Встала у трубы водосточной.
Караулит:
— Ах, ты, неверный!
Унижает:
— Ах, ты, порочный!
Я тебя выжду,
Глаза тебе выжгу!
А я иду к той, которая
Только возникла и только запела,
Как самая главная консерватория
И самая звонкая в мире капелла.
Вы, любители назиданий,
Запишите на списке грехов:
Если нет у поэта свиданий,
Значит, нет у него и стихов!
Что я знаю о России
Что я знаю о России? —
Откровенно у тропы
У меня вчера спросили
Два целинника в степи.
И глядят на авторучку,
И допрос ведут в сердцах:
Получал ли я получку
За мозоли на руках?
Натруждал ли тяжкой кладью
Спину в кузне заводской?
С кем встречался — с тихой гладью?
Или с бурею морской?
Биографией своею
Я бы мог и прихвастнуть.
Делать это не умею,
Я нашел другим блеснуть.
Сел за руль и тронул трактор.
Рокоток мотора мил.
Мой степной, стальной оратор
В борозде заговорил.
Два целинника молчали,
И понятно — я глушу.
После важно замечали:
Не глубоко ли пашу?
Целый вечер неразлучно
Как я с ними песни пел!
Колокольчик однозвучно
Над вагончиком звенел.
До щемящей сердце боли
Мне они милы, чудны.
Так и вижу, как на поле
Вьются рыжие чубы.
Выхлопное синь-колечко,
Руль в уверенных руках…
Я от них увез словечко,
И оно в моих стихах!
Красиво одеваемся
Красиво одеваемся, не спорю!
Тончайшие шелка и шерсти есть!
Но я признаюсь, я от вас не скрою
Моих тревог за внешний этот блеск.
Он нужен нам. И в этом нет порока,
Что спрятана в нейлон изящность ног.
Но, барышня, возьмите томик Блока,
Прочтите вслух хотя бы восемь строк!
Я знаю, что костюм вот этот в клетку
Затмил собою новогодний бал…
Но, юноша, ты забываешь кепку,
Которую Ильич в руке сжимал.
С достоинством садишься ты за столик
В кафе, излишне вежливый с людьми.
А Моцарта ты слушаешь? А Сольвейг
Возвысила тебя мольбой любви?
А это кто мелькнул в толпе? Стиляга?
На длинной шее — грива, как у льва.
Он — пересохший ключ на дне оврага,
И около него трава мертва!
Простите мне всю прямоту признанья,
Поймите благородный мой протест,
Но форма, если нету содержанья,
И тело, если нет души, — протез!
* * *
Переход
Перевал,
Берегись —
Там обвал!
Тут карниз,
Там уступ,
Выручай,
Ледоруб!
Переход,
Перелаз,
Ждите нас,
Ждите нас!
Нам не знать
Слова «трус»
Жди, Казбек!
Жди, Эльбрус!
Мы идем,
Мы спешим,
Лучший дом —
Высь вершин.
Хорошо
В горы лезть!
Лучший снег
Только здесь!
* * *
Эта девушка как парус
С вольным вылетом бровей.
Неужели где-то старость
Уготована и ей?
Встаньте, рыцари в кольчугах,
И скажите смерти: «Нет!»
Оградите это чудо,
Сохраните этот цвет!
Чтобы не было причины
О старении грустить,
Чтобы ни одной морщины
На лицо не пропустить!
* * *
Дом срубить для стиха!
И ему новоселье нелишне!
Сад разбить, где черешни и вишни,
Окна настежь, чтоб говор людской
Круглосуточно не унимался,
Чтобы утренний ветер морской
Самовольно в стихи забирался!
Рассвет в Казахстане
Я однажды рассвет в Казахстане встречал,
В камышах Ишкаргана-реки пробирался.
Был я жадным, решительно все замечал,
Ко всему любопытной душой прикасался.
Было тихо. И сонно плескался сазан.
Было холодно. Дрожь по спине пробегала.
Но какая картина открылась глазам,
И какое видение подстерегало!
Как ударило солнце по спинам коней,
Как заржало табунное, дикое вече,
Как взметнулось в ногах серебро ковылей
И упало, подковам стальным не переча!
Как взревели верблюды, горбами тряся
И посматривая по сторонам со значеньем,
Как запела дорога из-под колеса
И пространства раздвинулись перед кочевьем!
Я гранитным надгробьем стоял и немел,
К побережью реки прирастая ногами,
И, как первый поэт на земле, не умел
Все, что вижу глазами, поведать словами!
Тетеревиный романс
Я это видел, я это слышал,
Этого мне не забыть:
Тетерев на проталинку вышел
И стал из лужицы пить.
Перекатывался хрустальный горошек
В горлышке косача.
Он стоял на земле без сапожек,
Песенку бормоча:
«Ах, тетеря! Чего таишься?
Не бежишь на свиданье бегом?
Иль холодной воды боишься?
Или думаешь о другом?»
На призывную песню такую
Зазвучала ответная грусть:
«Ты не видишь — я тоже токую,
На сучке на еловом томлюсь!»
Он пошел к ней пешком по лощинке,
Глядя вверх, говорил, говорил…
А на лужицах были морщинки —
Это ветер весенний дурил.
* * *
Заросли. Заросли. Хмель и крапива.
В омуте сонно стоят облака.
Иволга пела — и вдруг прекратила,
Рыба клевала — и вдруг ни клевка.
О, это туча! Лиловый передник
Темной каймой отливает вдали,
Зашелестел приумолкший березник,
Теплые капли танцуют в пыли.
Падают полчищем стрелы косые
В гати, в горелые пни и хвою.
Это земля моя, это Россия,
Я нараспашку у речки стою.
Скольким дождям подставлялись ладони
В поле, в седле, на плотах в камыше!
Слушал я их то в горах, то в вагоне,
В пахнущем дынями шалаше.
Ласково струи на плечи стекают,
Слиплись и спутались пряди волос.
Дождь не утих, а уже припекает,
Солнышко сушит листву у берез.
Снова стрекозы парят над водою,
Полдень желаньем и зноем налит.
И над ушедшей лиловой грядою
Непререкаемо солнце горит!
* * *
В глазах твоих весенняя грустинка
Поблекшей медуницей зацвела.
Все потому, что узкая тропинка
Тебя в сосновый бор не увела.
Мне больно видеть — взгляд твой сходен с
дымом,
Не отражаться в нем речной заре.
Все потому, что ты в своем любимом
Себя хоронишь, как в монастыре.
Шагни на взгорье, к той сосне горбатой,
Которая влюбленно смотрит в дол,
И вдруг ты станешь сильной и богатой
И заключишь в объятья медный ствол!
И ты заметишь солнце над рекою,
Как золото на отмелях излук,
И ощутишь горячею щекою,
Что есть тепло теплей любимых рук.
И ты иначе милого обнимешь,
Иначе припадешь к его устам.
И, может быть, любовь свою поднимешь
К вершинам сосен, к легким облакам!
У светлояра
На Булатном болоте,
На Колчанном броду
Я тропою Батыя