— Жорж, я привела тебе…
Чучугин беспомощно екнул, ноги у него подвернулись.
— Ах, это ма… малютки, — пробормотал он.
Коренастый мальчик с вывернутыми мокроватыми ноздрями, хищно оглядываясь, подошел к нему и засунул руки в штаны.
— Алло, папашка? — недоверчиво спросил он.
Трое остальных, как по команде, гулко и откровенно захохотали.
— То есть как это алло? — растерялся Чучугин.
— Что ты, Коля, как ты говоришь с отцом, — строго заметила женщина и, восхищаясь, подтащила к Чучугину маленькую, как гриб, девочку; две косички свисали с ее головы, красный платок болтался на шее.
— А-хии, хи, да-хии, хи, — поддержал Чучугин и осторожно погладил девочку по голове.
Девочка немедленно плюнула в ладонь, отерла ладонью голову и оборотилась к братьям.
— Мама хахаля привела, — хмуро объяснила она.
Самый маленький, похожий более на букашку, едва ли не грудной, стоял в стороне, держась за юбку матери. Чучугин подхватил его, он это с полнейшим хладнокровием встретил.
— Ну, малыш, — опасливо спросил Чучугин, надеясь втайне, что этот малыш совсем говорить не может, — ну, как, скажи, как твоя фамилия?
— Ишь ты, мать твою, фамилию спрашивает, — строго заметил малыш.
Чучугин вздрогнул, поежился и осторожно поставил малыша на старое место.
— Да, конечно… малютки, очень рад познакомиться, — неопределенно пробормотал он, — но это все-таки… совершенно напрасно. Впрочем, надо еще посмотреть, выяснить… А пока что…
Он изящно махнул рукой.
— Извиняюсь, пора идти. Дела, ревизия. А потом, вечером, я все сразу скушаю, и чай, и обед, и ужин.
13
Навстречу, вытянув руку, постукивая палочкой, шел человек. Улица пустовала. Чучугин, размахивая отношением, побежал к нему. Около часа он безуспешно искал учреждение, долженствующее подвергнуться ревизии. Человек остановился не сразу. Он перестал постукивать, прислушался. Чучугин повторил.
— Главслеп, чтоб он сгорел? — Человек закинул голову, молочные белки выкатились наружу. — А вам зачем, вы тоже?.. — Он показал рукой на глаза.
— Приказано обревизовать в трехдневный срок, — твердо сказал Чучугин.
Слепой радостно вскрикнул и схватил его за рукав.
— Обратите внимание на Гольдберга ради бога, — забормотал он. — Гольдберг секретарь, он хам, у него все суммы не в порядке, он устраивает кутежи. Он водит девиц, проверьте его отчетность.
— Понимаю, растраты. Так где, вы говорите?
— Колючий забор, чтоб он сгорел, — пробормотал слепой, — на той стороне, там, за углом, есть калитка. Но не забудьте, ради бога, главный растратчик Гольдберг и еще казначей, пощупайте казначея…
Перед калиткой Чучугин поправил хохолок, едва ли не до самой земли опустил брюки, — так показалось ему официальнее, правительственнее, строже.
Носатый гражданин в унылом свисшем пенсне сидел за столом и, как больная лошадь, поводил головой туда и обратно.
— Рукопожатия окончательно отменены, — сообщил ему Чучугин.
— Да что вы, — рассеянно заметил носатый и с безнадежным видом принялся читать чучугинское отношение.
— Ревизоры, все ревизуют, что ревизуют, почему ревизуют? — пробормотал он.
Чучугин обиделся.
— Позвольте, как это почему ревизуют? Наоборот-с, еще мало ревизуют. Собственно говоря, ревизовать каждый день после занятий следует… Кругом растраты, бухгалтерия поставлена из рук вон плохо…
Он рассвирепел, повелительно мотнул головой и вдруг ударил ладонью по столу.
— Попрошу секретаря. Тут имеется секретарь Гольдберг, попрошу его сюда. Посмотрим, как у него обстоит…
— Я и есть Гольдберг, — уныло сказал носатый.
Чучугин испугался — новый инцидент, новая путаница ему почудились.
— Видите ли, когда назначают ревизию, — объяснил он миролюбиво, — приказывают… На мне вся ответственность, если, скажем, мошенники или растраты. Я, как главный ревизор-инспектор, обязан пересмотреть.
— Пересматривайте, посматривайте, присматривайте, — бормотал носатый.
— Позвольте, говорю я вам… не торопитесь, — прервал его Чучугин и почувствовал себя превосходно, — имейте в виду, что еще не проверена наша отчетность. Позвольте сюда, говорю я вам, приходо-расходные книги, попросите сюда, говорю я вам, ваших бухгалтеров, и тогда…
— У нас один бухгалтер, и тот в отпуску, — сообщил носатый.
Но Чучугин уже не обращал на него никакого внимания.
— И тогда, — прокричал он, вылупив глаза, — произведенная вами растрата…
— Какая растрата, откуда вы взяли растрату?.. — Носатый нервно снял пенсне, протер и снова повесил на нос.
— …будет исходить из надлежащих подсчетов, — торжественно закричал Чучугин и ткнул пальцем в лежавшую на столе кассовую книгу.
Дебет и кредит, кредит и дебет замельтешили у него в глазах, но каждая цифра сама по себе казалась недостоверной, распухала, превышала норму.
— Позвольте, почему баланс? — пробормотал он и, бросив карандаш, принялся подсчитывать заново.
— Только у нас казначей слепой, — говорил носатый, — а я, как секретарь, за кассу не отвечаю.
Чучугин остолбенел, растерялся.
— Позвольте, как это слепой? — спросил он. — Раз он слепой, так как же он деньги считает?
— Слепой, совершенный слепач, — подтвердил носатый. — Ничего не поделаешь, представитель от слепых в правлении.
— Позвольте, а председатель, — замирающим голосом спросил Чучугин, — а как же председатель, тоже?
— И председатель слепач.
Чучугин схватился за голову, в ужасе упал на стул.
— А члены?
— И члены слепачи. Все слепачи, один я зрячий.
— Созвать комиссию! — задыхаясь, прохрипел Чучугин, — медперсонал сюда! Требую медперсонал, это так оставить невозможно.
Носатый удивился, уронил пенсне, вздернул плечи.
— Комиссию? Какую комиссию, для какой цели?
— Комиссию, комиссию, — орал Чучугин, — правление и медперсонал! Я, как главный ревизор, председательствую. Тут же, немедленно, на месте!
Трое слепых, один почему-то со скрипкой в руках, другой беспрестанно примаргивая, вынырнули откуда-то из стены и, тревожно поводя своими беловатыми шариками, полезли знакомиться с ревизором.
— Граждане правленцы! — Чучугин вдохновенно взмахнул руками. — Граждане обоего пола, пользующиеся в огромном большинстве избирательным правом! Произошло недоразумение. Над вами злостно забавлялись. Прекратить.
— Фактитски, Чарльз Дарвин… — трясущимися губами заявил примаргивавший слепой.
— За отсутствием надлежащих органов вы не можете управлять. Вы думаете, что вы правленцы? Заблуждение! Я должен буду отдать ваш медперсонал под суд. Вы какого комиссариата?
— Собес, — сообщил слепой со скрипкой.
— Ага, собес, и это плохо. Я знаю собес, я ревизовал сумасшедший дом в собесе. Из рук вон плохо: больные бегут через баню, один за другим бегут через баню, и охраны никакой.
— Фактитски, Чарльз Дарвин… — растерянно повторил примаргивавший слепой.
Носатый вдруг поманил кого-то пальцем, дверь за спиной Чучугина приотворилась.
— А вот и наш медперсонал, — грустно заметил Чучугину носатый.
Чучугин обернулся — и осел, искры посыпались у него из глаз, он покачнулся. Знакомое лицо плыло к нему, на прямых плечах через всю комнату двигалась студенческая тужурка.
«Где я видел этого студента? — подумал он и вдруг почувствовал себя голым, совсем голым, вот и волосы на груди, и живот шевелится и дышит… — Видел, не видел, видел, не видел, видел?»
— Тарасов, — внятно произнес студент.
«Ну, крышка, Тарасов, — прокричал в самого себя Чучугин, — сейчас, сию же минуту догадается, что другого взяли, он ко мне ходил, он меня в лицо знает».
— А-хи-хи-хи, да-хи-хи-хи. — Чучугин приятно засмеялся и потрогал студента за рукав. — Вот и медперсонал, очень приятно, рад познакомиться, мы тут на попри… мы тут на поприще…
Студент выжидательно смотрел на него, веки у него щурились и раздвигались.
«Узнал, — похолодев, подумал Чучугин, — догадался, догадался, каналья».
— Безобразие, полнейший развал, — наскоро сказал он слепым.
Слепые, теперь все трое, примаргивали.
— Плохо, плохо, крайне плохо. Принужден поговорить с персоналом наедине… наедине и совершенно секретно…
Слепые остались за дверью и заговорили все разом, музыкант заскрипел на своей скрипке, дарвинист ругал секретаря.
— Я Галаев, Галаев. — Чучугин с горечью произнес это имя. — Вы… вы… не возражаете?
Студент рассмеялся.
— Нет, не возражаю, пожалуйста.
— Вы знаете все, я вижу, что вы все знаете, — пробормотал в отчаянии Чучугин.
— Мне кажется, что состояние здоровья членов правления не входит в обязанности… — начал студент.
Чучугин прервал его, схватил за руку.
— Тройной оклад, — предложил он невнятно, — отопление, освещение, казенная квартира, женщины, все, что угодно, только молчите, ни слова, могила.
— Вы, кажется, ошиблись, не по адресу, знаете ли, за другого приняли, — обидчиво говорил студент.
«Намекает, притворяется, — обливаясь потом, подумал Чучугин, — я знаю, кого это за другого приняли, посмотрим, начнем издалека».
— А вот я вас встречал, — выпалил он сразу, — или нет, не встречал, слышал… Я слышал, вы раньше в изоляторе для душевнобольных служили…
— Нет, не служил, я там больного курировал…
— Ага, вот это очень, ха-ха, любопытно. А что это говорили, у вас там из изолятора больные… бегут больные? Охрана плохая или питание, что так бегут?
— Бегут? Ну, нет, бежать еще никому не удавалось. Кто-то хотел убежать, но ничего не вышло, вернули.
— Вернули? Вот именно вернули! Комплект, так сказать, пополнили, да, да, да.
Студент пошарил в карманах, вытащил кошелек, сунул Чучугину газетную вырезку.
— Вот тут как раз об этом, прочтите, это я его и вернул. В баню залез, забавный случай.
Чучугин ватными глазами бродил по мелкому побледневшему петиту, — это была та самая заметка, которую он давеча не успел дочитать.
«Больной вошел в комнату для раздевания, — негромко хрипел он, — но был через несколько минут задержан студентом-медиком Тарасовым и с помощью служителей водворен обратно в изолятор».