Том 1. Стихотворения 1813-1849 — страница 37 из 85

ского образа, не надобно терять из виду целое его изображение: оно также исполнено прелести, в нем тоже нет ни одной фальшивой черты и, сверх того, оно все, от начала до конца, дышит таким светлым чувством, что вместе с ним как будто переживаешь вновь лучшие минуты жизни».

Но критик из Пантеона (с. 6) среди неудач тютчевских стихов назвал образ «громокипящий кубок». И.С. Аксаков (Биогр. С. 99) выделил стих. «Весенняя гроза», перепечатал его полностью, сопроводив высказыванием: «Заключим этот отдел поэзии Тютчева одним из самых молодых его стихотворений <...> Так и видится молодая, смеющаяся вверху Геба, а кругом влажный блеск, веселье природы и вся эта майская, грозовая потеха». Мнение Аксакова получило философское обоснование в работе В.С. Соловьева; он предложил философско-эстетическое толкование стихотворения. Связав красоту в природе с явлениями света, Соловьев рассматривал спокойное и подвижное его выражение. Философ дал широкое определение жизни как игры, свободного движения частных сил и положений в индивидуальном целом и усмотрел в движении живых стихийных сил в природе два основных оттенка — «свободной игры и грозной борьбы». Первое увидел он в тютчевском стихотворении о грозе «в начале мая», процитировав почти полностью стихотворение (см. Соловьев. Красота. С. 49–50).

Геба — богиня цветущей юности, дочь Геры и Зевса, жена обожествленного Геракла, на пирах богов она служила виночерпием, подносила им нектар и амброзию (греч. мифол.).

Зевс — верховный бог, отец богов и людей, его местопребывание — на горе Олимп, ему подвластны небо, гром и молнии (греч. мифол.).

Зевесов орел — орел — царь животных, источник света, плодородия и бессмертия (греч. мифол.); Зевс избрал орла своим военным знаком.

К N. N.

(«Ты любишь, ты притворствовать умеешь...»)


Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 4–4 об. и 5–6.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 137. Затем — ННС. С. 46; Изд. СПб., 1886. С. 103–104; Изд. 1900. С. 70–71.

Первый автограф (л. 4–4 об.), л. 8°, кремовая бумага. Написано «парадным» почерком, идентичным с тем, каким написаны стих. «Вечер» и «Полдень» (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 2–2 об.). Перед стихотворением пагинация и заголовок черными чернилами, рукой С.Е. Раича «48. К N. N.».

Второй автограф (л. 5–6), л. почтовый, пожелтевшая бумага с водяными знаками: «I. Whatman», видимо, оторвано: «1827». Лист сдвоенный. Написано скорописью на л. 5–5 об., на л. 6 об. автограф стих. «Утро в горах», той же скорописью. На л. 5 лиц. в левом верхнем углу помета рукой П.А. Вяземского: «Печ<атать>», конец слова оторван (Л.Г.).

Печатается по второму автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 230.

Автографы отличаются лишь порядком слов в 14-й строке («Он улетел с младых твоих ланит» и «Он улетел с твоих младых ланит»), второй вариант больше соответствует нормам русского языка; есть различия также в синтаксическом оформлении: поэт варьирует многоточия и тире в конце и в середине строк, вводит восклицательные знаки и отказывается от них. Эти варианты в синтаксисе говорят о том, что для Тютчева нередко близки по смыслу и эмоциональному наполнению тире и многоточия. Они означают недосказанность, смысловую протяженность, намеки. Все же второй автограф (на л. 5–6) больше обработан в синтаксическом отношении, в знаках препинания больше отражены оттенки смысла фраз.

Первые печатные издания, а также Изд. 1886 и Изд. 1900 больше ориентируются на первый автограф с вариантом 14-й строки — «Он улетел с младых твоих ланит». Также и в синтаксическом оформлении текста отдают предпочтение многоточиям, заменявшим иногда тире, точку и восклицательные знаки второго автографа. В Изд. 1886 инициалы в названии — на русском языке: «К Н.Н.».

Датируется по расположению стих. во втором автографе: оно на том же листе, что «Утро в горах», и его можно отнести ко времени не позднее 1829 г.

С.Л. Франк процитировал четвертую строфу в контексте рассуждений о двойственности любовного чувства, увиденного Тютчевым: «Утро и первая, юная любовь сливаются в одну стихию», но «...с грустью и горечью следит поэт, как в душе его возлюбленной зреет страстная, порочная любовь... и лишь с неохотой («Но так и быть...») он соглашается променять эту чистоту утра и юности на радости «палящего летнего зноя», когда «в кисти винограда сверкает кровь сквозь зелени густой» (Франк. С. 25).

ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Автограф неизвестен.

Первая публикация — Галатея. 1829. Ч. V. № 24. С. 150, с подписью «Ф. Тютчев», цензурная помета — «Москва, июня 12 дня, 1829». Напечатано — Роза граций. С. 56–57; в другие прижизненные издания стихотворение не входило. Включено в Изд. СПб., 1886. С. 68–69, с указанием года — 1827; в Изд. 1900. С. 56.

Печатается по первой публикации.

Опубликованные тексты не отличаются. Но в Изд. 1886 — опечатка в 1-й строке («жар» вместо «шар»), в конце стихотворения поставлен восклицательный знак в этом издании и в Изд. 1900, чего не было в первой публикации, остальные различия в знаках препинания незначительны.

Датируется на основании цензурной пометы в Галатее — 12 июня 1829 г.

И.С. Аксаков отметил (Биогр. С. 321–322): «Летний вечер» — пьеса, в которой можно бы узнать Тютчева даже без подписи; вот последняя строфа...» (процитирована вся строфа «И тайный трепет, как струя...»). Р.Ф. Брандт говорил о стихотворении, что это «вещь довольно дикая», и считал странным образ — «скатываемый с головы земли солнца шар» и т. д. (Материалы. С. 30).

ПРОБУЖДЕНИЕ

Автографы (3) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 23. Л. 6–6 об., 5–5 об., 7 и 8. Воспроизведены: 2-й автограф — Звенья. 1933. Т. II, на вклейке между С. 276 и С. 277, 3-й — Москв. 1851. Кн. I. № 11. С. 237.

Первая публикация — Москв. 1851. Кн. I. № 11. С. 237. См. с. 505-507.

Печатается по автографам. См. «Другие редакции и варианты». С. 230, а также с. 216.

Г.И. Чулков и К.В. Пигарев разошлись в определении ранней редакции. Первый считает ею ту, что записана на л. 5–5 об., а Пигарев называет записанную на л. 6–6 об. (Чулков II. С. 298–299; Лирика I. С. 231–232 и 342). Мнение последнего представляется более убедительным. Хотя третья редакция, напечатанная в Москв., вобрала в себя элементы и той и другой редакций, все же в основном она опирается на более позднюю (л. 5–5 об.). В обеих редакциях первые строфы совпадают. Изменения — с 6-й строки («Я впал в невольное забвенье» и «Вдался я в сладкое забвенье»), в третьей редакции (москвитянинской) выбран первый вариант. Однако в словах «вдался я» акцентировано состояние самоотдачи, самоподчинения какой-то чужой власти, что должно было усилить впечатление «странности» момента, о чем заявлялось в 8-й строке; вариант оказывался не менее художественным. Также колебался поэт в выборе определения для состояния забвенья: «невольное забвенье» — «сладкое забвенье» — «невольное забвенье».

Третья и особенно четвертая строфы (первых двух редакций) подверглись заметной переработке. Слово «украдкой» в 9-й строке первой редакции перешло в 13-ю строку 2-й редакции, в которой третья строфа подчинена задаче усиления эффекта молчания ночи (переживания, весьма свойственного Тютчеву), и 9-я строка приобрела вид: «Безмолвно в сумраке ночном» (вместо «Украдкой в сумраке ночном»). В третьей редакции вся эта строфа не сохранилась, в нее вошел лишь образ ночного безмолвного движения: «Ходили тени по стенам / И полусонное мерцанье»; в первых двух редакциях было — «Ходило лунное сиянье». Четвертая строфа приобрела во второй редакции тот вид, который она имеет и в третьей редакции.

Первый вариант:

Сомнительно в мое окно

Смотрело бледное светило –

И мне казалось, что оно

Мою дремоту сторожило.

Другой вариант:

Украдкою в мое окно.

Глядело бледное светило,

И мне казалось, что оно

мою дремоту сторожило.


Тютчев отказался от повторов свистящих «с» («сомнительно», «смотрело», «светило», «сторожило»), такая музыка строфы не соответствовала ощущению молчания ночи и лунного света, два первых слова из начальных строк устранены. К тому же слово «сомнительно», применительно к луне, выглядело излишне психологично, уменьшая художественный эффект тайны и странности. Поэт отказался от него окончательно. Замену слов «смотрело» на «глядело» можно также связать, видимо, с живым ощущением поэтом корня, роднящего со словом «взгляд» («Киммерийский южный взгляд»); «взгляд», «взор», «глаза», «очи» — все это особо значимо для романтика. Стихотворения Тютчева свидетельствуют о том, что он последовательно отдавал предпочтение слову «глядеть» (а не «смотреть»): «Гвоздики недаром лукаво глядят» («Cache-cache»), «На месяц взглянь...» («Ты зрел его в кругу большого света...»), «Здесь, где так вяло свод небесный / На землю тощую глядит...», «И, глядя на тебя, пустынная река...» («Через Ливонские я проезжал поля...»), «Альпы снежные глядят...» («Альпы»), «Ты беззаботно вдаль глядела...» («Я помню время золотое...») и т. д. Переработка рассматриваемой строфы и полное ее включение в третью редакцию свидетельствуют о том, что строфа «Украдкою в мое окно...» входит в редакцию более позднюю по сравнению с той, что запечатлела строфу «Сомнительно в мое окно...». Последняя строфа первых двух редакций различается строками: «Из пышного златого дня / Тропою тайной сновидений» — «Из области цветущей Дня / Стезею тайной Сновидений». Окончательной редакции (москвитянинской) ближе первый вариант — «Из пышно золотого дня». Хотя образ «цветущего» дня Тютчеву очень близок — ср. «цветущее блаженство мая» («Нет, моего к