КОМЕДИАНТЫ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
При столкновении вы сами, сударь, были?
Мы вместе с Саверни в одном полку служили.
Он умер.
Кто — маркиз?
Еще как умер он!
Он ловким выпадом был насмерть поражен.
Клинок, прорвав камзол, меж ребер устремился,
Прошел сквозь легкое и в печень погрузился,
Где создается кровь, как то известно вам.
Какое зрелище представилось очам!
Он умер тотчас же?
Примерно. И страданья
Его прервались вдруг. Глядел я — содроганья
Сменили скоро бред, и наступил столбняк,
И оживить его мы не могли никак.
Черт!
Но поэтому исполнен я сомнений,
Что кровь у нас течет лишь по яремной вене.
И надо наказать Пеке и мудрецов,
Что роются в кишках еще рычащих псов.
Он умер, наш маркиз!
Удар, поверьте, знатный!
Вы врач и медикус известный, вероятно?
Нет.
Но начитаны и в медицине?
Да.
По Аристотелю.
И вот плоды труда!
Признаюсь, зло меня влечет всего сильнее,
И всякая мила мне злобная затея.
Мне сладко убивать, и я мечтал о том,
Что буду в двадцать лет солдатом иль врачом.
Я долго выбирал, но все же выбрал шпагу, —
Не так надежно, но быстрей. Люблю отвагу!
Хотел поэтом стать, медвежьим вожаком,
Но ужинать люблю, и каждый день притом,
И бросил глупости.
Но, прихотью влекомый,
Чтоб знать поэзию, вы изучали томы?
По... Аристотелю.
А Саверни вас знал —
И лично?
Был всего я полковой капрал,
Маркиз был офицер, а я в солдатском чине.
Так!
В полк тот я попал по той простой причине,
Что быть отправленным туда имел я честь
Косадом. Скуден дар, но дарят то, что есть.
Произвели меня. Я ус имею черный,
Не хуже, чем другой. И ваш слуга покорный.
Так поручили вам явиться в этот дом,
Здесь дядю известить?
Мы с Бришанто вдвоем
Покойника везли, как жениха, в карете,
Чтоб здесь похоронить маркиза на рассвете.
Как старый де Нанжи воспринял эту весть?
Без слез, без воплей он умел несчастье снесть.
Но он любил его?
Гаспар наш был милее,
Чем жизнь, для старика бездетного; лелеял
Он мысль о юноше и нежно вспоминал,
Хотя племянника лет пять уж не видал.
В глубине сцены проходит старый маркиз де Нанжи. У него седые волосы, бледное лицо, руки скрещены на груди. Одет по моде времени Генриха IV. Глубокий траур, звезда и лента ордена Святого Духа[70]; идет медленно. Девять солдат в трауре, по три в ряд, с алебардой на правом плече и мушкетом на левом, следуют за ним на некотором расстоянии, останавливаясь, когда он останавливается, и снова шагая, когда он идет.
Бедняга!
Дядюшка!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Тсс... На ушко два слова.
С тех пор, как умер он, каким он стал здоровым!
Взгляни-ка, Бришанто. Как жаль мне, что пока
Держать в неведенье просил ты старика.
Откроем-ка ему, что жив племянник милый.
Нет, нам необходим вот этот вид унылый.
Пусть слезы на глазах его весь день блестят,
Чтоб вероятным был для всех твой маскарад.
О бедный дядюшка!
Тебя он встретит снова.
И смерть от радости тогда ему готова.
Такой удар не снесть!
Мой милый, лучше всех
Ты знаешь — надо так.
Но этот дикий смех
Его ужасен. Грусть кого угодно тронет.
Как он целует гроб!
В котором никого нет.
Да. Но кровавый труп скрыт в сердце у него;
Там я покоюсь, там.
Печальней ничего
Не видел мир; в глазах его укор и горе.
Кто этот, в черном весь и с хитростью во взоре?
Ах, кто-то из друзей, здесь в замке...
Воронье
На падаль так стремит желание свое.
Изо всех сил молчи пред рожею проклятой!
Безумец должен стать тут сдержанней Сократа.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
О господин маркиз! Потеря велика.
Племянник редкий был Гаспар — его рука
Покоила бы вас, я вам соболезную.
Он юн, прекрасен был — ему б судьбу иную!
Дам чтил он глубоко, и жил в нем божий страх,
Был прав в своих делах и мудр в своих речах;
Он совершенством был, рождавшим умиленье...
Старый маркиз закрывает лицо руками
Побрал бы черт его надгробное хваленье!
Маркиз еще грустней, коль хвалят Саверни.
Утешь его, мой друг, мой образ очерни.
Ошиблись, сударь, вы. Участья недостойный,
Товарищем плохим был Саверни покойный
И человеком злым — ему подобных нет.
Все хуже делался. Быть храбрым в двадцать лет
Не мудрено. И смерть его была постыдной.
Дуэль! Такой ли грех? Мне слушать вас обидно.
Вы, сударь, офицер?
Вы служите в суде?
Еще.
А как он лгал, известно всем, везде.
С ним встретиться порой возможно было в храме,
Когда он обещал туда явиться даме.
Он волокитой был, развратником он был.
Так.
Командир его за грубость не любил,
И красота его уже совсем завяла,
И шишка на глазу давно огромной стала,
Хромал он, и рыжел, и стал горбат притом.
Довольно!
Душу он за карточным столом
Готов был проиграть. Не может быть сомненья,
Что он давно спустил отцовские владенья,
Его без устали губило мотовство.
Довольно, черт дери, так утешать его!
Стыдитесь мертвого товарища бесславить.
Спросите у него.
Прошу меня избавить.
Поверьте, монсеньер, что мы утешим вас.
Убийца под замком, и близок казни час!
Ему спасенья нет — все ясно в этом деле.
Но отчего маркиз подрался на дуэли
С каким-то там Дидье, не очень ясно мне.
Дуэль же вообще я признаю вполне.
Дидье!
О, я сражен подобною тоскою.
Ах, господин маркиз!
Оставь его в покое.
Но мы должны уже теперь узнать о том,
Как с погребеньем быть.
Узнаете потом.
А тут еще пришли актеры из селенья
И ночевать у нас просили позволенья.
Хоть для актеров день неважно выбран был,
Но долг радушия никто здесь не забыл.
Пустите их в овин.
Пакет получен. Срочно.
«Мосье де Лафемас...»
Да, это мне. Так точно.
Идем готовить все для этих похорон.
Ты что задумался?
Дидье! Ужели он?
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
За государственной печатью — и большою,
Для очень важных дел. Что это значит? Вскрою.
«Верховного судью в известность ставим мы:
Недавно убежал убийца из тюрьмы
По имени Дидье». Вот это неудача!
«С ним женщина, Делорм». С досады чуть не плачу!
«Извольте быть сюда как можно поскорей...»
О, я в отчаянье! Подать мне лошадей!
Так! Вот еще одно проигранное дело.
Ни одного в руках. Тот — умер, этот смело
Бежал. Но не уйдешь!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Жилище ваше вот.
Но знайте, что маркиз поблизости живет,
И молчаливою да будет ваша свора.
Покойник в замке есть — его хоронят скоро,
И особливо я прошу вас не кричать,
Когда покойника здесь будут отпевать.
Грасье[71]
Спокойней будем мы, чем ваших гончих стая,
Что с лаем мечется, всех за ноги хватая.
Но пес ведь не фигляр как будто, мой дружок!
Молчи! Не то нас спать отправят на лужок.
Ну, побеседуем. Теперь от вас не скрою,
Что убегал ли ты с красоткой за спиною,
Супруг ли ты ее иль раб плотских оков,
Боитесь ли властей иль злобных колдунов,
Державших женщину, как зверя, в клетке тесной, —
Мне это узнавать совсем не интересно.
Что будете играть? Ролей мне подавай!
Ты, черноглазая, Химен изображай[72].
Как этот скоморох с ней вольно рассуждает!
Лжеца и хвастуна нам в труппе не хватает,
Тебе как раз к лицу. Напыжься и рычи,
Шагай уверенно и в миг один умчи
Жену Оргонову[73] или его невесту
И Мавра пригвозди своим кинжалом к месту.
Трагическая роль! Высокой красоты!
Как вам желательно.
Брось, говори мне: ты!
Привет тебе, хвастун!
Что делать с негодяем?
Идемте, сварим суп и пьесу проиграем.
Все, исключая Марьон и Дидье, входят в овин.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Мари! Достаточно ли бездна глубока?
Довольно ль вас вела во мрак моя рука?
Хотели вы за мной идти. Моя судьбина
Ломает вашу жизнь, как горная лавина.
Где очутились мы? Я вас предупреждал...
Вы упрекаете?
Нет, лучше б я пропал,
И изгнан был навек, и проклят небесами,
Как никогда никто и хуже, чем мы с вами,
Когда бы сердце то, что верит лишь в тебя,
Послало бы упрек тебе, любовь моя!
Здесь, где мне мерзко все и все во мне убито,
Не ты ль хранитель мой, надежда и защита?
Кто стражу обманул, оковы распилил,
Кто низошел с небес и в ад со мной вступил?
Кто с бедным узником был узницей влюбленной,
С отважным беглецом — беглянкой окрыленной,
Чье сердце, полное уловок и любви,
Спасало, берегло, хранило дни мои?
Я обречен, я зол, — ты, слабая, святая,
От самого себя спасла меня, родная.
Был ненавистен я на этом свете всем, —
Ты, пожалев меня, мне предалась совсем.
Мне счастье вас любить и следовать за вами.
Дай снова опьянюсь любимыми очами!
Господь решил, создав дух непокорный мой,
Чтоб ангел с демоном повсюду шли за мной.
Будь он благословен, кто волей неземною
Скрыл демона от глаз! Ты ж, ангел, предо мною.
Вы повелитель мой, мне с вами всюду рай.
Я твой супруг.
Увы!
Мари, мне счастье дай,
Прощаясь с родиной жестокой и унылой,
Тебя перед людьми назвать супругой милой;
Согласна ты, скажи?
Сестрою вашей — да.
Вас буду братом звать...
Моею навсегда
Пред алтарем назвать тебя — такая сладость!
О, дай моей душе познать и эту радость!
Спокойна будь со мной, — не перейду черту,
Твою я сохраню для брака чистоту.
Ах!
Как терзался я сейчас, судите сами, —
Терпеть, чтобы фигляр вас замарал словами!..
Ах, то не меньшая средь стольких горьких мук —
Знать, что вы входите в такой позорный круг.
Вы, нежная, цветок, вы оказались вместе
С отребьем женщин здесь, с фиглярами без чести.
Остерегайтесь их, Дидье!
Как воевал
Я с бешенством своим! Ведь он вам «ты» сказал,
Меж тем как я, супруг ваш, это еле смею,
Чтоб вас не оскорбить развязностью своею.
Не ссорьтесь здесь ни с кем — не то придет беда,
К обоим нам придет...
Она права всегда.
И пусть меня везде преследует злосчастье, —
Ты сердце даришь мне, и молодость, и счастье.
За что мне, о, скажи, такая благодать?
Я царство за нее обязан бы отдать,
А дал тебе взамен безумье с нищетою.
Тебя мне бог послал, ад свел тебя со мною.
Я в нашей участи не вижу правоты:
За что я награжден, и в чем виновна ты?
Все счастие мое от вас идет.
Наверно,
Ты это говоришь, Мари, нелицемерно.
Но знай, что у меня недобрая звезда.
Откуда я пришел, теперь иду куда?
Мой черен небосвод; молю я, заклиная, —
Еще не поздно, нет, — вернись назад, родная,
И одного меня теперь ты отпусти.
Когда устану я, — увы! — в конце пути
Постелят ложе мне — то ложе ледяное,
Там тесно для двоих, то ложе роковое.
Уйди!
Дидье, хочу вдали от хищных глаз
Хоть это разделить я с вами... в смертный час.
К чему стремишься ты? О, следуя за мною,
Изгнанья ищешь ты и горя с нищетою,
И, знаешь, может быть, от слез и от скорбей
Померкнет нежный блеск возлюбленных очей.
Картина страшных бед передо мной мелькает,
И будущность твоя, Мари, меня пугает.
Уйди!
Убей меня, но так не говори
Со мною. Боже мой!
О, сколько слез, Мари!
Я за одну из них всю кровь отдам, ликуя!
Будь все по-твоему — тебе всю власть вручу я.
Ты — слава, ты — любовь, ты — счастье, ты — мечты!
Мари, ответь же мне! Мой голос слышишь ты?
Не надо, больно мне!
Слова твои ужасны.
Я плачу из-за вас! Вы злой...
Как вы прекрасны!
Дай поцелую в лоб — невинно. Можно, да?
Гляди в глаза мои — еще! — вот так! — всегда!
Химена, вас зовут в овин без замедленья.
Фу, черт! Опять Марьон. Вот это приключенье!
Химена!
Будьте здесь, ревнивец молодой,
А я вас подразню!
Черт!
Совладай с собой.
А с кем она теперь блуждает так бесславно?
Не с тем ли голубком, что спас меня недавно?
Он с ней, ее Дидье возлюбленный, ну да!
Прощайте, сударь мой...
Ах, это вы? Куда?
Вы уезжаете?
Что вас развеселило?
Вам можно рассказать. Ей-богу, очень мило.
Среди фигляров тех, чей табор здесь осел,
Ну, угадайте-ка, кого я рассмотрел.
Среди фигляров?
Там...
Марьон Делорм ютится.
Марьон Делорм?
Как! Что?
Пускай же разгласится
В Париже эта весть. Надеюсь, вы туда?
Все будет сделано, — в Париже буду, да
Так вы Марьон Делорм наверное узнали?
О! Спутаю Марьон я с кем-нибудь едва ли.
Да вот ее портрет — сокровище мое!
Художник для меня изобразил ее.
Сравните.
Вот она, там, в воротах овина.
О, как Марьон к лицу зеленая баскина!
Она! Марьон Делорм!
О, наконец, успех!
Есть у нее дружок среди фигляров тех?
Еще бы! Кто видал подобных ей паломниц
Без спутника? Клянусь, я знаю этих скромниц.
Велю их сторожить. И надо поскорей
Узнать, кто здесь из них притворный лицедей, —
Тогда он будет взят.
Не так я сделал что-то!
А впрочем...
Это кто сидит вполоборота?
Химена?
Сударь, я не знаю их имен.
Поговорите с тем, кто с нею сопряжен.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Вот с этим... Что за черт!.. Как он глядит! Создатель!
Да это, право же, дуэльный мой приятель!
Не будь он под замком, я мог бы вас принять...
А вы, не будь он мертв, ей-ей... ни дать ни взять...
Тот самый. Я тогда ему сказал два слова,
И яма черная была ему готова.
Тсс! Это вы, Дидье?
А вы маркиз Гаспар?
Вы отвели тогда грозивший мне удар.
Обязан жизнью вам...
Я изумлен приятно,
Маркиз; я полагал, что взял ее обратно.
Нет, вы меня спасли, мой милый. Если вдруг
Понадобится вам иль секундант, иль друг, —
Все, что хотите вы: кровь, жизнь мою, именье...
Отдайте мне, маркиз, ее изображенье.
Чело невинное! В очах небесный свет!
Вся — целомудрие... О, как похож портрет!
Вам кажется?
Для вас она и заказала
Портрет?
Потом на вас внезапно променяла
Всех тех, кто был в нее без памяти влюблен.
Счастливый человек!
Я счастьем упоен!
Я поздравляю вас. Прекрасная девица,
И только знатные с ней в дружбу входят лица.
Такой любовницей гордиться может всяк.
Она и вес дает и в то же время знак
И вкуса лучшего. И станут все открыто
Вас всюду называть: «Друг нашей знаменитой!»
Нет, нет, теперь он ваш. Я вам его дарю.
И дама и портрет — все вам.
Благодарю.
О, как мила Марьон в испанском одеянье!
Так вы наследник мой... на дальнем расстоянье:
Так принял наш король от Меровингов трон[74],
Я был обоими Брисаками сменен.
Сам грозный кардинал вступал в ее покои,
И молодой д’Эфья, затем Сент-Мемы трое,
Четыре Аржанто. Да, в сердце у Марьон
Вы в лучшем обществе... и людном.
Я сражен!
Вы мне расскажете... Горю от нетерпенья...
Я ж мертвецом слыву, и завтра погребенье.
А вы — вам удалось затворы отомкнуть
И с помощью Марьон пуститься в дальний путь.
Вас в труппу приняли к себе актеры эти.
Не правда ль, сказочки забавней нет на свете?
Интрига сложная!
Чтоб вас освободить,
Всем глазки строила Марьон.
Не может быть!
Как! Вы ревнуете?
Нет ничего глупее!
Приревновать Марьон? Но добрым будьте с нею.
Малютка бедная! Вы свой умерьте пыл.
Не беспокойтесь!
Ах! Мой ангел бесом был.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Все в толк я не возьму, что, господин, вам надо.
На сыщика похож, а сам в плаще алькада.
Под бровию густой недобрый спрятан глаз.
Не иначе, как здесь шпионит он у нас.
Дружок!
Химена вас, как видно, интригует,
Хотите знать, какой...
Родриг здесь торжествует.
Любезник кто?
Ну да!
Кто чтит ее закон?
Он здесь?
Конечно.
Где? Где? Покажи!
Вот он.
Я без ума влюблен.
А звук червонцев звонок?
Я эту музыку люблю еще с пеленок.
Дидье в моих руках!
Любитель ты монет?
Там сколько?
Двадцать...
Гм!
Возьмешь?
Еще бы нет!
Когда б твоя спина имела вместо впадин
Горб, равный животу, что у тебя громаден,
И эти два мешка ты б золотом набил,
А после мне свои богатства предложил...
Что б ты сказал тогда?
Я взял бы их, конечно,
И только бы сказал:
«Благодарю сердечно».
Мартышка мерзкая!
Пшел к черту, старый кот!
Они стакнулись здесь и знают наперед,
Как надо отвечать, — все слажено заране.
О черти гнусные, египтяне, цыгане!
Верни хоть кошелек!
Я вас спрошу сейчас —
Что человечество сказало бы о нас?
Вы предложили мне чудовищную сделку
Товарища продать и совесть, как безделку.
Но золото отдай.
Храню я честь свою
И никому ни в чем отчета не даю.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Шут подлый! Гордость — где? в его душе растленной?
Мне в руки попадешь когда-нибудь, презренный!
Теперь же мне нужна поблагородней дичь.
Как в этой толчее верней Дидье настичь?
Арестовать их всех и допросить? Неловко!
Нет, не годится так. Во всем нужна сноровка.
Иголку отыскать в стогу не легче мне.
Ах, тигель дьявольский найти бы, чтоб в огне
Худых металлов смесь мгновенно растопилась
И крошка золота, что сплав скрывал, открылась.
Вернуться без Дидье? Что ж скажет кардинал!
Ужасно!
Я на мысль удачную напал.
Дидье в моих руках!..
Эй, господа актеры,
Два слова!
Комедианты выходят из овина.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Кто нас звал?
Оставим разговоры
Ученые! Скажу, что герцог-кардинал
Актеров разыскать меня сюда послал
Для пьес его — детей крылатых вдохновенья,
Что сочиняет он в часы отдохновенья.
Давно его театр стал что-то плоховат,
И обновить его наш герцог будет рад.
Не двадцать, — он солгал, — двенадцать! Вор негодный!
Отрывки из ролей читайте мне свободно,
Но все, чтобы я мог произвести отбор.
Коль вырвется Дидье, то очень он хитер.
Все собрались?
Эй вы, идите, что вы стали!
О боже!
В добрый час вы в поле к нам пристали:
Оденут пышно вас, простят вам все грехи
И кардинальские дадут читать стихи[75].
Вот жребий!
Кто б сказал, что этот ворон быстро
Здесь наберет шутов для кардинал-министра?
Ты — первый. Кто ты, друг?
Грасье меня зовут.
И вот что лучшее могу пропеть я тут.
В париках голов судейских
Много замыслов злодейских,
И из этого руна
В зал суда течет волна —
Штрафы, виселицы, пытки
Извергаются в избытке
От малейшего кивка
Президента-парика.
Адвокат, сидящий рядом,
Осыпает судей градом
Хитроумнейших речей
Из латинских словарей.
Фальшивишь, мой дружок, орланам всем на диво.
Молчи!
Фальшивлю я, но песенка правдива.
Теперь — ты.
Скарамуш зовут меня. Я б мог
В Дуэнье прочитать начальный монолог,
«Прекрасны, — молвила испанцев королева, —
Прелат пред алтарем, солдат в бою, но дева
В постели нам милей и за решеткой вор...»
Меня зовут Тайбра. Я сын тибетских гор.
Я хана покарал, погиб Могол несчастный...
Не это...
А Марьон действительно прекрасна!
Как? Это ж лучшее! Но, чтоб потешить вас,
Я Карлом Первым стал — мой слушайте рассказ.
«О, страшен жребий мой! Я небо призываю
В свидетели, о бог, как тяжко я страдаю!
Себя ограбить сам отныне должен я, —
К другому перейдет любимая моя.
Ему я счастье дам, свою скрывая злобу,
И желчью едкою залью свою утробу.
Так птицы не себе на ветках гнезда вьют,
Так пчелы для других свершают в поле труд,
Так вы не для себя растите шерсть, бараны,
Так для чужих, быки, пасетесь средь поляны».
Прекрасно.
Вот стихи! Из Брадаманты. Вот
Как петь умел Гарнье!
Красотка, ваш черед.
Как вас зовут?
Меня?.. Хименой.
В добрый час!
Химена? Значит, есть возлюбленный у вас!
И на дуэли он убил...
Как?
И по свету
Скитается...
Мой бог!
Прочтите повесть эту.
«О, если жизнь и честь так не милы тебе,
Что предаешься сам убийственной судьбе,
То за любовь мою, молю, Родриг, в отплату
Сражайся, чтоб меня не дали супостату.
Сражайся, чтоб спасти меня от брачных уз
И чтоб немыслим стал грозящий мне союз,
И что еще скажу? Иди, готовься к бою,
Чтобы умолкла я, смиряясь пред тобою.
И если нежный друг в меня еще влюблен,
В бою из-за меня пусть побеждает он!»
Химена, голос ваш проникнуть в сердце может,
Как в мире ни один, и струны в нем встревожит.
О, как прелестны вы!
Конечно, спору нет, —
В сравнении с Гарнье Корнель плохой поэт,
Но он в своих стихах старания удвоил
С тех пор, как кардинал его себе присвоил[76].
Как ваш прекрасен дар! Как томен черный глаз!
О! Пребыванье здесь, Химена, не для вас.
Прошу вас сесть сюда.
Как я боюсь разлуки!
Присядьте рядышком.
Дрожу в смертельной муке.
Ну, наконец!
Кто вы?
Дидье!
Дидье!
Теперь
Все остальные пусть уйдут к себе за дверь.
Вот ваша дичь в силке. Добыча ваша — с вами.
Она досталась вам немалыми трудами.
Дидье!
Сударыня, судьба предрешена.
Она отступает и в изнеможении падает на скамью.
Я видел, как вокруг бродил ты, сатана,
И как в твоих глазах светился отблеск ада,
Что у тебя в душе. Мне мало было надо,
Чтоб избежать тебя, твоих нечистых дел,
Но за твои труды — тебя я пожалел.
Мзду за меня бери, сдаюсь я добровольно.
Послушайте, Дидье, комедии довольно.
Нет, ты ее играл!
Я плохо бы сыграл,
Но мне способствовал сам герцог-кардинал
Создать трагедию, где роль для вас готова.
Чего вы головой качаете сурово?
Мы вашу всю игру досмотрим до конца;
А ваш бессмертный дух уже в руках творца.
О!
Господин маркиз, у вас прошу подмоги.
Вот весть счастливая! Надзор здесь нужен строгий.
Тот, кем убит Гаспар преступно, был в бегах,
Но снова схвачен мной.
Имейте жалость, ах!
Как? Вы у ног моих? У ваших быть мне вечно!
О господин судья! Зачем бесчеловечно
Судить? Когда-нибудь строжайший наш судья
Помилует и вас. О! Умоляю я!
Ужели проповедь вы нам читать хотите?
Блистайте красотой и на балах царите,
К тому ж меня совсем не надо поучать,
Я счастлив вам служить, но он убийца...
Встать!
Лжешь! То была дуэль.
Как, сударь!
Лжешь, презренный!
Молчать!
Нет, кровь за кровь. Таков закон священный.
Злодейски им убит
(показывая на де Нанжи) племянник молодой
Маркиза де Нанжи. Пред вестью роковой
Король и Франция поникли в грусти вечной.
Останься он в живых... тогда еще, конечно,
Я мог подумать бы... и тронули б меня...
Убитый человек не умер. Это я!
Общее изумление.
Гаспар де Саверни! Что думать нам о чуде?
Там гроб его стоит.
Но мертвым он не будет.
Узнали вы меня?
Гаспар, племянник мой!
Дитя любимое!
Крепко обнимают друг друга.
Дидье спасен судьбой.
К чему? Мне смерть мила.
Ему — благословенье!
А иначе ужель попался б я в мгновенье!
Я мог бы шпорою порвать без лишних слов
Паучью эту сеть для ловли комаров.
Но ныне только смерть — души моей стремленье,
Вы плохо платите, маркиз, за одолженье.
Что? Нет, он будет жить!
Нет, делу не конец,
Действительно ль маркиз вот этот молодец?
Да!
Это требует немедля разъясненья.
Смотрите, как старик исполнен умиленья.
Так это Саверни? Гаспар?
Кого еще
Так старый де Нанжи ласкал бы горячо?
Гаспар ли это мой! Кровь, счастье, сын желанный!..
Он задал, кажется, вопрос нам этот странный?
Вы утверждаете, что перед нами он,
Племянник ваш Гаспар?
Да!
Я, творя закон,
Монаршим именем теперь вас арестую.
Отдайте шпагу.
Изумление и смятение среди присутствующих.
Сын!
Мой бог!
Вот и вторую
Вы голову нашли, чтоб римский кардинал
В той и другой руке по голове держал.
Но кто вам право дал?..
Спросите кардинала:
Известный всем указ его рука скрепляла,
Отдайте шпагу мне.
Безумец!
Вот она.
Постойте. Никому здесь воля не дана.
Здесь я единственный, кто властвует и судит[77],
И в замке у меня король лишь гостем будет.
Вручи мне шпагу, сын.
Поверьте, сударь, мне,
То ветхие права, угасшие вполне.
Боюсь, что кардинал мне не простит. Однако
Я не хочу ничем печалить вас...
Собака!
И подчинюсь. Зато по долгу своему
Прошу мне стражу дать и отворить тюрьму.
Все предки ваши нам служили так достойно!
Я запрещаю вам ступить хоть шаг.
Спокойно!
Послушайте, могуч верховный трибунал,
И в нем меня судьей назначил кардинал.
Обоих их — в тюрьму! Немедля отведите,
У каждой из дверей по двое сторожите.
Вы мне ответите. И смелым будет тот
Из вас, кто слов моих, как нужно, не поймет.
Когда приказов он моих не исполняет,
То, значит, голова ему ступать мешает.
Дидье! Погибло все!
О сударь!
Вечерком
Ко мне зайдите вы потолковать вдвоем.
Чего он хочет? О, страшны его улыбки!
И мрак в его душе таинственный и зыбкий.
Дидье!
Сударыня, прощайте.
Горе мне!
О я несчастная!
Несчастная вполне.
Поздравить можно вас теперь с двойной наградой?
Уже для похорон готово все, что надо.
Угодно будет вам обряд печальный сей
Свершить сегодня же?
Нет, через тридцать дней.
Стража уводит Дидье и Саверни.