Даль нужней, высота, чистота,
Отрешенья высокие горы,
Занесенные крыши скита.
Долго будет метель бездорожить.
Ночь пройдет, успокоится снег,
Тихо стукнет калитка – прохожий
Обретет долгожданный ночлег.
Свет лампады негромко, немудро
Означает покой здесь. Ложись.
Завтра встанешь, как снежное утро,
Безмятежно вмешаешься в жизнь.
Только где же твой скит, горожанин?
Дома низко склоняюсь к трудам.
Только где же твой дом, каторжанин?
Слышишь, церковь звонит? Это там.
1931
«Лунный диск исчез за виадуком…»
Лунный диск исчез за виадуком,
Лед скрипит под мокрым башмаком.
Друг бездомный с бесконечной мукой,
С бесконечной скукой этой я знаком.
В этой жизни слабым не ужиться.
Петь? К чему им сердце разрывать.
И не время думать и молиться,
Время – спать, страдать и умирать.
1931
Бескорыстье*
Серый день смеркается, всё гаснет,
Медленно идет дождливый год.
Всё теперь напрасно и всё ясно,
Будь спокоен, больше ничего.
Значит, будет так, как обещала
Страшная вечерняя заря,
Только не поверил ты сначала,
Позабыл свой первый детский страх.
Всё казалось: столько жизней бьется,
В снежном ветре падает на лед,
Но тебя всё это не коснется,
Кто-нибудь полюбит и поймет.
Нет, мой друг. Знакомой уж дорогой
Так же страшно, так же тонок лед…
И никто не слышит, кроме Бога,
Как грядущий день в снегах поет.
Серый сад закрыт и непригляден,
Снег летит над тощею травой,
Будь же сердцем тверд и непонятен,
Жди спокойно ранний вечер свой.
«Сумеречный месяц, сумеречный день…»
Сумеречный месяц, сумеречный день,
Теплую одежду, юноша, надень.
В сердце всякой жизни скрытый страх живет.
Ветви неподвижны. Небо снега ждет.
Птицы улетели. Молодость, смирись,
Ты еще не знаешь, как ужасна жизнь.
Рано закрывают голые сады.
Тонкий лед скрывает глубину воды.
Птицы улетели. Холод недвижим.
Мы недолго пели – и уже молчим.
Значит, так и надо, молодость, смирись,
Затепли лампаду, думай и молись.
Скоро всё узнаешь, скоро всё поймешь.
Ветер подметает и уносит ложь.
Всё, как прежде, в мире – сердце горя ждет.
Слишком тихо в сердце, слишком светел год.
1931
«Полуночное светило…»
Полуночное светило
Озарило небосвод,
И уже душа забыла
Всё, чем днем она живет.
Вдалеке не слышно лая,
Дивно улица светла,
Так бы вечно жил, гуляя,
Если б вечно ночь была.
Вдоль по рельсам из неволи,
Их железный блеск следя,
Выйду я в пустое поле,
Наконец найду Тебя.
Небо синее, ночное
В первозданной простоте.
Сердце мертвое, больное
Возвращу навек Тебе.
1931
«Над пустой рекой за поворотом…»*
Д. Ш.
Над пустой рекой за поворотом
Снег лежит и задувает газ,
Замело железные ворота
И предместье занесло до глаз.
Только ближе к утру станет тише,
Звездный мир взойдет из пустоты,
Я проснусь тогда и вдруг услышу
Голос Твой, как будто рядом Ты.
Милый друг, я складываю руки,
За Тебя, за счастье не борюсь,
Слушаю, как уличные звуки
Заглушают снег, и спать ложусь.
Сон идет, и над землей смеется
Краткий час, уж минувший навек.
Счастлив тот, кто к жизни не вернется,
Как мгновенной славой счастлив снег.
Гаснет в печке голубое пламя,
На стене растет кривая тень.
Сон и смерть, молчание и память
Возвращают к жизни мертвый день.
Знаю, знаю, только где – забыла,
Всем живым воскреснуть суждено.
Там расскажешь Ты о том, что было
Без меня и было ли оно.
Ночь темна, но утро неизбежно.
Спит душа, и слабый свет потух.
Странно, кратко над пустыней снежной
Прокричал и замолчал петух.
Ты шла навстречу мне пустынной зимней ночью,
Обледенелый мир лоснился при луне,
Как голый путь судьбы, но не было короче, –
И снова издали Ты шла навстречу мне.
Там снова, за широкими плечами,
Была зима без цели, без следа.
Ты шла вперед, громадными очами
Смотря на мир, готовый для суда.
Вся строгость Ты, вся – сумерки, вся – жалость,
Ты молча шла, Ты не могла помочь.
А сзади шла, как снег, как время, как усталость,
Всё та же первая и основная ночь.
Декабрь 1931
«Город тихо шумит. Осень смотрится в белое небо…»
Город тихо шумит. Осень смотрится в белое небо.
Скоро в сумерках снег упадет, будет желто и тихо.
Газ зажжется в пустых переулках, где много спокойного снега, –
Там останутся наши шаги под зеленым сиянием газа.
Будут мёртвы каналы, бесконечно пустынны холодные доки,
Только солнце, огромное, зимнее солнце, совсем без лучей,
Будет тихо смотреть и молчать – все закроют глаза,
Будут кроткие вздохи,
Всё заснет в изумрудном молчании газа ночей.
Будет так хорошо опуститься на снег
Или, вдруг обернувшись, вернуться, следы оставляя.
Высоко над заводом вороны во тьме полетят на ночлег.
Будет холодно, мокро ногам. Будет не о чем думать, гуляя.
Боже мой, как всё было, какие огромные горы вдали, –
Повернуться смотреть, бесконечно молчать и обдумать.
Тихо белые шапки наденут ночные цари фонари,
Всё будет царственно, хрупко и так смертно, что страшно
и думать.
«Не смотри на небо, глубоко…»
Не смотри на небо, глубоко
Гаснет желтый свет.
Умирать легко и жить легко –
Жизни вовсе нет.
Жизнь прошла за страхами и снами,
Погасают дальние края.
Нищета заката над домами –
Участь новая моя.
Ты не жил, а ждал и восхищался,
Слушал голос дальний и глухой,
Долго зимней ночью возвращался.
Если нет награды, есть покой.
Позднею порою грохот утихает,
Где-то мчится ветер, хлопая доской,
Снег покрыл дорогу, падает и тает.
Вечер городской полнится тоской.
Холодно зимою возвращаться,
Снова дня пустого не вернуть,
Хочется в углу ко тьме прижаться,
Как-нибудь согреться и уснуть.
Не тоскуй, до дома хватит силы,
Чем темнее в жизни, тем родней.
Темнота постели и могилы,
Холод – утешение царей.
1931
«Поля без возврата. Большая дорога…»
Поля без возврата. Большая дорога,
Недвижные желтые нивы.
О, как Ты спокойна, душа-недотрога,
Довольна, легка, молчалива.
Ручей еле слышен, и время как море,
Что значат здесь все разговоры?
Неси свое дело, люби свое горе,
Спокойно неси свое горе.
Душа обреченность свою оценила,
Растения строгую долю –
Взойти и, цветами качая лениво,
Осыпаться осенью в поле.
Таким, как ходилось, таким, как хотело,
Каким полюбила Тебя,
Ждала, целовала тяжелое тело
Знакомая радость – судьба.
1931–1934
«Еле дышит слабость белых дней…»
Еле дышит слабость белых дней,
Чуть заметно птицы напевают,
За туманным паром холодней
Смотрит солнце, землю забывая.
Вечером спускается туман,
Всё живое чувствует обман,
С глубиной своею говорит,
Пламя жизни медленно горит.
Трудно, трудно в шуме говорить,
Рано утром просыпаться жить,
Поздно ночью возвращаться в пустоте,
Оставаться на какой-то высоте.
Долгою зимою дождь не перестанет,
Редко снег пойдет,
Станет очень тихо над мостами,
Поздно ночью скрипнет лед.
Может быть, что мы поговорим
Все о том, что скоро догорим.
Нет, не надо, голос возгласил,
Улыбаясь из последних сил.
Вечером спускается туман,
Дым бессильно клонится к домам.
В комнате темно и света нет –
Вечером душа теряет свет.
1931
«Как страшно уставать…»
Как страшно уставать.