Устрашась рожденья стольких звезд.
Там среди отверженных Исусом
Юный Гамлет грезит у пруда
И над ним, лаская волос русый,
Ждет Русалка Страшного Суда.
Всё грустит, не ведая пощады.
Осень в поле иней серебрит.
Ничего блаженному не надо –
Он не ждет, не сердится, не мстит.
Человек познал свою свободу,
Слишком ярок он и слишком чист…
Ночь сошла на дивную природу,
На землю слетает мертвый лист.
1932
«В час, когда писать глаза устанут…»
В час, когда писать глаза устанут
И ни с кем нельзя поговорить,
Там в саду над черными кустами
Поздно ночью Млечный Путь горит.
Полно, полно. Ничего не надо.
Нечего за счастье упрекать,
Лучше в темноте над черным садом
Так молчать, скрываться и сиять.
Там внизу, привыкшие к отчаянью,
Люди спят, от счастья и труда,
Только нищий слушает молчание
И идет неведомо куда.
Одиноко на скамейке в парке
Смотрит ввысь закованный зимой,
Думая: там столько звезд, так ярко
Освещен ужасный жребий мой.
Вдруг забывши горе на мгновенье,
Но опять вокруг голо, темно,
И, прокляв свое стихотворенье,
Ты закроешь медленно окно.
1931
«Всё спокойно раннею весною…»*
Всё спокойно раннею весною.
Высоко вдали труба дымит.
На мосту, над речкою больною,
Поезд убегающий шумит.
Пустыри молчат под солнцем бледным.
Обогнув забор, трамвай уходит.
В высоте, блестя мотором медным,
В синеву аэроплан восходит.
Выйди в поле, бедный горожанин.
Посиди в кафе у низкой дачи.
Насладись, как беглый каторжанин,
Нищетой своей и неудачей.
Пусть над домом ласточки несутся.
Слушай тишину, смежи ресницы.
Значит, только нищие спасутся.
Значит, только нищие и птицы.
Всё как прежде. Чахнет воскресенье.
Семафор качнулся на мосту.
В бледно-сером сумраке весеннем
Спит закат, поднявшись в чистоту.
Тише… скоро фонари зажгутся.
Дождь пойдет на темные дома.
И во тьме, где девушки смеются,
Жалобно зазвонит синема.
Всё как прежде. Над пожарной частью
Всходят звезды в саване веков.
Спи, душа, Тебе приснилось счастье,
Страшно жить проснувшимся от снов.
«Опять в полях, туманясь бесконечно…»
Опять в полях, туманясь бесконечно,
Коричневое море разлилось.
Трава желтеет на холмах заречных,
Как быстро в небе лето пронеслось.
Ползут высоко полосы, белея.
Там долго солнце белое молчит.
Тоскуют птицы. Вечер ждет в аллее.
Товарный поезд медленно стучит.
Молчит в закате белом всё живое.
Всё томится, всё щурится на свет,
Спит, улыбаясь, небо голубое
Спокойным обещаньем слёз и бед.
Над белой болью неба без возврата
Смолкает шум мучений городских.
Несется пыль, темнеет страх заката,
И мелкий океан сосут пески.
1931–1934
«Слабый вереск на границе смерти…»
Слабый вереск на границе смерти.
Всё опять готовится цвести.
С каждою весной нежнее сердце
И уже не в силах мир снести.
Теплый дождь шумел весь вечер в лужах.
В них звездами отразилась ночь,
В них веками отразился ужас,
И нельзя простить, нельзя помочь.
Ночь блестит. Огни горят в бараке.
Может быть, природе счастье лгать,
Может быть, что счастье жить во мраке,
Может быть, что счастье погибать.
Все мы знаем и уже не скроем,
Отчего так страшен звездный час.
Потому что именно весною,
Именно весной не станет нас.
Ложь и правда здесь одно и то же.
Может быть, что правда – это грех,
Может быть, что тлен души дороже,
Может быть, что всё лишь звездный смех.
Тихой песней сердце успокойте,
Пощадите розы на кусте,
Притупите дух, огни укройте,
Растопчите пепел в темноте.
«В зимний день всё кажется далеким…»*
В зимний день всё кажется далеким,
Всё молчит, всё кажется глухим.
Тише так и легче одиноким,
Непонятным, слабым и плохим.
Только тает белое виденье,
О далеком лете грезит тополь,
И сирень стоит как привиденье
Звездной ночью над забором теплым.
Грезит сад предутренними снами.
Скоро жить ему, цвести в неволе.
Мчится время, уж весна над нами,
А и так уж в мире много боли.
В душном мраке распустились листья,
Утром нас сверкание измучит.
Это лето будет долго длиться,
До конца утешит и наскучит.
Жаркий день взойдет над неудачей.
Все смолчит под тяжестью судьбы.
Ты еще надеешься и плачешь.
Ты еще не понял синевы.
На высоких стеблях розы дремлют.
Пыльный воздух над землей дрожит.
Может быть, весной упасть на землю,
Замолчать и отказаться жить?
Может быть, весной совсем невольно
В пенье птиц, в сиянье звездной тьмы?
Нет, мой друг, еще совсем не больно,
Что еще нас ждет в снегах зимы!
Будь же душной ночью, ночью звездной
Грустным оком светлого суда,
Безупречной жертвой, неизбежной
Всех вещей, что минут без следа.
Спи, усни, не в силах мира вынесть.
Иль поверь, что есть иной исход.
Всё прими и в поле встретить выйди
Рано утром солнечный восход.
«Я видел сон. В огне взошла заря…»
Я видел сон. В огне взошла заря
Кричать над домом мертвого царя.
Он из окошка вниз на улицу смотрел,
Закрыв лицо рукой от желтых стрел.
Там, через улицу, худая кошка шла,
А в доме девочка читала у стола.
А время тихо проходило вдалеке
По желтому мосту над речкой горной,
Показывая каждый раз в руке
Таинственный предмет в коробке черной,
И делало какой-то странный знак.
Крутились дальше мельницы колеса,
А на горе коричневый монах
В грудь ударял булыжником белесым.
А дальше в странном небе бледно-синем
Стоял раздетый человек с крестом,
Его закаты в небо возносили,
Но он всё вниз указывал перстом,
Где черти, подбоченившись, стояли
И даже ручкой делали вослед,
Из ада тихо грешники кричали,
Но в домике рояль терзал скелет.
Всё было тихо, солнце заходило,
Хотелось всё запомнить, не дыша.
У воинов внизу в глазах рябило,
И пробужденье чуяла душа.
1930–1934
«Люди несут огонь…»
Люди несут огонь.
Ветер дует, огонь задувая.
Люди огонь прижимают к груди.
Огонь потух.
Страшно смотреть из окон:
Спит под снегом земля неживая.
Кратко вдали, впереди
Вскрикнул петух.
Страшно во тьме без окон!..
Вечер спускается.
Кружится снег на порфире.
Кашляют тише и тише.
Скрывают свет.
Пир прекращается.
Званные плачут на пире.
Падает время из ниши –
Никого нет.
Звезды… Сиянье судьбы.
Почему мы огонь потушили?
Почему мы играли с огнем,
Шутя со смертью?
Пали во тьму без борьбы.
Почему Вы погибнуть спешили,
Разве Вам лучше в аду ледяном?
Кричу: ответьте…
Нет, только холод и страх.
«Друг природы, ангел нелюдимый…»
Друг природы, ангел нелюдимый,
Всё прости, обиды позабудь,
Выйди в поле, где в туманном дыме
Над землей сияет Млечный Путь.
Темный лес безмолвен у дороги,
Где-то слышен отдаленный лай.
Спи, больное сердце недотроги,
От надежд и счастья отдыхай.
В тишине как будто едет кто-то,
Нет, то шум спадающих листов.
За рекой над скошенным болотом
Встал луны холодный ободок.
Скоро, скоро ляжет на дорогу
Желтый лист и просветлеет бор,
Охладеет солнце понемногу
И в лесу замолкнет птичий хор.
Тихо блеск таинственный ложится,
Спит природа, кроткая всегда.
Только Ты тоскуешь и боишься,
Всё жалеешь прошлые года.
Всё кругом готовится к разлуке,
Всё смолчит обиду зимних бурь,