он вслух, — забыл, как проклятый.
— Это я тебе, Георгий Павлович, прихожусь папашей? — грозно спросил он.
— Ну, что ж, тестя обыкновенно называют папашей, — не задумываясь пробормотал Чучугин.
Старик взмахнул плечами, выпустил из ноздрей волосы и затрясся и захохотал.
— Хха, хху, хха, — хрипел он, — да ты шутник: как разыграл старика… Актер, актер, Мочалов, разыграл, Качалов.
— Хвв, хвв, — нервно прокричал Чучугин.
Старик хлопал его по животу, валился на сторону, задыхался.
«Ну, сошло, пронесло». Чучугин приятельски потрогал старика за живот.
— Конечно, шутил, — сказал он, успокаиваясь, и махнул рукой. — Неужели вы в самом деле подумали, что я не узнал вас с первого взгляда?
Старик спрятал волосы, перестал смеяться. Он приподнялся и озабоченно задрал вверх полу своего сюртука, клетчатый зад выглянул на свет и спрятался. Бормоча: «Тут, что ли, куда это я его, в которое это место сунул», — он вытащил из заднего кармана платок, какое-то барахло и, наконец, запечатанный конверт с адресом, настуканным на машинке.
— Манечка меня посылала в твою, этого… гостиницу, — пробормотал он, — за письмами, узнать, нет ли писем… Так вот…
Чучугин разорвал конверт, губернская инспекция предлагала главному ревизору в трехдневный срок выяснить состояние денежных сумм, финансовую отчетность и т. д., и т. п. местного отделения Главслепа, помещающегося по улице, и адрес.
— Главслеп? Однако это слепачи, по-видимому; какая же отчетность?.. Понимаю, растраты, железной метлой гнать негодяев. Будет сделано.
Он поспешно натянул пиджак, пригладил волосы, поправил бородку.
— Так что же ты, чаю надо, кофе, этого, пить надо, завтракать, — озабоченно сказал старик.
— Милый, к сожалению, ни минуты. Сами видите, масса работы, рвут на части, рад бы, но никак не могу. Я вечером все сразу выпью. Скажите Ма…
Он не докончил: дверь ахнула, распахнулась, четверо детей, недружелюбно посматривая на Чучугина, вошли в комнату, за ними Чучугин увидел цыганские брови, и красный рот, и крепкую грудь, и другие уже знакомые ему предметы.