Только Ты человек, а не море –
Потому что Ты можешь скучать.
1934
«На песке в счастливый час прибоя…»*
На песке в счастливый час прибоя
Там, где ботик цепью потрясал,
Море стерло пеной голубою
То, что я о счастье написал.
Теплый ветер снова слишком скоро
Пролистал в песке крыла страниц.
Я уже не буду у забора
В сжатом поле слушать шелест птиц.
Над обрывом, на большой дороге
Яркий мир не полюблю свежей.
Вечером, в сиянье, на пороге
Не пойму скольжения стрижей.
Остров пуст, вода ушла далече,
Наклонились лодки на мели.
В желтом дыме выступили в вечер
Каменные берега земли.
В темноте народ идет с работы,
Голоса в порту, в них воли нет,
И слепит глаза за поворотом
Грубый луч – автомобильный свет.
Так всегда темнеет слишком рано
И еще нельзя забыть, заснуть.
Как холодный дым над океаном,
Медленно восходит Млечный Путь.
Там, во тьме, где наше сердце билось,
Между звездным миром и водой,
Бродит тень того, что не свершилось,
Голосит и ищет нас с Тобой.
Слабый отблеск лучшей, новой жизни,
Что уже не хочет в сон назад,
Странной болью, долгой укоризной
Смотрит вслед – и неотступен взгляд.
Слишком рано радостью земною
Сбылось счастье на Твоей руке.
Так всю жизнь мою волненье смоет –
Надпись неглубокую в песке.
«Отцветает земля. Над деревнею солнце заходит…»*
Отцветает земля. Над деревнею солнце заходит
Где-то в сторону моря, за рельсами дышит земля.
Средь высоких колючек там осень живет на свободе,
Улыбается, шепчет и ягодой рядит кусты.
За песчаным холмом, неподвижным сиянием полный,
Невидимый простор, шелестя, покрывает пески.
Я проснулся и слушаю в сердце спокойные волны
Безнадежности, счастья и ясной осенней тоски.
Кто-то ходит за мною, и слышится треск можжевельный.
Это счастье мое заблудилось в полях.
У воды потерялось в сиянии неба бесцельном,
Как забытая книга с отметкой твоей на полях.
То, что, сумрачно щурясь, твой гений писал торопливо,
Незаметно шурша, покрывается теплым песком,
И над миром твоим наклоняется ветка крапивы,
А гроза, проходя, освещает страницы огнем.
Ты ушла и осталась. Мы можем уже не страшиться
Расставаться надолго. Кто может дождю помешать
С безупречным задором твоим над землей проноситься,
Отдаваясь в груди моей, что ты научила дышать.
Всё тобою полно, всё еще раз, от нас отдаляясь,
Улыбается нам. Погасают стога не спеша.
Отцветает земля, осыпаются дни, забываясь,
И на низкое солнце усталая смотрит душа.
«Мать без края: быть или не быть…»
Мать без края: «быть или не быть»;
Может быть, послушать голос нежный,
Погасить лучи и всё забыть,
Возвратить им сумрак ночи снежной?
Мать святая, вечная судьба.
Млечный Путь едва блестит. Всё длится.
Где-то в бездне черная труба
Страшного суда не шевелится.
Тихо дышат звездные хоры.
Отвечает мать больному сыну:
Я – любовь, создавшая миры,
Я всему страданию причина.
Состраданье – гибель всех существ.
Я – жестокость. Я – немая жалость.
Я – предвечный сумрак всех естеств,
Всех богов священная усталость.
Спи, цари. Я – рок любви земной,
Я – почин священных повторений,
Я – вдали под низкою луной
Голос, вопрошающий в сомненье.
О герой, лети святым путем,
Минет час – ты рок богов узнаешь.
Я же с первым утренним лучом
В комнате проснусь, что ты не знаешь.
Улыбнусь. Рукой тетрадь открою,
Вспомню сон святой хотя б немного
И спокойно грязною рукою
Напишу, что я прощаю Бога.
Сон о счастье. Газ в пыли бульвара,
Запах листьев, голоса друзей…
Это всё, что встанет от пожара
Солнечной судьбы. Смирись, ничей.
1935
Автоматические стихи*
«Сонливость…»
Сонливость
Путешественник спускается к центру земли
Тихо уходят дороги на запад
Солнце
Мы научились разным вещам. Мы были на полюсе
Где лед похож на логические возвраты
А вода глубока
Как пространство
Всё оставлено
Только вдали память говорит с Богом
«На аэродроме побит рекорд высоты…»*
На аэродроме побит рекорд высоты
Воздух полон радостью и ложью
Черная улица, грохот взглядов, удары улыбок
Опасность
А в тени колокольни бродяга играет на флейте
Тихо-тихо
Еле слышно
…Он разгадал
Крестословицу о славе креста
Он свободен
«Еще никто не знает…»
Еще никто не знает
Еще рано
Сладко спят грядущие дни
Положив огромные головы
На большие красивые руки
Звезды зовут их
Но они не слышат
Далеко внизу загорается газ
Дождик прошел, блестит мостовая
Христос в ботинках едет в трамвае
«Кто знает? Никто здесь не знает…»
Кто знает? Никто здесь не знает.
Кто слышит? Никто там не слышит
Ничего не бывает
Все забывают
Сладко зевают
Медленно дышат
Тихо, как рак задом во мрак.
Пятится счастье в звездных мирах
Солнце тоскует
Блестит весна
Мы не проснемся навек от сна
«Черное дерево вечера росло посредине анемоны…»*
Черное дерево вечера росло посредине анемоны
Со сказочной быстротой
Опять что-то происходило за границами понимания
Изменялись окна, стёкла касались времени
А за окном была новая жизнь
Всё меняло свое название как в те прошлые годы
Железо улыбок звучало ударами дождевых лилий
Потом всё прошло и снова была ночь
«Мы пили яркие лимонады и над нами флаги кричали…»
Мы пили яркие лимонады и над нами флаги кричали
И бранились морские птицы
Корабли наклонялись к полюсу
Полное солнце спало в феерическом театре
В пыли декораций где огромные замки наклонялись
Под неправдоподобными углами
В пустом и черном зале сидело старое счастье
в рваных ботинках
И курило огромные дешевые папиросы
Созерцая ядовитый огонь заката
В пыли кулис
А наверху плыли дирижабли
Люди кричали и пропадали
Дали молчали и появлялись
И уже шел дождь
Изнутри вовне, из прошлого в будущее
Унося в своей серой и мягкой руке
Последнюю доблесть моряков
«Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе…»
Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе.
Внизу, под облаками, было море, и под ним на страшной
глубине – еще море, еще и еще море, и наконец
подо всем этим – земля, где дымили небоскребы
и на бульварах духовые оркестры
тихо и отдаленно играли.
Огромные крепости показывались из облаков.
Башни, до неузнаваемости измененные ракурсом,
наклонялись куда-то вовнутрь, и там еще –
на такой высоте – проходили дороги.
Куда они вели? Узнать это казалось совершенно невозможным.
И снова всё изменилось. Теперь мы были в Голландии.
Над замерзшим каналом на почти черном небе летел
снег, а в порту среди черного качания волн
уходил гигантский колесный пароход, где худые
и старые люди в цилиндрах пристально
рассматривали странные машины высокого роста,
на циферблатах которых было написано –
Полюс.
«Сорок дней снеговые дожди…»
Сорок дней снеговые дожди
Низвергались, вздыхая, над нами
Но не плавает со слонами
Дом надснежный – спасенья не жди
Днесь покрыты все горы где тропы
Непрестанным блестящим потопом
Спят сыпучие воды зимы
Раздаются под телом безмолвно
В снежном море утопленник-мир
Неподвижно плывет и условно.
«Рокот анемоны спит в электричестве…»
Рокот анемоны спит в электричестве
Золото заката возвратилось в черную реку
Стало больно от черного снега
В тот год умерли медные змеи
И верблюды отправились в пустыню за горной водой
Тихо по стенам всходила вода
Карнизы смотрели в океанские дали