*
Таинственно занятие писца.
Бездельничает он невероятно.
От счастья блеет – хитрая овца,
Надеется без устали бесплатно.
Он терпеливо предается сну
(С предателями он приятель первый),
Он спит и видит: чёрт унес весну
И заложил, подействовав на нервы.
Потом встает и – как луна – идет,
Идет по городу распутными ногами,
Купается в ручье, как идиот,
Сидит в трамвае, окружен врагами,
И тихо, тихо шевелит рукой –
Клешнею розовою в синих пятнах,
Пока под колесом, мостом, ногой
Течет река беспечно и бесплатно.
И снова нагло плачет. Как он смел
Существовать, обиднейший из раков,
И, медленно жуя воздушный мел,
Слегка шуршать с солидностью дензнака?
А он жужжит и жадно верещит,
Танцует, как холеная собака,
Пока кругом с вопросом на руках
Сидят враги в ужасных колпаках.
Клио*
Увы, бегут Омировы преданья,
Ареевы решительные сны,
Улиссовы загробные свиданья,
Еленины волосные волны.
Всё это будет, не приподнимаясь,
Не возмущаясь, уплывать туда,
Туда, где, руки белые ломая,
Танцует сон неведомо куда.
Беспочвенно, безветренно, бесправно
Падет твоя рука на крупный дождь, –
И будет в мире тихо, благонравно
Расти пустая золотая рожь,
Скакать года, как воробьи над калом,
И раки петь – сюда, балда, сюда,
Где изумрудный яд на дне бокала
Танцует, не предчувствуя вреда.
«Я Вас люблю. Любовь – она берется…»*
Я Вас люблю. Любовь – она берется
Невесть почто, а Вы какой-то бог.
Я падал об землю; но ох! земля дерется.
Коль упадешь, шасть в глаз, в адамов бок.
Оставил я валяние злодея
И шасть летать, но – ох! – лета, лета
Не позволяют мне: я молодею.
Спешит весна. Та ль? О, не та, не та,
Что некогда. Но – некогда! Стенаю:
Стена я, говорит судьба; но – ба! –
Я расставляю знаки препинанья
И преткновенья – гибели – слова.
Моей любви убийственны романы.
С романом чай, с ромашкой чай? Не то.
Но пуст карман. Я вывернул карманы
Жилета, и тужурки, и пальто.
Вы всё ж такая. Каюсь: где! где! где!
Слова найти – ти-ти, та-та, ту-ту?
Встаю на льду, вновь падаю на льде,
Конькам судьбы доверивши мечту.
«О неврастения, зеленая змея…»*
О неврастения, зеленая змея,
Что на углу виется в мокром дыме,
Тобою в лоб укушена фантазия,
Она мертва, хотя и невредима.
Зеленые, зеленые дома,
Где белый воздух, молоку подобный,
И коридор ползучий, как роман,
Зал без дверей, для танцев неудобный.
1925
«Кто любит небо, пусть поднимет руку…»*
Кто любит небо, пусть поднимет руку,
Ему помашет. Не медлит ответ.
Кто любит море, пусть пошлет привет –
Узнает голос дорогой по звуку.
Кто сдался, воин, в невозвратный плен,
Пусть слово скажет – он свободен снова,
И кто железом жарким ослеплен,
Увидит снова небеса от слова.
И даже тот, кто, умерши в грехах,
Сойдет в огонь и из огня попросит,
Восхищен будет в сад на облаках
Рукой, что всё свергает и возносит.
И даже тот, кто сам покинул твердь
Для быстрых снов и медленной работы,
Узрит, как дочь безропотная Лота,
Спокойный сон, обилие и смерть.
«На столе золотая монета…»*
На столе золотая монета
Мне казалась твоею душой.
Я глаза закрываю от света
Дланью белой и в меру большой.
Ох, быть может, последнее утро
Мы с тобой расстаемся спеша.
Эту запонку из перламутра,
Это кресло запомнит душа.
Ох, любимая, позднею ночью
Ты во сне прибываешь сюда.
Я восхищен, я вижу воочию
Смерть (и с ней говорю без труда),
Жизнь пустую и безмятежную,
Бога близко, надежды вдали,
Но неложные чары земли
Шасть – влекут меня в комнату прежнюю.
«О струнной сети нежность! о полон!..»*
О струнной сети нежность! о полон!
Я молод был, и я пылал, как сено,
Когда впервые ранил Аполлон
Меня, увы, не над брегами Сены.
Большая и богатая семья
Бранилась и не занималась мною.
И бесполезно школьная скамья
Меня терзала мудростью земною.
Но я в тригонометрии любви
Уже сдавал последние зачеты.
Пел нежный хор, пел нежный жар в крови,
И был у сверстников в указе и почете.
В себя я верил, а теперь я верю ль?
Подруги ждал – теперь увы ли жду.
И, закрываясь аккуратно дверью,
Я забываю дружбу и вражду.
Домик в бутылке*
Вам, милая, почто существовать,
Ан донной быть: сей промысел в упадке.
Кумиры безработны, мало ль вас –
Я вижу вас в трактире срок некраткий.
Вон жрет Иисус орешки земляные,
Пьет вино Магомет – нельзя вино,
И в шашки режутся святители иные,
Что лампы как блестят под ногтем их.
Ан молния на вешалке висит,
И бог рычит из телефонной будки,
А у дверей соседней с ней закутки
Большая лира, прислонясь, стоит.
И вы сидите, красоты исчадье,
Сквозь дым слегка блестит ваш черный глаз.
Счастливая, о хилая Оркадия,
Где кофе пьют некрепкое средь нас.
Се духи – мухи со горы Парнас –
Желанны и смешны, как ананас.
«Я пред мясной где мертвые лежат…»*
Я пред мясной где мертвые лежат
Любил стоять, хоть я вегетарьянец.
Грудная клетка нечистию сжата
Ползет на щеки нестерпим румянец.
Но блага что сжирает человек
Сего быка с мечтательной подругой
Запомнит он потом на целый век
Какою фауне обязан есть услугой.
Хотя в душе и сроден мне теленок
Я лишь заплакал в смертный час его.
Здоровый конь не тронет до сего
Лишь кони умирающие конок.
Благословен же мясника топор
И острый нож судьбы над грудью каждой.
Ведь мы любви не знаем до тех пор
Как умирающий воскликнет «жажду!»
«Я чистил лошадь в полутьме двора…»*
Я чистил лошадь в полутьме двора.
Лохматый пес, почувствовав вора,
Ко мне бросался, громыхая цепью.
Туман клубился медленно над степью.
Дымилась станция, как пароход,
Но, утомленный за дневной поход,
Спал крепким сном драгунский эскадрон:
Солдат, судьбе покорный, не мудрен.
И только я, сквозь слёзы о махорке,
Смотрю, романтик, на звезду над горкой.
И сколько раз, среди труда иль снов,
Как будто ветер заревет, и вновь
Вдали неверно запоет труба
И тронет руку лошади губа.
«Была душа отчаянья полна…»*
О. Каган
Была душа отчаянья полна,
Несбыточные плача сны земли.
Я вижу вдруг: от берега волна
Несет игрушечные корабли.
Они ломали тоненький ледок,
Меняли курс, когда менялся ветер.
На круглый, круглый я набрел прудок –
Кругом стояли старики и дети.
Но ох! среди игрушечного моря
Бежит фонтан, и под его струи
Корабль, ребенку причиняя горе,
Роняет долу паруса свои.
И будет он беспомощен под хлябью,
Пока за ним, как и за нами, о,
Как и за теми, что пестрят над рябью,
Приходит тот, кто дал внаймы его.
«Коль колокол колчан чан этот круглый чан…»*
Коль колокол колчан чан этот круглый чан