ия, что его никто не понимает.
— Разве вы не чувствуете, Катя? Никто не понимает!..
Пинета приподнял голову и услышал, как женщина отвечала, слегка задыхаясь, но почти спокойно, что она скорее выбросится в окно, чем согласится на то, что ей предлагают, требовала, чтобы ее выпустили из этой ловушки сию же минуту, и соглашалась продолжать разговор только при одном условии:
— Скажите мне, участвовал в этом Фролов или нет?
Пинета снял сапоги, отошел от окна и бесшумно занял прежний наблюдательный пункт, оставшийся от тяжелых времен 19-го года.
На этот раз он увидел в соседней комнате девушку лет двадцати двух, которая сидела на кровати, продев руку сквозь железные прутья кроватной спинки и грызя зубами недокуренную папиросу.
Недалеко от нее, спиной к стене, стоял человек, в котором Пинета без труда узнал Барабана.
— Фролов, ого! Вы не знаете еще, что это за мужчина! — услышал Пинета.
Девушка откусила мокрый конец папиросы и принялась крутить из него шарик. Пальцы у нее дрожали.
— Вы все лжете о деньгах!
— Чтобы я так жил, как все, — чистая правда! — отвечал Барабан. Он для убедительности даже пристукнул себя кулаком в грудь.
— Он не получал от вас никаких денег за это. Просто разлюбил… — Девушка еще раз с металлическим стуком откусила конец папиросы. — И больше ничего!
— Ей-богу, — сказал Барабан, — и такого мерзавца разве можно любить? Это же просто подлец, честное слово!
«Экая жалость! — подумал Пинета. — Что же он от нее хочет, старый пес?»
— Разве он стоит вашей любви, это паскудство? — убеждал Барабан. — Он уже теперь гуляет с другой. Ха, разве он помнит о вас, Катя?
Пинета видел, как крупные капли пота выступили у него на шее. Барабан как будто немного растерялся, сделал шаг вперед и схватил девушку за руку.
— Как вы смеете!
Она свободной рукой ударила его по лицу, вырвалась и убежала на противоположный конец комнаты. Теперь Пинета мог бы дотронуться до нее рукой.
Барабан побагровел и с яростью ударил кулаком о спинку кровати.
— Разобью! — вдруг закричал он хриплым голосом и взмахнул рукой.
Пинета с грохотом соскочил со своего наблюдательного пункта. Все стихло в соседней комнате.
Только дверь распахнулась с шумом и снова захлопнулась.
Спустя несколько минут Пинета снова заглянул в дыру для времянки: его соседка горько плакала, взявшись обеими руками за голову.
— Не плачьте, — сказал Пинета, — тише. Мы с вами удерем отсюда. Честное слово, не стоит плакать.
6
Вокзал плавно подкатился к поезду, вздрогнул и остановился неподвижно. Пар в последний раз с хрипом пробежал между колес.
Люди пачками выбрасывались на платформу, кричали, целовались, бранились и тащили к выходу узлы, чемоданы, корзины.
Сергей Веселаго соскочил с подножки и пошел вдоль платформы к паровозу.
Фуражка с истрепанным козырьком лезла ему на глаза; он был серый, как крот, и походил на человека, который потерял что-то до крайности необходимое и теперь ищет без конца, хоть и знает, что никогда уже не найдет, что искать давно бесполезно.
Дойдя до паровоза, он остановился и задумался, потирая рукой лоб.
Из-под паровоза проворно вылез черный, весь в копоти и смазочном масле, мальчишка. Мальчишка чистил паровоз, гладил его по тупому носу, протирал замусоренные глаза; он выгибался, как акробат, чтобы достать до самых укромных мест, и балансировал на одной ноге уже больше из озорства, чем по прямой необходимости. Рожа его сияла черным блеском. Он увидел Сергея и заорал, размахивая тряпкой:
— Эй, шпана, чего уставился?
Сергей посмотрел на него ничего не понимающими глазами.
— Скажите, пожалуйста, мальчик, как отсюда пройти на Первую роту?
Мальчишка вместо ответа залез в какую-то дыру и оттуда выставил Сергею отлакированный зад.
Сергей вдруг хлопнул себя по лбу.
— Да что же это я! Нужно идти, бежать, искать Фролова!
Он всунул билет контролеру и быстро выбежал на улицу. Рикши смотрели на него с презрением. Начинался дождь.
Измайловский проспект был гол и мрачен.
Полотна бродячих ларьков намокли, посерели, старухи, которые со времени основания города торгуют на Измайловском проспекте, тоже намокли, повесили сморщенные носы и засмолили короткие трубочки.
У одной из них, тотчас за мостом, Сергей купил пачку папирос, сунул ее мимо кармана и прошел дальше.
Старуха выползла из-под своего навеса, равнодушно посмотрела ему вслед и положила папиросы обратно.
Спустя четверть часа он добрался до Первой роты, отыскал дом под номером 32 и постучал в дверь, на которой написано было смолой: «Дворницкая».
Сонный дворник объяснил ему, что прежде Фролов жил в пятнадцатой квартире, а теперь переехал в двенадцатую, первый подъезд налево, третий этаж.
Сергей поднялся по лестнице и дернул за звонок.
— Что нужно?
— Отворите, пожалуйста. Здесь живет товарищ Фролов?
— Здесь.
Унылый мастеровой с мандаринскими усами впустил его в кухню.
— Могу я его увидеть?
— По коридору вторая дверь, — хмуро отозвался мастеровой, — еще не встал, должно быть.
Сергей рванул ручку двери и вошел в комнату.
Высокий человек в офицерских штанах со штрипками лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. В комнате стоял тугой запах табака и селедок.
Сергей подошел к нему и ударил его по плечу.
— Вставай!
Фролов перевернулся на другой бок. Сергей потащил его за руку и посадил, подбросив под спину подушку.
— Что? Кто это? Черт возьми! Ты? Сергей?
Он торопливо соскочил с постели и натянул на ноги высокие желтые сапоги со шпорами.
— Очень рад тебя видеть. Черт возьми! Ты свободен?
— Как видишь.
Сергей подошел к нему вплотную и сказал, притопнув ногой от нетерпения:
— Идем! Вот что, послушай… У меня нет с собой этого… револьвера. Не можешь ли ты достать пару револьверов, таких, чтобы не давали осечки?
Фролов опустил глаза и почему-то подтянул пояс.
— На черта тебе револьверы?
— Нужно! Послушай, у тебя ведь всегда было оружие.
— Изволь.
Фролов сунул руку под подушку и вытащил оттуда браунинг.
— Бери, но только… Сергей, ты что — бежал из тюрьмы?
— Не твое дело.
— Да ты скажи, может быть, тебя спрятать нужно?
— К черту! — закричал бешеным голосом Сергей. — Едем!.. Или тебе нужно этих… как там, секундантов?
Фролов с треском сел на стул, вытянул ноги и захохотал так, что все в комнате пришло в движение, задрожало, заколыхалось.
— Ты что, со мной стреляться вздумал? Ты с ума сошел, честное слово! Послушай, теперь на дуэлях не дерутся. Над нами смеяться станут.
Фролов вдруг посмотрел на него и принял серьезный вид.
— Сергей, ты, наверное, жрать хочешь!
— Едем!
— Ну, заладил — едем, едем. Поедем через час, над нами не каплет. Поешь немного, а то промахнешься. Разве голодному можно на дуэль?.. Что ты!
Фролов вдруг захлопотал, зажег где-то за стеной примус, достал стаканы, заварил чай и через несколько минут принес яичницу.
Сергей ел с жадностью.
Фролов сидел против него на кровати, пощелкивал по сапогам откуда-то взявшейся тросточкой и курил толстую папиросу.
«Неужели убежал из тюрьмы? Неужели из-за… Не может быть! Из-за девчонки?.. Знает?..»
— Ты что, ко мне прямо с вокзала?
— Не твое дело, откуда!
— Чудак, да я просто так спросил.
Фролов потушил папироску о каблук, посмотрел на Сергея исподлобья и задумался.
— Сергей, я тебя давно не видел. Расскажи же, чертов сын, как ты жил?
Сергей кончил есть и, не отвечая, схватился за фуражку.
— Поедешь или нет, говори прямо?
Фролов тоже вскочил и остановился перед ним, придвинувшись вплотную.
Теперь он смотрел на него с ненавистью, сжав зубы.
— А ты думаешь, я испугался? Едем!
Фролов выдвинул ящик стола, взял второй револьвер и зарядил его.
Они спустились по лестнице, сторонясь друг друга.
Фролов крикнул извозчика:
— На Острова!
Ехали молча. Фролов, дымя папироской, глядел на серые стены домов, вдоль улиц, которые вдруг открывались за каждым углом, читал вывески: «Продукты питания», кафе «Кавказский уголок».
На одной вывеске, висевшей криво, он прочел только одно слово «качества».
Фролов засмеялся, повторил про себя слово и с испугом обернулся к Сергею: «Не услышал ли…»
Сергей сидел, забившись в самый угол пролетки. Сняв фуражку, он несколько раз провел рукой по голове, как будто с усилием припоминая что-то. Время от времени он машинально расписывался у себя на колене: С. Веселаго — С. Веселаго — С. Веселаго и ладонью в ту же минуту как бы стирал эту подпись.
Мимо них потянулись какие-то красные здания, стало совсем пусто, снова пошел дождь.
С. Веселаго обернулся к А. Фролову и сказал, сжимая рукой браунинг:
— Можно здесь.
— Что ты, совсем с ума сошел. Где же ты здесь стреляться будешь? Скоро приедем.
Он ткнул извозчика в спину.
— Подгони, дядя.
Дождь усилился. Извозчик вытащил откуда-то из-под сиденья кожаный фартук, накинул его себе на спину и погнал лошадь во всю мочь.
Красные здания вскоре остались позади, мимо полетели какие-то деревянные домишки с огородами, наконец пролетка перекатилась через мост и поехала по лесной дороге.
— Здесь, — сказал Фролов.
Оба одновременно соскочили с пролетки.
— Ты нас здесь подожди, дядя, — сказал Фролов.
— Да долго ли ждать-то?
— Недолго… Или вот что… поезжай-ка с богом, я тебе заплачу.
Они отправились по узенькой тропинке в глубь леса.
Желтые листья падали на них и ложились под ноги. Мокрые сучья задевали по лицу. Деревья редели.
Наконец Фролов остановился и обернулся к Сергею.
— На сколько шагов?
— На сколько хочешь. На десять.
— До результата?
— До результата.
Фролов обломал толстую ветку и от дерева до дерева провел барьер. Потом сделал десять шагов по направлению к Сергею.