То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной,
Вся дрожит-горит в бреду.
Ну-тка к сказке перейду!
Эко дело! Эко дело!
Как ведь время пролетело!
Был мороз, и вот – жара;
Вместо снежного бугра
Под окошком – куст зеленый,
Запыленный, опаленный;
Спит Кудлаша в холодке;
Куры роются в песке;
Вьются ласточки под крышей;
Препотешно пред Аришей
Воробьи в густой пыли
Злую драку завели.
«Где же, батя, мать и Гриша?
Где же бабка?» – И Ариша,
Утирая пот с лица,
Громко кличет мать, отца…
Никого. Арише жутко.
Глядь, во двор бежит Гришутка:
«Здесь я! Вот я! Дашь поесть?
Аль уж время в поле несть?»
Вся тут жуть с Ариши спала:
«Ох, я голову проспала!
Да, никак, теперь страда?» –
И скорей – туда, сюда;
Здесь поищет, там пошарит.
Воду носит, кашу варит
Для жнецов родных своих:
Поспевает за двоих.
Каша сварена в минутку.
Накормив вперед Гришутку,
В поле шлет его с едой –
Хлебом, кашей и водой.
Узелки все увязала,
Все, что надо, наказала –
Главно, мол, иди шажком,
Не размахивай горшком.
От жары устав и дела,
Долго вслед мальцу глядела
И крестила сонно рот,
Прислонившись у ворот.
Вдруг – в испуге обернулась,
Побледнела, пошатнулась,
Зачуралась трижды вслух:
«Чур меня, нечистый дух!
Сгинь туда, откуль явился!»
По деревне вихорь вился,
Крутень, чертов хоровод:
С диким ревом самоход
По дороге мчался тряской.
Вслед за чертовой коляской,
Растянувшись в длинный ряд,
Черный двигался отряд.
Ближе… ближе… С гиком-криком
В самоходе, страшен ликом,
Развалился сам старшой.
«Знать, за чьею-то душой! –
Так Ариша рассуждает,
Лютой смерти ожидает,
Плачет: – Господи, прости!
Только братца бы спасти!
Ежли дале путь направят,
Беспременно ведь задавят.
Сгинь, мара лихая, сгинь!
Свят-свят-свят! Аминь-аминь!»
Тут – отколь взялася сила? –
Трах! Ариша угодила
Камнем прямо в самоход
И, спасаясь, в огород
Задала бедняжка тягу:
«Где-нибудь во рву прилягу!»
Сзади крик: «Лови!.. Держи!..
Стой!.. Аркань ее!.. Вяжи!..»
И поймали, и связали,
И старшому показали:
«Вот, разбойница, она!»
Ухмыльнулся сатана,
Ухмыльнулся, улыбнулся,
Крякнул-ахнул, поперхнулся
И, насупившись, как ночь,
Грозно рявкнул: «Чья ты дочь?»
«Фа… Фаддея…» – «Так, Фаддея.
Привести сюда злодея,
Да живее, черти, ну!»
И Фаддея и жену
С поля шустрые анчутки
Притащили в две минутки.
У старшого рот свело, –
Рявкнул он на все село:
«Эт-то ваше, что ли, чадо?
Проучить вас, гадов, надо –
Добрых всыпать вам плетей
За распущенность детей!»
«Ваша власть и ваша воля».
Между тем анчутки с поля
Всех пригнали мужиков.
«Вот народец здесь каков! –
Сатана озлился пуще. –
Разберись-ка в этой гуще!
Ну, да я уж разберусь!
Уж до вас я доберусь!»
«Ох, ни в чем мы не причинны,
Не причинны, не повинны. –
Загудела вся толпа: –
Ведь девчонка-то глупа!»
«Что?! – Кругом шипела нежить. –
Всех бы надо проманежить,
Всем бы наперво накласть!»
«Ваша воля – ваша власть».
Много было суматохи:
Брань, и крик, и плач, и вздохи…
Как умчался самоход,
Долго чухался народ:
«Где ж Фаддей-то, братцы?»
«Нету».
«Взяли, стало быть, к ответу».
«Вот беда-то! Вот беда!»
Устремись бог весть куда,
Ничего вокруг не слыша,
Горько плакала Ариша,
Припадала до земли:
«Тять-ку… чер-ти… у-ве-ли!»
За стеною ветер злится,
То в окошко постучится,
То захмыкает в трубу:
Бу… бу… бу!..
Спит Ариша под овчиной,
Спит и бредит чертовщиной.
Кто б, ребятушки, сходил,
Кто б Аришу разбудил,
Приласкал бы, прилелеял,
Сны ей черные развеял –
Всю треклятую беду,
Что мерещится в бреду?!
Всякому свое*
Весенним теплым днем
Свинья с конем,
Гуляя по двору, нашли клочок газетки.
Савраска грамоту немного разумел,
Так потому прочел хавронье, как умел:
«Про-вин-цияль-ные заметки!..
Про-вин-цияль-ные… Словцо-то, бог ты мой!»
Конь долго разбирал. Свинья коню внимала,
Хоть ни черта не понимала.
«В борьбе с бесправием и тьмой…
В порыве к истине и свету…
Наш пред народом долг прямой…»
«Брось, – хрюкнула свинья, – ужо нашли газету!
Плетет незнамо что, а главного и нету:
Насчет помой!»
Звонок*
Где, как и почему, – сказал бы вам подробно,
Да не совсем удобно, –
Со становым лиса свела
Такую дружбу
И стала так ему мила,
Что с ним и ела, и спала,
И ездила на службу.
Вот как-то становой разнежился, раскис,
Как самый добрый лис:
Лису он тешит и милует,
То в рыльце поцелует,
То жирною губой
Прильнет к пушистой шубке.
«И как же, – говорит, – доволен я тобой!
Проси! что хошь, проси! Подарок дам любой
Моей голубке!»
«Ах, ничего-то мне, – лиса ему в ответ, –
Ах, ничего не надо!
И без подарков я люблю тебя, мой свет,
Моя услада!
Но коль приспичило дарить, так уж дари…»
«Что, дуся? Говори!»
«Звонок! Звонку почет повсюду!
Махнув-тряхнув твоим звонком,
С иным нахалом мужиком
И разговарить я по-иному буду».
«Бери звонок, моя краса!
Бери!»
Взяла звонок лиса
И… задала, не медля, тягу!
В печали лютой становой
О землю бился головой:
«Убью! И сам в могилу лягу!»
Извелся весь, бродил, как тень.
А на четвертый, что ли, день
Из петли вынули беднягу.
Меж тем обманщица-лиса
Через поля, через леса,
Звеня звоночком без умолку,
Примчала прямо к куму-волку.
Кум это: где была? Ругаться. То да се.
Лиса ему с двух слов про все
(Ну, знамо, кой с какой утайкой):
«Пора, мол, взяться нам за ум,
Пора тебе, голубчик кум,
Уж перестать бродить с голодной волчьей шайкой.
Как у первейшего хозяина с хозяйкой,
Теперь у нас пойдет не жизнь, а прямо рай.
Что раздобыла я, смекай?»
«Ну?»
«Скатерть-самобранку!
Ты впредь уж натощак не взвоешь спозаранку:
Вся ежа пред тобой, – сиди да убирай!»
«Не врешь, кума?»
«Не вру, ей-богу!»
«А мне как брюхо подвело!»
«Айда со мной».
«Куда?»
«В село».
«Ни в жизнь! И так вот хром на ногу».
«Дурак ты». Битых два часа
Проспорив, под вечер лиса
Пустилась с кумом в путь-дорогу.
«Ой, подведешь под монастырь!
Вот и село. Кума, влетим мы в передрягу,
Уж ты сама, что можно, стырь,
А я за стогом здесь прилягу».
«Ах, кум, пустые страхи кинь.
Смотри, что будет!» Тут ретиво
Лиса звонком: динь-динь-динь-динь!..
Глядит бирюк, глазам не верит. Что за диво?
Да, может, вправду это сон?
Бежит околицей на звон
Без шапки – явно: в страхе! –
Мужик при бляхе:
«Ваш Бродья! Господи, прости!
Никак, вы сбилися с пути!
Да уж и темень, право слово…»
«Ну, ладно там! – Издалека
Орет лиса на мужика. –
Беги скорей назад. Скажи: от станового
Проездом. Некогда. Провизии конец.
Чтоб в час нам было все готово!
Доставить парочку овец…
Да пару поросяток…
Да кур… примерно, так, с десяток.
Управишься один?»
«Так точно».
«Молодец!
Старайся!»
«Рад стараться!»
«Убрался этот черт? – Бирюк опять куме: –
Не лучше ли и нам скорей отсель убраться!
Доверься мужичью! Что там у них в уме,
Не разгадаешь сразу.
Не оглядишься – подведут!..»
Покамест волк ворчал, уж бляха тут как тут:
«Ваш Бродья, здеся всё… что надоть… по приказу!
Да, окромя того, лошадкам куль овса!»
«Спасибо, – молвила лиса, –
Хвалю за сметку и проворство…
А как там… на селе?., порядок?.. Объясни,
Чтоб мужики… того… без всяких там!.. Ни-ни!..
Власть – не на то, чтоб им оказывать потворство!
Хе-хе! Ну, с богом, брат… Ступай теперь домой!..»
Засели кум с кумой
За пир-обжорство!
«Вкусненько, куманек?.. Ну что ж, теперь ворчи.
Постой, подавишься, смотри ты, ненароком!
Чего торопишься? Не стеснены ведь сроком».
«Ой, кумушка, боюсь: казенные харчи
Не вышли бы нам боком».
«Ешь! Дело не твое.
Ведь говорила я: пойдет у нас житье!
Все со звонком тебе достану!»
Всю зиму рыскала кума с дружком по стану.
Пришла весна. Народ не рад весенним дням.
«Что ж это? – Стон стоял по селам, деревням. –
Что ни неделя, то поборы!»
Пошли повсюду разговоры:
«Прямой грабеж!»
«Разбой!»
«Да, братцы, подлинно ль то ездит становой,
А не ночные воры?»
Решили приследить
И приследили:
Пришлося кумовьям от смерти уходить.
Лисичке хвост весь отрубили,
А что досталось бирюку!
Так молотили, молотили,
Что сноп хороший на току!
Увидя, что прошло почтение к звонку
И от него не ждать подмоги,
Бирюк с лисой давай бог ноги.