* * *
Дождь по ружьям,
Дождь по каскам,
По брезенту,
По броне,
Дождь по линии опасной,
Словом —
Это на войне.
Нет стрельбы.
Молчат «катюши»,
Притаившись за бугром.
Им куда приятней слушать
Не себя, а майский гром!
* * *
Твой голос как виолончель
И как гудение шмелиное.
Он побеждает мрак ночей,
В нем сила непреодолимая.
Мне хочется творить добро,
Растить людскую совесть чистую,
И если ты подашь ребро,
Я целый мир создам и выстрою!
* * *
Поэзия! Приди женой
Ко мне в мою халупу.
Порежь мне хлеб ржаной,
Подай тарелку супу.
Входи, входи спроста,
Что мешкаешь так долго?
Неси отрез холста
За место некролога!
Я весь тобой распят
На страшной крестовине,
Весь в рифмах нараскат,
Весь в звездах и полыни.
От пота соль на лбу,
Но любо мне бурлачить,
Гулять свою гульбу
Лишь так, а не иначе.
О сладость мук и слез,
Над музыкой созвучий,
Над радугою слов,
Над собственною тучей!
Моему перу
Когда тебя в ладонь беру
Приемами ружейными,
Я говорю: — Простор перу,
Простор воображению.
Гуляй, мое перо, скрипи,
Как мачта корабельная,
Не холуя во мне крепи,
А вольницу и гения.
Будь той скрипучею сосной,
Что двести лет не падает
И непоклонной головой
Лесные дебри радует.
Перо мое! Скорей, скорей
Беги, не глядя под ноги!
Клокочет, рвется мой хорей
На трудовые подвиги!
Растратчик
Ему за тридцать стукнуло,
А он все в тягость ближним.
И ничего-то путного
Еще не сделал в жизни.
Он к той, что в жены прочили,
Не привязался на́веки.
Ни сына и ни дочери
Не подымает на руки.
Хоть голова и увита
Волос веселой смолью,
Но редкий день не налита
Она чугунной болью.
Он не у книжных полок,
А у пивных у стоек.
Он не с Толстым и Гоголем —
Ему другое подали.
Он пьет, не разбирается,
Нет водки — глушит рислинг.
Как нищий, побирается
Чужою крошкой мысли.
Не слышал он в лесу дрозда,
Не лазил по долинам,
Он не дышал тобой, гроза,
Не бредил летним ливнем.
Как грош меняет медный,
Растрачивает дни.
Скорей к нему, немедля
На выручку шагни!
Нам жизнь дана ненадолго,
Открой ему, поэт:
Она всего как радуга —
Была, цвела — и нет.
* * *
Вот и уйдем!
И не будет нас,
Перемешаемся
С листьями рыжими.
Это случится,
И мартовский наст
Будет звенеть
Не под нашими
Лыжами.
Склонит Медведица
Синий свой ковш
В тихой печали
Над ивой плакучею.
Эта минута придет.
Ну, так что ж —
Крыльев не сложим
По этому случаю!
Будем все так же
В шинели шагать,
В робе матросской
И ватнике стеганом.
Нам, огневым,
Нелегко совладать
С нашим,
Советским
Упорством особенным.
Скоростью века,
Свету в обгон,
Устремлены мы
В коммуну, товарищи,
Не остановит
Печаль похорон,
Свежая глина
И холмик на кладбище!
Тихая улица
Тихая улица.
Мост через речку.
Сердце волнуется:
Встречу? Не встречу?
Вот не ждала!
Вот когда ошарашу.
Выйдет сама
Или вышлет мамашу?
Садик как был,
Только яблони выше.
Так же ходил
Сизый голубь по крыше.
Встретила криком,
Всплеснула руками:
— Здравствуйте, Виктор!
Какими судьбами?
У самовара
Льется беседа.
— Вспомни-ка, мама,
Он был непоседа.
Фикус в окне,
У стола — олеандры.
Скажет ли мне,
Что чего-то неладно?
— Счастлива, Тася? —
Молчанье. Заминка.
— Где ты скитался,
Моя половинка?
Где ордена?
— Не имею покамест.
— Вот тебе на!
— В этом после покаюсь.
Ходим у поля,
У горькой полыни.
Детство и школа
Весь вечер в помине.
Все воскресим,
Перепашем в два плуга,
Но умолчим,
Как любили друг друга.
* * *
Чувства паводок вешний
Неразлучен со мной.
В сердце, словно в скворешне,
Песен радостный рой.
А на улице вьюги,
Снег, сугробы да льды.
Песню дать им в подруги
До весенней воды?
Дам!
Душа не скудеет,
Жар не гаснет в груди.
Все живое живеет
От щедрой любви!
* * *
Мне душно в пуховом снегу!
Подушек дюжина… перина.
И для кого? Для исполина!
Что хочешь делай — я сбегу!
Я не люблю любви ручной,
Мне тошно с томного уютца,
И надо мной уже смеются
Кувшинки заводи речной.
Не смей мне шею обвивать,
Уж лучше хмель пускай задушит!
Я шапку в руки и — виват! —
Леса с таинственною глушью!
Где дебри, где бормочет бор,
Где глухари секутся бровью,
Где родниковый разговор
Льнет к моховому изголовью!
* * *
Шелк волос твоих ткал
Вознесенск или Вильнюс?
Я тебя не искал,
Ты сама появилась.
Тук! Тук! Тук! — каблучки.
Плащ крылатый внакидку.
Руки, словно лучи,
Потянулись в калитку.
Алый рот золотист
Не от краски продажной.
Я кричу: — Воротись!
И не думает даже.
Время в трубы трубить
С коммунальных площадок и лестниц:
— Хватит юных любить,
А кому же ровесниц?!
* * *
Над рекою хатеночка слеплена,
Не из глины — из веток ольхи.
Вот моя резиденция летняя,
Мой шалаш, где слагаю стихи.
Где учусь по-есенински, блоковски
Забираться к стихам на Валдай,
Где без бубна шаманю по-боковски,
Озорую, как Васька Буслай.
* * *
Раздариваю строчки, как янтарь.
Овсом отборным сыплю ассонансы.
Усердней, чем былых времен гончар,
Леплю свои словесные фаянсы.
Я верю, что для этого возник,
Как самоцвет, как радужные дуги,
Как тот в тени пробившийся родник,
К которому спешат напиться люди!
* * *
Пусть мне скажут: это не бывает!
Я в стихах заметить не боюсь —
Небо на березу надевает
Голубой неношеный картуз.
От грибов в лесу землетрясенье,
Дыбится земля.
Скажете, что это вдохновенье,
Что придумал я.
На плече у тучи голубь мира.
Молнии блестят, а он сидит,
И воркует в небе мило-мило,
И спокойно на землю глядит.
Скажете, что это не бывает,