— Николай! — сказал Василий Иванович. — Ты, однако, свою «Спидолу» выключи. А то две музыки сразу…
Илькани выключил свой приемник. Кияв прибавил громкости в своем. Олени еще ближе подошли к нам и стали лизаться, как ласковые кошки.
— Однако, правильно, Николай, — сказал Кияв, — я тебе говорил.
Теперь уже один радиоприемник передавал музыку.
— Я свой спрячу пока, — сказал Илькани. И положил большую «Спидолу» в вещевой мешок.
Мы обедали. Ели сырую оленину и рыбу. Пили чай.
— Ветер начинается, согреться надо, — говорил Василий Иванович.
А олени бродили возле нас, слушая радио. Олени с большими рогами — целыми деревьями над головой, и с малыми. Глаза у них были влажные, грустные. Мне так казалось, когда по радио звучала музыка Чайковского.
— Любят музыку мои олешки, — сказал Кияв. — Такую, как сейчас. Хорошая музыка! Однако, смотрите…
Он переключил «Спидолу» на другую программу. Кто-то что-то говорил по этой программе. Олени удивились. Посмотрели на нас. Глаза были все те же — большие, влажные и чуть грустные.
Посмотрели и постепенно стали отходить от нас.
В тундру побрели — по своим делам. Мох искать…
Потом я много раз проверял: любят олени музыку, но только хорошую. А слов не терпят, даже если эти слова нам, людям, кажутся важными.
Топ-Топ
С крокодилами я познакомился давно, но вот случай, которого я и сам не ожидал.
В Дака́ре — столице Сенегала — я оказался проездом. Меня встретили хорошие люди. Наши, советские. По стране повозили, все объяснили, потом привезли домой.
Дом наш, советский, посольский, а за рубежом нет большего счастья, чем оказаться в советском доме.
— Заходи, заходи! — говорил мне хозяин дома и познакомил с женой и с дочкой своей — восьмилетней Наташей.
Наташа прильнула ко мне, потянула куда-то, и папа ее вслед за ней:
— Да вот — главное! Наташина гордость! Посмотрите!..
Наташа провела меня в ванную и показала крокодила. Точнее, крокодильчика. Маленького, в половину метра длиной, зеленовато-серого, в бородавках.
— Посмотрите, какой он симпатичный, наш Топ-Топ! — сказала Наташа.
Крокодил плеснул воду в ванной и потянулся длинной своей мордой к Наташе, и глаза его — большие глаза — были при этом добрые и ласковые.
Наташа что-то сунула ему в пасть и сказала:
— Я сейчас…
Она вернулась с бутербродом — хлеб и кусочек мяса — и сунула мне:
— Дайте ему! Вы увидите, какой он ласковый, наш Топ-Топ!
Я взял у Наташи бутерброд.
— А почему он — Топ-Топ? — спросил я Наташу.
Папа посмотрел на нее сурово, а Наташа на папу просительно:
— Ну, можно, папочка! Я дяде Сереже объясню!..
— Можно, — улыбнулся папа.
— А потому, — сказала Наташа, — что, когда папы и мамы нет, я выпускаю Топ-Топа из ванной и он ходит по комнатам, и топает, и…
— И ест мамины туфли и мои ботинки! — добавил папа. — И вообще все, что попадется…
— Ну, папа! — сказала Наташа.
— Молчу! Молчу! — произнес Наташин папа. — А вообще он нас всех забавляет.
Крокодил в это время опять взбудоражил воду, обрызгал нас и, встав передними лапами на край скользкой ванны, протянул ко мне открытую пасть. Я заметил весьма серьезные зубы, забыв, что держу в руках бутерброд.
— Вы не бойтесь! — сказала Наташа. — Дайте ему! Он ждет!
Я сунул в крокодилью пасть бутерброд вместе с бумажной салфеткой.
— Ничего, Топ-Топ переварит, — сказала Наташа.
— Он все переварит, — подтвердил папа. — Милейшее существо. И не подумаешь, что крокодил. Правда, Наташу ругаем, когда пускает его топать по комнатам, а так и не знаю, как мы жили без этого Топ-Топа вот уже… сколько, дочка?
— Пять месяцев! Даже шестой! — сказала Наташа.
Топ-Топ проглотил бутерброд и опять смотрел на меня. Он верно был симпатичный. Вовсе не такой, как огромные и скучные его собратья, которых я видел в других странах.
Зеленовато-серая кожа. Длинная, узкая мордочка с морщинками. И конечно, глаза. В чем-то поросячьи, но умные, когда он смотрит на Наташу, ее папу и меня. Глаза будто просили чего-то…
— Он славный у нас, Топ-Топ, — повторил Наташин папа, когда мы выходили из ванной…
Скоро я вновь оказался в Дакаре и был очень рад, что Наташин папа и еще один знакомый человек встретили меня в аэропорту.
Мы о чем-то говорили, но вдруг я спросил после расспросов о Наташе:
— А Топ-Топ как?
— Не говорите, ужасно! Вас месяц не было? Да, месяц! Так этот Топ-Топ пожрал у нас все занавески, постели поел, и мы не можем с ним справиться…
— А зачем же Наташа его выпускает из ванной? — спросил я.
— Как — выпускает! Он теперь сам выходит. И что вытворяет — трудно представить…
— А как Наташа? — спросил я.
— Наташа плачет, но любит его, — сказал Наташин папа. — И стервец этот Топ-Топ никого не признает, кроме Наташи. Ни меня, ни жену. А она ему скажет, и он топ-топ назад и сам даже в ванную залезает. Сейчас приедем, увидите.
Я действительно все видел. За месяц моего отсутствия маленький симпатичный Топ-Топ подрос и стал недобрым. Слушал он только Наташу. От нее принимал еду. Ей позволял трогать себя. Меня к себе Топ-Топ не подпустил.
Перед моим отлетом на родину Наташин папа спросил:
— А может, вы его с собой возьмете? Я все оформлю! Устроите его там в зоопарк или куда?
Я люблю всякое зверье, но, представив себе путешествие вместе с нынешним Топ-Топом, ужаснулся:
— Простите!
— Ну, пожалуйста, дядя Сережа, очень прошу! — сказала Наташа.
— Не сердись, Наташенька! Но сейчас — нет! Я что-нибудь придумаю.
Придумал не я один. Многие люди думали. И придумали. Доставили Топ-Топа грузовым рейсом в Москву.
Сейчас Наташа дома. На родине. В своем городе. Когда у нее есть свободное время, она идет в зоопарк, чтобы увидеть своего Топ-Топа.
Я тоже был в этом зоопарке. Меня Топ-Топ явно не узнал. А Наташу, говорят, узнает…
Зачем белке хвост
Шли два первоклассника из школы. Дорога самая короткая — через лес и речку Вертушинку. Хотя погода и пасмурная, а так быстрее. По шоссе идти — лишний километр. Зачем же терять время? Время дорого!
В лесу поймали первоклассники белку. Их много сейчас в наших лесах. Как поймали, не знаю. Но поймали. Белка красивая. Бурая или красная — трудно сказать, но она казалась красной. И только у подбородка — белый треугольник. А хвост — пушистый и даже лохматый — чуть не больше самой белки. Глаза — бусинки.
Заспорили первоклассники, кто первым белку поймал, а пока спорили, мучили ее в руках, как могли. Белка терпела, терпела да и укусила одного из первоклассников — того, который не сам белку поймал, а доказывал, что он. И удрала. Сначала по земле, а потом по ели и куда-то вверх.
Заревел первоклассник.
Тут я и подошел.
— Чего ревешь?
— А он… А она…
Второй первоклассник при мне тоже готов был зареветь:
— Это он… А она… Я… Но он…
Погода стала хмуриться. Накрапывал дождь.
— Вы в Глухово? — спросил я ребят.
— Ага, — ответил один из них.
— Пошли, а то дождь разойдется…
Первоклассники шли рядом со мной и молчали. И я молчал. Наконец спросил:
— А зачем белке хвост?
— Как? Как — зачем? — удивились оба.
— Ну вот вы держали только что белку, видели, какой у нее большой хвост, а зачем он ей?
— Для красоты, — неуверенно сказал один первоклассник.
— Для того, чтоб с дерева на дерево летать, — сказал второй, тот самый, которого белка укусила.
— Верно!.. — сказал я. — А еще?
Ничего мне не могли сказать первоклассники.
Прошло два или три дня, меня позвали:
— Вас тут какие-то ребятишки ищут!
Я вышел на улицу. Смотрю — мои знакомые первоклассники.
— Дядь, пошли с нами, — сказал один.
— Мы вам что-то покажем, — добавил другой.
— А дождь? — спросил я.
Дождь моросил вовсю.
— Нам как раз дождь и нужен. А без дождя что? — сказали ребята.
Мы пошли в лес. По тропинке, как раз до того места, где первоклассники белку поймали.
— Смотрите! Смотрите! Туда смотрите! — наперебой шептали ребята, успокаивая друг друга. — Да тише ты! А ты — тоже тише! А то спугнем.
На ветке ели сидела белка. Хлестал дождик, но белка прикрылась хвостом, и ей, кажется, не было страшно.
— Наша, — прошептал один первоклассник.
— Вот бы ей гнездо сделать, а то так плохо, — тихо сказал другой. — Она, конечно, и зимой может так хвостом прикрываться.
— Теперь мы знаем, зачем белке хвост, — сказал первый. — Вы тогда спрашивали, а мы не знали.
— Вот видите, — сказал я, — и для красоты, и для того, чтобы летать с дерева на дерево, и для тепла нужен белке хвост-зонтик и хвост-шубка…
Дикие слоны
В Уга́нде — африканской стране — есть гостиница «Пара Лодж». Она стоит прямо на берегу Нила. Река с бегемотами и крокодилами — внизу. Гостиница — дом в два этажа — чуть выше. Нил, конечно, не голубой, как о нем кто-то сказал, а серый, мутный.
Мы приехали в гостиницу поздно.
Мой товарищ Витя выбирал номер в гостинице. Он знает язык.
Витя долго о чем-то говорил и без конца спрашивал меня:
— А может, не стоит первый этаж? А-а?
— Какое это имеет значение!
— Но тут никто не берет первый этаж, — повторял мне Витя.
— Мы же с вами советские люди, — шутя отвечал я ему. — Не бойтесь!
— Ну, тогда смотрите сами и не ругайте меня, — сказал Витя.
И мы заняли отличную комнату на первом этаже с видом на Нил. Я настежь открыл двери, и мы сразу легли спать.
Кажется, я уже засыпал, когда Витя произнес:
— Но учтите, что там есть объявление. Вот вы двери открыли, а там объявление!
— Какое? — сквозь сон спросил я.
— Я могу вам перевести: «Предупреждаем посетителей, что слоны, которые бродят вокруг гостиницы, — дикие, и к ним не следует приближаться». Я, конечно, знаю, что вы любите слонов, но первый этаж и открытая дверь…