Потому что отходит от лени
Ледокол, говоря: вот и мы.
Поднимается он, толстобрюхий,
На белесый блистательный лед,
И зима, разрываясь, как брюки,
Тонет в море, как в рте бутерброд.
1926
«Пролетает машина. Не верьте…»*
Пролетает машина. Не верьте,
Как кружащийся в воздухе снег.
Как печаль неизбежной смерти,
Нелюдим этот хладный брег.
Полноводные осени были,
Не стеснялись сады горевать.
И, что первые автомобили,
Шли кареты, что эта кровать.
Та кровать, где лежим, холостые,
Праздно мы на любильном станке,
И патронами холостыми
Греем кожу зимой на виске.
Выстрел, выстрел, фрегат сгоряча
По орудию. Зырили давеча.
Но «Очаков» на бахче зачах,
Завернули за вечер и за вечер.
Сомный сон при бегах поспешал,
Чует кол на коллоквиум счастия.
Дует: ластится ходко душа
К смерти, рвущей на разные части.
1925
«На улице стреляли и кричали…»*
На улице стреляли и кричали
Войска обиды: армия и флот.
Мы ели, пили и не отвечали –
Квартиры дверь была, была оплот.
Плыло, плыло разъезженное поле,
В угоду экипажам сильных сном.
Еще плыло, еще, еще, не боле,
Мы шли на дно, гуляли кверху дном.
Мычало врозь разгневанное стадо,
Как трам – трамвай иль как не помню что.
Вода катилась по трубе из сада,
За ней махало крыльями пальто.
На сорный свет небесного песца
Другие вылезали, вяло лая.
Отец хватал за выпушку отца,
Метал как будто. Вторить не желаю.
Зверинец флотский неумело к нам.
Мы врозь от них – кто врос от страха в воду.
Питомник барсукуний. Время нам!
В хорошую, но сильную погоду.
1925
«Запор запоем, палочный табак…»*
Запор запоем, палочный табак.
Халтурное вращение обоев!
А наверху сиреневый колпак:
Я не ответственен, я сплю, я болен.
(Катились прочь шары, как черепа
Катаются, бренчат у людоеда.
Бежала мысль со скоростью клопа,
Отказывалось море от обеда.)
Я отравляю холодно весну
Бесшумным дымом полюса и круга,
Сперва дымлю, потом клюю ко сну
(В сортире мы сидим друг против друга).
И долго ходят духи под столом,
Где мертвецы лежат в кальсонах чистых
И на проборы льют, как сны в альбом,
Два глаза (газовых рожка) – любовь артиста.
Запор рычит, кочуют пуфы дыма,
Вращается халтурное трюмо.
И тихо блещет море, невредимо
Средь беспрестанной перемены мод.
1925
«На белые перчатки мелких дней…»*
Илье Зданевичу от его ученика Б. Поплавского
На белые перчатки мелких дней
Садится тень как контрабас в оркестр
Она виясь танцует над столом
Где четверо супов спокойно ждут
Потом коровьим голосом закашляфф
Она стекает прямо на дорогу
Как револьвер уроненный в тарелку
Где огурцы и сладкие грибы
Такой она всегда тебе казалась
Когда пускала часовую стрелку
На новой необъезженной квартире
Иль попросту спала задрав глаза
Пошла пошла к кондитеру напротив
Где много всяких неуместных лампов
Она попросит там себе помады
Иль саженный рецепт закажет там
Чтобы когда приходит полицейский
Играя и свистя на медной флейте
Ему открыть большую дверь и вену
Английскою булавкою для книг
Зане она ехидная старуха
Развратная и завитая дева
Которую родители младые
Несут танцуя на больших руках
Подъемным краном грузят на платформу
Не торопясь достойно заряжают
(Не слишком наряжая и не мало
Как этого желает главпродукг)
Но мне известно что ее призванье
Быть храброй и бесплатной Консуэллой
Что радостно танцует на лошадке
В альбом коллекционирует жуков
Зане она замена гумилеху
Обуза оседлавшая гувузу
Что чаркает на желтом телеграфе
Ебелит и плюет луне в глаза
Непавая хоть не стоит на голу
И не двоится серая от смеха
Зане давно обучена хоккею
И каждый день жует мируар де спор.
Январь 1926
«Блестит зима. На выгоне публичном…»*
А.С.Г.
Блестит зима. На выгоне публичном
Шумит молва и тает звук в трубе
Шатается душа с лицом поличным
Мечтая и покорствуя судьбе
А Александр курит неприлично
Шикарно дым пускает к потолку
Потом дитё качает самолично
Вторично думает служить в полку
И каждый счастлив боле или мене
И даже рад когда приходит гость
Хоть гость очами метит на пельмени
Лицом как масло и душой как кость
Но есть сердца которые безумно
Бездумно и бесчувственно горят
Они со счастьем спорят неразумно
Немотствуют и новый рвут наряд
На холоде замкнулся сад народный
Темнеет день и снег сухой шуршит
А жизнь идет как краткий день свободный
Что кутаясь в пальто пройти спешит
«Мы ручей спросили чей ты…»*
Мы ручей спросили чей ты
Я ничей
Я ручей огня и смерти
И ночей
А в ручье купались черти
Сто очей
Из ручья луна светила
Плыли льды
И весну рука схватила
Из воды
Та весна на ветке пела
Тра-ла-ла
Оглянуться не успела
Умерла
А за ней святое солнце
В воду ад
Как влюбленный из оконца
За глаза
Но в ручей Христос ныряет
Рыба-кит
Бредень к небу поднимают
Рыбаки
Невод к небу поднимает
Нас с тобой
Там влюбленный обнимается
С весной
В нем луна поет качаясь
Как оса
Солнце блещет возвращаясь
В небеса
«Рука судьбы проворна и грязна…»*
Рука судьбы проворна и грязна
Изящна шестипала и презренна
Она разжалась над страницей тленной
И чуть помятой выпала весна
На белый снег на белый лист
Замученная роза пала ниц
Она спала она цвести робела
Порушить корнем целину страниц
И тихо убывала расточая
Постыдный запах женщины и сна
И всё-таки она моя весна
Пошла в грязном саване страниц
Погибшая бесследная святая
Скажи в раю читают ли стихи
Причины безыскусные листая
Прощают ли земле ее грехи
«Почто, зачинщик, выставляешь дулю…»*
Почто, зачинщик, выставляешь дулю,
Мечтая: «Вдарю оного во гнев».
Смотри: забыл, забыл надеть ходулю,
Что змей носил (лишь ту надел, что лев).
Воинственно вздыхает иностранец:
Почто не так здесь и не по нам?..
Он притворяется, что слышит тихий танец,
Он с важностью молчит по временам.
Он шут и плут, и это всем известно,
Но всё-таки он рожею не наш.
Он толстой кожей черной бесполезно
Об чём-то спорит без словес и зла.
1926
«На железном плацдарме крыш…»*
На железном плацдарме крыш
Ослепительно белый снег
Упражняет свои полки.
А внизу семенит коренастый
Белый от снега человек.
Он прекрасно знает свой мир,
Он пускает дым из ноздрей,
В темно-синем небе зимы
Дышат белые души тьмы,
И на их румяных щеках
Веселится корова-смерть.
Полноплечий друг пустоты,
Громкогорлый жест тишины,
Скалит белые зубы дней
Опрокинутый в зеркале зал.
Терпеливый атлет зимы,
Он не знает, кого он ждет,
Краснокожий пловец ночей
Раздвигает руками лед.
Он плывет в океане смертей,
Он спокойно ныряет на дно,
Бесконечно невинен в том,
Что горит на щеках страниц
Отпечаток позорных рук,
Волчий след, огибая овраг.
А собаки спят на снегу,
Как апостолы на горе.
«В серейший день в сереющий в засёрый…»*
А. Г.
В серейший день в сереющий в засёрый