ий и фей…»
Царь святых привидений и фей
Спит на солнце снежный Орфей
А стеклянное время течет отражаясь
И всё молчит
«Время горит…»
Время горит
Счастье молчит
Всё было, было
Как можно жить?
Ты позабыла
О чем тужить
«Соколы тихо летят…»*
Соколы тихо летят
Солнце заходит
Темная рябь над рекой
Колокол бьет
Время на пляже проходит
Вечер уж там на свободе
Белое солнце горит
Трубы и шумы в народе
Там Христос нам махает рукой и уходит
В темную рябь над рекой
Солнце заходит
Соколы тихо улетают домой.
«Кто вы там в лодке?..»*
Кто вы там в лодке?
Мы летние духи
Смотрим на флаги
Слушаем синие дни
Смех в отдаленье
Кто-то там в черные тучи
Тихой походкой
Вошел и упал на колени
Море у ног
Он одинок
С белым ликом белее бумаги
Он не сможет сдержать долгожданное счастье
Солнце раскрылось
Живите долго
«Время шумит…»*
Время шумит,
Счастье молчит.
Белое пламя бумаги
Гаснет в ночном саркофаге.
Кто еще знает о счастье,
Скажи скорей.
А небо молчит,
Там время течет до заката,
Падая к белым бортам корабля Гесперид
С надписью странной:
Расплата.
Сумрак сошел долгожданный.
Медленный, странный
Родился страх.
«Не верьте звукам звезды Нуримая…»
Не верьте звукам звезды Нуримая
Тише, мы ничего не понимаем
И здесь еще становится темней
От их огней
Закрой глаза – мы их запоминаем
И нам труднее жить
Блестит весна, жара течет с асфальта
Больная зелень смотрит из окон
Тоскуя музыкальный котелок
Бросает сумерки на потолок
Жара лежит богиней на асфальте
И видит сон сквозь шум и запах ног
О Белом море.
«Руки газеты…»
Руки газеты
Рвались на воздух
Шляпы качались
В сфере огней
Звуки и звезды –
Счастье всё это –
Снова встречались
С болью теней
Падали в холод клозета
Лики измученных дней
Улица снова казалась пустой
Лишь фонари
Ждали рассвета
Читая газеты
Дети-цари
В сиянии смерти
В комнатах спали
Теплые органы слабой рукой обнажив
«Не мучайся, читай в пыли газеты…»
Не мучайся, читай в пыли газеты
Всё это ложь
Весна в закатах говорит о смерти
И осень тоже
В иных мирах
Всё будет тем же холодом поэтов
Отвергших страх
Опять в пыли и в шуме тонет лето
Живи в слезах
«Падаю на солнце…»*
Комар летает вокруг свечи.
Падаю на солнце
Лечу и гасну
Слабость и счастье
Мгновенный страх
Всё безвозвратно
Всё больно, всё ясно
Всё будет бесплатно
В иных мирах
Горе-злочастье
Мерзлые сласти
Нагие страсти
Не в нашей власти
Молчу, склоняюсь
Живу, меняюсь
Всё будет скоро
Вне наших взоров.
«Пой как умеешь…»
Пой как умеешь
Не бойся звуков
Всё равно не услышат
Не скроешь муку
И не заметишь
И не забудешь
Светлой не встретишь
Ту не полюбишь
Тише, спокойнее
Жарко над миром
Смерть приближается
Флаги грустят
Будем достойнее
Пыльным эфиром
Смерть приближается
Прячась во взгляд
Этот звук нас погубит
Ну что ж, умрем
Мы звуки так любим
Там, в них наш дом
Мы предались гибели звуков
«Ласточки горят, в кафе шумят газеты…»*
Ласточки горят, в кафе шумят газеты
В облаках проходят президенты
Спички гаснут, отцветает лето
Дождь шумит над полосатым тентом
Город снова мой.
Сколько лет душа грустит в притоне
Слушая чеканный стук шаров
Бедная душа иных миров
Иди домой.
Нет, я слаба
Я здесь в истоме
Я здесь раба.
Говорите громче, ярче звуки
Я свои рассказываю муки
Падаю на дно пустых зеркал
«Слишком рано на яркие звезды…»*
Слишком рано на яркие звезды
Горы смотрят и гаснут готовясь к отъезду.
Возвращаются звезды в тела
Раскрываются синие бездны
Там где только что пена цвела.
1928
«Золото покоя…»
Золото покоя
Слабый шум прибоя
Флаг на горизонте
Раскаленный зонтик
Спите, неудачник,
Жизнь прошла у моря
Франтоватый дачник
Провожал ее
Это было всё.
«Умершим легко – они не знают…»
Умершим легко – они не знают
Не читают писем и газет
Смотрят на таинственную лодку
Отвечают голосам
Умершим сияющим часам
Время яркий подымает флаг
Над темным камнем –
Река лазури
Не надо счастья
Я всё забыл.
«Сумерки речи…»
Сумерки речи
Нелепые встречи усталых звуков
Мука железного слова
И всё снова
Солнечный жар бессмысленных духов, цветов
Солнечный пар бесконечных судеб рыбаков
Солнце нисходит
Молчите, братья,
Птица лазури бросается к солнцу в объятья
И всё проходит
Лишь пароходы
Уходят по синему платью.
«В огромной кожаной книге…»
В огромной кожаной книге
Танцевали карты во тьме золотистых мечей
Шуты и вороны
Смеялись, пели, простершие сено лучей
Над книгой шумела высокая участь
Тоскуя и мучась
И Гамлет в саду говорил что вертелся на север
Сквозных и бессмысленных слов
О судьбе
И только мне было видно
Как бились в подвале
Огромные руки минут-палачей.
«Мирозданье в бокале алхимика…»
Мирозданье в бокале алхимика
Порождало кривые и левые ветви
Адама и Еву
Змею неразлучной смерти
Мужчинка и женщинка пели о вечной любви
И опять повторялась
Та странная мука в оркестре
Тот трепет смычков над дыханьем пустыни судьбы
И греха
Вернувшимся в камень не надо и думать
Зачем ты их мучаешь
Не трогайте лиц обнесенных руками
И брошенных в пламя
Огней в ореолах судьбы жениха
«Жарко, судьба на закате…»
Жарко, судьба на закате
Пыль летит до небес
До иных мирозданий
Нам Гамлета кто-то читает –
Как будто фонограф во мраке
И в запертом зданье
Кричит и зовет нас вернуться
К сомнениям звезд
Яркие муки
Мерзкие звуки
Долгие муки
И всё грех
И всё смех
Нам жизни не надо
Над миром смех
Горячие органы ада
Спят в отраженьях луны.
«Луны и солнца звуки золотые…»
Луны и солнца звуки золотые
Серебряные муки без ответа
И боли равнодушные нагие
Прошлых звезд танцующих над смертью
Сияние ветвей и пыль цветов
Века из розовых и мертвых тел
И страшный шум необъяснимых слов
Как водопад от неба до земли
Но отвратительно дышать и ждать
Опять судьба поет в своей лазури
Не надо ждать, не надо нас читать
Мы только трупы ирреальной бури
Утопленники голубых ветвей
Пусть нас назад теченье унесет.
«Звуки ночи, усталость…»
Звуки ночи, усталость –
Так падает ручка из рук
Так падают руки из рук
И сон встает
Так падают взоры в священные звуки разлук
Так гаснут все разговоры
Что делать, мой друг,
Уж скоро хотя и не скоро
Увидимся мы наяву
«Стекло лазури, мания величья…»*
Стекло лазури, мания величья,
Философия Шеллинга, газета и шар Гесперид
Всё было странно найти на снегу
Гномы спускались к извилинам
Век, слов, капель, цветов
Немного выше рвали газету
И ангелы ели судьбу
Там Гамлет кричал о закате
И билась Офелия в новом стеклянном гробу
Видимо, не зная философии Шеллинга.