смотрим на слова (в книгах), чем слышим их звуки, — мастерство стиха приходит после долгой работы; трудно освободиться от «лишних» слов. Тут же мастерство как будто данное: никаких лишних слов нет, а просто есть те, которые есть, точные, друг друга определяющие. Важен конечно талант; но я сейчас не говорю о личном таланте; замечательно, что при таком отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой, при такой разностильности Есенин — настоящий, современный поэт» (ГЖ, 1915, № 17, 22 апреля, с. 12). Выделив особенности есенинского словаря, З. Н. Гиппиус обратила внимание на то, что прежде всего отметил и А. А. Блок: «Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык».
Правда, в оценках этих двух поэтов было и немаловажное различие. Во время встречи 9 марта 1915 г. А. А. Блок отобрал шесть стихотворений Есенина и направил его с ними к С. М. Городецкому. Какие именно стихи отобрал Блок — неизвестно, но, вероятнее всего, когда 12 марта Есенин, на этот раз уже с рекомендательным письмом Городецкого, пришел к редактору Еж. ж. В. С. Миролюбову и передал ему свои стихи (среди них — все еще неразысканное стихотворение «Галки»), то в их число вошли те, что были выделены Блоком. Встреча с Гиппиус произошла после встреч с Блоком, Городецким и Миролюбовым (первое воскресенье, когда Есенин мог быть у Гиппиус, приходилось на 15 марта). Дважды отдать одни и те же стихи Есенин не мог, поэтому можно считать, что стихи, которые Гиппиус выбрала для публикации в ГЖ, не входили в число отобранных Блоком. Действительно, стихи, появившиеся в ГЖ, выделяются среди ранних произведений Есенина картинностью, предметностью, «вещностью», в них менее ощутимо лирическое начало. Обращает на себя внимание также то, что Блок отмечает «многословность» стихов Есенина, а Гиппиус напротив: «Никаких лишних слов нет». При этом она подчеркивает, что он «прежде всего видит», а не чувствует, что он «описатель». Так, уже с первых шагов начало проявляться существенное различие в понимании и оценке Есенина: одни видели в нем самобытного лирика, другие — парня, «орущего частушки», нечто от деревенской стихии; позже одни видели в его стихах движение народной души, другие пытались свести суть поэта к серии масок, сначала — «пейзанина», мужичка-травести, затем — хулигана и забулдыги.
Заинтересованное отношение Гиппиус вскоре сменилось отчуждением, а после революции перешло в откровенную враждебность к Есенину.
«Темна ноченька, не спится...»
ГЖ, 1915, № 17, 22 апреля, с. 13. Перепечатывалось в сб. «Северная звезда», Пг., 1916, № 6, 15 марта, с ошибочной подписью «Яков Годин».
Печатается по наб. экз. (список С. А. Толстой-Есениной). Ранняя редакция («Гусляр» в разделе «Другие редакции») печатается по факсимиле автографа (сб. «Памяти Есенина», М., 1926, с. 233).
Автограф — в 1926 г. входил в собрание И. А. Белоусова, датировался владельцем 1914 г.; местонахождение в настоящее время не установлено. В ГЛМ список стихотворения, просмотренный автором в 1925 г. (см. выше).
Стихотворение в наб. экз. помечено 1911 г. Датируется в соответствии с этой пометой.
«Хороша была Танюша, краше не было в селе...»
Еж. ж., 1915, № 11, ноябрь, с. 7.
Печатается по наб. экз. (список С. А. Толстой-Есениной).
Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1911 г.
«За горами, за желтыми долами...»
Еж. ж., 1916, № 4, апрель, стб. 8.
Печатается по наб. экз. (список С. А. Толстой-Есениной).
Автограф неизвестен. Датируется по помете в наб. экз. 1916 г. В «Книге регистрации рукописей, поступающих в “Ежемесячный журнал”» (ИРЛИ, ф. В. С. Миролюбова), отмечено, что стихотворение поступило в редакцию 3 апреля 1916 г. В ГЛМ — просмотренный автором список стихотворения, выполненный И. И. Есениным (см. выше). На списке авторская помета: «Нужно», свидетельствующая о решении включить стихотворение в Собр. ст.
В первой публикации стихотворение имело посвящение «Анне Сардановской». Анна Алексеевна Сардановская (1896–1921) — юношеское увлечение поэта. Внучатая племянница отца Ивана (И. Я. Смирнова, священника села Константиново), она вместе с матерью, сестрой и братом часто приезжала к нему и, случалось, проводила в Константинове все лето. «Сергей был в близких отношениях с этой семьей, и часто, бывало, в саду у Поповых можно было видеть его с Анютой Сардановской...» — вспоминала Е. А. Есенина (Восп., 1, 38). Во второй половине июня 1916 г. Есенин, получив краткосрочный отпуск с воинской службы, ездил к себе на родину и там виделся с А. А. Сардановской. В июле 1916 г. она ему писала: «Спасибо тебе, пока еще не забыл Анны, она тебя тоже не забывает. <...> Очень многое хочется сказать о чувстве, настроении, смотря на чудесную природу, но, к сожалению, не имею хотя бы немного слов, чтобы высказаться» (РЛ, 1970, № 2, с. 151). В 1918 г. она вышла замуж. Скончалась родами 7 апреля 1921 г. Не исключено, что с известием о ее смерти связан рассказ Есенина, записанный И. В. Грузиновым и отнесенный им к весне 1921 г.: «У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Все рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю ее. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю» (Восп., 1, 353).
«Опять раскинулся узорно...»
Еж. ж., 1916, № 9/10, сентябрь-октябрь, стб. 9; Г. тр. кр., 1918, 2 июля, № 162.
Печатается по наб. экз. (список С. А. Толстой-Есениной) с исправлениями в ст. 11 по списку И. И. Есенина с авторскими пометами (ГЛМ) и первопечатному тексту («не обмашет» вместо «не обманет») и в ст. 25 по тем же источникам и Г. тр. кр. («Но и познав» вместо «Но и поняв»).
Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где помечено 1916 г.
На списке, выполненном И. И. Есениным (см. выше), авторская помета: «Нужно», свидетельствующая о решении включить стихотворение в Собр. ст., и авторское исправление ошибок (ГЛМ).
Есенин, датируя это и предшествующее стихотворения 1916 г., тем не менее поместил их в самом начале тома, резко нарушив этим общую хронологическую последовательность. Автор не дал этому объяснения, но можно предполагать, что причина — в особенностях его собственного отношения к этим стихам, в том, какую грань творческого пути, с его точки зрения, они открывали и подчеркивали.
Исследователями отмечено сходство стихотворения с «Осенней волей» А. А. Блока:
Вот оно, мое веселье, пляшет
И звенит, звенит, в кустах пропав!
И вдали, вдали призывно машет
Твой узорный, твой цветной рукав.
Близость третьей строфы стихотворения Есенина к этим строкам дала основание писать даже о «текстуальном заимствовании» (Бельская Л. Л. «Песенное слово», М., 1990, с. 32). В стихотворении ясны отзвуки и других стихов Блока («Опять, как в годы золотые...», «Не мани меня ты, воля...» и мн. др.). Не менее ощутимы в этом и предшествующем стихотворениях следы чтения Н. А. Клюева. Ср., например, у Есенина:
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
У Клюева:
Ты будешь нищею монашкой
Стоять на паперти в углу.
И, может быть, пройду я мимо,
Такой же нищий и худой...
У Клюева там же: «Но сердце чует: есть туманы...»; у Есенина: «Я по тебе — в глухом тумане...» и т. д.
Обращает на себя внимание и сходство балладно-романсного строя обоих стихотворений Есенина: в первом — она «бедная странница», поклоняется «любви и кресту», молится за его «погибшую душу», во втором — то же самое, но в зеркальном повороте: он «ласковый послушник», она «разгульная жена». Реминисценции стихов Блока и Клюева настолько отчетливы, что не позволяют предположить непреднамеренного, случайного совпадения. Тем более, что Есенин отлично знал стихи обоих поэтов. «У Есенина была исключительная память. Он помнил почти всего Блока», — свидетельствовал, например, Г. Ф. Устинов (сб. «Сергей Александрович Есенин. Воспоминания», М.–Л., 1926, с. 152).
Определенные элементы ученичества, подражательности, ощутимые в этих стихах, возможно, явились причиной особенности их композиционного расположения в Собр. ст. Автор мог намеренно поставить их среди самых первых, ранних стихотворений, как своеобразную иллюстрацию к словам автобиографии, которой открывалось издание: «Блок и Клюев научили меня лиричности». Следует отметить, что эта фраза была вписана в автобиографию именно в октябре 1925 г., т. е. тогда, когда формировалась структура т. 1 Собр. ст. Возможно, что такая авторская оценка этих стихов была причиной того, что Есенин никогда не включал их в свои сборники.
«Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха...»
Р16.
Печатается по наб. экз. (машинописный список с пометами автора).
Автограф неизвестен. Датируется по наб. экз., где рукой Есенина проставлена дата: 1912 г. Помета сделана перед текстом. Рядом помета рукой С. А. Толстой-Есениной — 1910 . Колебания в датировке были, видимо, разрешены в пользу авторской даты, поскольку в Собр. ст. дата — 1912.
На листе машинописи в наб. экз. помета рукой Есенина: «Начало», отражающая один из этапов работы по подготовке Собр. ст. (см. выше).
В рецензии на Р16 Г. Д. Деев-Хомяковский отмечал, что это стихотворение «обработано или, проще, написано на мотив старинной народной песни про “тальяночку — резвы голоски”» (журн. «Друг народа», М., 1916, № 1, октябрь, с. 76). Стихотворение часто приводилось в качестве доказательства песенных начал творчества Есенина. Так, В. Л. Львов-Рогачевский, считавший песенность вообще одной из отличительных примет «новокрестьянской» поэзии, подчеркивал: «Сами поэты-певцы прекрасно сознают, что они не стихотворцы, а певцы. Клюев слышит и заставляет слушать “сосен перезвон”... Сергей Есенин радостно обращается к своей “тальяночке” со стихами, в которых вы слышите самые звуки “тальяночки”» (журн. «Рабочий мир», М., 1918, № 8, 7 июля, с. 10–11).