Подумать – впрямь, беда!
Куда!
Не тут-то было.
Душа-то за царя у кой-кого болит.
И помощь для него у кой-кого готова.
Забыли вы про князя Львова
И буржуазный весь синклит:
Грабителя они хотят привлечь… к налогу!
Грабитель в радости вопит на все Село[12]:
«Фу, слава богу!
Немного отлегло!
Не перемена ли погоды?
Князь Львов… его рука видна из-за кулис.
Что? Как ты думаешь, Алис?
Мы сбережем свои доходы!!»
Пока мы слушаем хорошие слова,
Нас угостить хотят весьма преподлым делом.
Товарищи, змея двуглавая жива, –
Корону где-то чистят мелом!
Заем*
Посвящается всем, всем, всем социал-оборонцам.
Вр. правительству подано заявление от имени бывшего царя и его семьи о желании подписаться на Заем свободы.
Как бы, братцы, ни было,
К оборонцам прибыло:
Царь с царицею вдвоем
Подписались на заем.
Демьян Бедный.
Уж и я словцо подкину.
Оборонцы корчат мину:
«Отчего бы это вдруг
Объявился новый друг?
Для поддержки чьей свободы
Царь пустился на расходы?»
Мужик Вредный.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА «ЗАЕМ СВОБОДЫ»
Подписавшись на заем, вы не только ничего не потеряете, но выиграете: вместо бумажных рублей, которые с каждым днем дешевеют, вы получите облигацию, то есть те же деньги, но приносящие вам процент.
Каждую минуту, как вам понадобятся наличные деньги, вы можете облигацию продать.
Что царю всего ценней?
Стало, знать, ему видней,
Что от долгой обороны
Путь недолгий… до короны.
В ход пуская капитал,
Царь, поди-ко-сь, рассчитал:
«Недурная „облигация“ –
Верноподданная нация!»
Яким Нагой.
Расчет-то хорош,
Да цена ему грош.
Вслед за царем Николаем
Денег давать не желаем.
Пусть вносят червонцы
Царь да оборонцы!
Иван Заводской.
А у Солдата Яшки
Ни штанов, ни рубашки:
Одни остались клочья.
Ничем не могу помочь я!
Солдат Яшка.
Чужое и свое*
Несколько лежащих перед нами номеров газеты «Рабочий и солдат» с совершение очевидностью свидетельствуют, что большевики-ленинцы не только ничему не на учились и ничего не позабыли, но действуют еще более безответственно.
Как у нас, братцы, в полку
Ходит барыня в шелку.
Она ходит, ходит, ходит,
Разговоры с нами водит.
Что ни скажет, как споет,
Да газету нам сует:
«Вот „Рабочая газета“,
В ней найдете два ответа:
Почему война важна?
Для кого она нужна?»
Чисто барыня одета,
Хороша ее газета,
И умна и хороша,
А не тянет к ней душа.
Прибегает к нам девчонка,
На ней рваная юбчонка, –
Уж известно, беднота,
С нею песенка не та.
Окружат солдаты Пашу:
«Принесла газету нашу?!»
«Вот „Рабочий и солдат“!»
Рвут газету нарасхват.
Идет барыня сторонкой,
Ее кличут «оборонкой».
Ой ты, барыня-мадам,
Шла б ты лучше к господам.
Подноси газету барам:
Нам ее не надо даром!
Кооператоры*
«Рабочим надо привыкать к мысли необходимости голода и холода».
И к холоду и к голоду
Мы все привыкли смолоду.
Но ты, дружок, не умолчи:
К чему привыкли богачи?
Все до конца раскрой кавычки,
Кооператорный герой,
Да заодно уж нам открой:
Какой же это «новый строй»,
Раз будут «старые привычки»?!
Нет, эта песенка стара.
Мы этой песне знаем «пробу».
«Буржуи! Трудно скрыть вам злобу.
Не нам, а вам пришла пора
Переучать свою утробу!»
Мужик Вредный.
Нам холод-голод нипочем:
Мы их разделим с богачом!
За это с нами он поделит все достатки.
(«Поделит» после доброй схватки!)
Иван Заводской.
«Кооператоры». Их вывод – неминуем:
Кооперация с буржуем.
Шило.
Мой стих*
Пою. Но разве я «пою»?
Мой голос огрубел в бою,
И стих мой… блеску нет в его простом наряде.
Не на сверкающей эстраде
Пред «чистой публикой», восторженно-немой,
И не под скрипок стон чарующе-напевный
Я возвышаю голос мой –
Глухой, надтреснутый, насмешливый и гневный.
Наследья тяжкого неся проклятый груз,
Я не служитель муз:
Мой твердый, четкий стих – мой подвиг ежедневный.
Родной народ, страдалец трудовой,
Мне важен суд лишь твой,
Ты мне один судья прямой, нелицемерный,
Ты, чьих надежд и дум я – выразитель верный,
Ты, темных чьих углов я – «пес сторожевой»!
Социал-заики*
Отец, как водится, был злостным воротилой,
Но не таков
Обычай нынче у сынков:
Там, где им взять нельзя ни окриком, ни силой,
Они берут улыбкой милой
И ласковым словцом.
Встречаться мне пришлось в деревне с молодцом.
Шла про него молва в народе:
«Михал Иваныч-то!.. Богач, помещик вроде, –
Какая разница меж тем, гляди, с отцом.
Как распинается за бедноту на сходе!
«Мы, братцы, – грит, – одна семья…
Как, значит, вы да, значит, я…»
Не разобрать хотя, что «значит», –
Заика, видишь ли, с суконным языком!
Но видно, что скорбит: в грудь тычет кулаком
И горько плачет!
«Бог с ним, что не речист: была бы голова!» –
Такая шла молва.
И никому-то мысль в башку не приходила,
Что сын пошел в отца: такой же воротила,
Да только что дела ведет на лад иной.
Где? – За народною спиной.
Сойдутся, снюхавшись, добряк Михал Иваныч
Да Черт Степаныч,
Мошна с мошной,
Да толковать почнут, кого где можно скушать.
Вот тут бы нашего заику и послушать:
Скупой сначала на слова,
Кряхтит он, охает, вздыхает… Но едва
Запахнет жареною коркой,
Заика речь ведет – что чистый жемчуг льет,
Не говорит, подлец: поет!
Не как-нибудь: скороговоркой!
Друзья! Скажу вам напрямик:
Держитесь за сто верст от «социал-заик»,
Их развелася нынче-стая.
Но распознать их – вещь простая.
Высоких нот они – зарежьте – не берут,
А и затянут, так соврут.
С доподлинным борцом блистая внешним сходством.
Иной из этаких господ юлит-юлит.
Но вы узнаете, где у него болит,
Когда он заскулит с поддельным благородством:
«Тов…арищи! В борь…бе все ль средства… хор…оши?
Ну…ну… к чему… н…алог на б…ары…ары…ши?
И…и…з…ачем контр…оль…н…ад пр…оиз…оиз…
…водством?!»
А дальше уж пошло: «Ваш разум затемнен»,
И разгорелись ваши страсти;
Рабочим – надо ждать, а до иных времен,
Пока там что, должны буржуи встать у власти,
Что «пролетариев другие ждут дела…»
А ждет «хозяйская», конечно, кабала!
Страдания следователя по корниловскому (только ли?) делу*
Ты не спрашивай,
Не выпытывай.
Ох, сложу-сложу
Полномочия.
Не допрос пишу, –
Многоточия!
Положеньице
Невылазное,
И в башку бредет
Несуразное:
То корнилится,
То мне керится,
Будет вправду ль суд, –
Мне не верится.