Революция — закон, металл,
Спаянный с живой людской ладонью,
Для нее любое беззаконье
Гибельно, — и Ленин это знал.
Весь я, революция, с тобой,
Я матрос, а ты моя эскадра,
Ты мой пост, а я твой часовой,
Чтоб к тебе враги не лезли нагло.
Ты прекрасна! Я тебе не льщу,
Я в тебя влюблен, как лебедь в Леду.
Ты дала мне крылья — я лечу
С верою в твою-мою победу!
* * *
Готовясь ночью к новоселью,
Сама сезонница-зима
Своей размашистой метелью
Воздвигла чудо-терема.
И чьи влиятельные визы
Ей разрешили в этот раз —
Великолепные карнизы,
Балконы, двери — первый класс?!
Белы поля, леса, дороги,
Все забрала зима в свой плен.
Как жалко, что медведь в берлоге
Не видит этих перемен.
А заяц… похитрее житель,
Хотя природой он не смел,
Но захватил себе обитель,
Какой сам Пришвин не имел!
* * *
Старится лес. Он какой-то порожний.
Меньше и меньше поклонники чтут.
Птицы в нем селятся все осторожней,
Как-то грибы неохотно растут.
Было: гудела февральская вьюга,
Было: хлестали и град, и гроза.
Не подводили деревья друг друга,
Горю бесстрашно глядели в глаза.
Нынче не то. Даже слабый ветришко
Валит под корень бывалых бойцов.
Так что и лес, простоявши лет триста,
Тоже сдается в конце-то концов!
Все полегает, что некогда встало
И поднялось над родною землей.
Ель на рассвете сегодня упала,
Прямо в болотину головой.
На землю хвойные лапы сложила
И простонала чуть слышно: — Народ!
Вот и конец! Я свое отслужила,
Лес молодой, выходи наперед!
Дура
Звучит во мне слово — дура!
Тихое слово — дура,
Ласковое слово — дура,
Нежное слово — дура.
«Дура, оденься теплее!»
«Дура, не дуйся весь вечер!»
Дура — совсем не обидно.
Дурак — это дело другое!
Дурак — это очень обидно,
Не только обидно — опасно.
А дура почти как Сольвейг,
А дура почти как Моцарт.
Дура необходима:
Для злости, для божьего гнева,
Для ужаса и контраста.
Дура — это прекрасно!
* * *
Кто ты, девушка раскосая?
Иль бурятка? Иль якутка?
Волосы — чернее кокса,
А лицо — белее первопутка.
Ну, заговори со мной!
Не гляди, что я не очень молод.
Я в душе — мальчишка озорной,
Хоть штыками времени исколот.
Я люблю людей. А ты — средь них,
Хоть еще живешь в семье у матери.
Хочешь, буду твой жених,
Рыцарь справедливый и внимательный?
Хочешь, буду дедушкой твоим,
Расскажу тебе забаву-сказочку?
В очереди вместе постоим,
Я тебе куплю баранок вязочку?
Хочешь, светлым ангелом взлечу
И зажгу на темном небе зарево,
К твоему упругому плечу
Крылышком притронусь осязаемо?
Хочешь, стану льдом средь бела дня
Возле Вереи иль возле Рузы?
Надевай коньки и режь меня,
Я стерплю во имя нашей дружбы!
Но в твоих глазах черным-черно,
Тут не жди помилованья частного.
Все, чего хочу, — исключено.
До свиданья, девушка! Будь счастлива!
* * *
Зима, как белая сирень,
Заполнила все селенье.
И снег по запаху сильней
И оглушительней сирени.
Он пахнет свежею мездрой
И свежевыпеченным хлебом.
Как хорошо его
Ноздрей
Попробовать под зимним небом.
Снег будто голубь на плече,
Он пахнет то полынью горькой,
То отдает арбузной коркой,—
В нем жизни больше, чем в луче.
Зима, как мельник, вся в муке,
Она как белая палата,
В ее старинном сундуке
Полно и серебра и злата.
* * *
И распален, и увлечен,
На старом вологодском рынке
Хожу, пытаю, что почем,
Пью молоко из теплой крынки.
Какая галерея лиц,
Какое пестрое собранье!
Как месяцы, из-за ресниц
Глядят глаза моих сограждан.
О Рафаэль! Иди сюда,
Есть образец красы и неги,
Не хуже твоего — да, да,
Пиши мадонну на телеге.
Она здорова, молода,
Подходит полнота, как тесто.
Ее косметика — вода,
Умылась — и краса на месте.
В телеге свежий клеверок,
Что ночью скошен на лужайке,
И окающий говорок,
И сильное лицо хозяйки.
Колеса все по ось в грязи,
Был путь — то в колею, то в лужу.
Хозяйка шутит: — На, грызи! —
И яблоко кидает мужу.
А муж татарин. Он давно
Освоился в чужой деревне.
Любовь заставила его
Причаливать к своей царевне.
Две силы, два тепла, две ржи,
Две молодых, две буйных крови.
А у хозяйки, как ножи,
Прямые, режущие брови.
От этой силищи земной
По высочайшему веленью,
Как белые грибы, стеной
Пойдут Иваны и Елены.
Россия! Твой румянец ал,
Он бьет нерасторжимым кругом,
И твой интернационал
Проверен и серпом и плугом!
Казачка
Черные косы у Черного моря,
Черные брови у синей волны.
Что-то в характере очень прямое,
Руки, как вёшенский ветер, вольны.
Ты не для томных вздыханий и грусти,
Вся ты как грива коня-дончака.
Труса к себе никогда не подпустишь,
Если полюбишь, то смельчака.
Очи, как темный, немереный омут,
Всей глубиной о любви говорят.
Весла от рук твоих весело стонут,
Губы от губ твоих знойно горят.
Не принимаешь ты мелкой подачки:
Ужин, кино иль прогулка в такси.
Ты говоришь мне, что любят казачки
Напропалую, хоть солнце гаси!
Квелые, хворые все на курорте,
Каждый какое-то снадобье пьет.
Только в твоей бесшабашной аорте
Радость и сила степная поет.
Отказ
Не тобой дорожка торена,
Я сама хожу по ней.
Меня в поле кличут — Зорина,
По фамилии моей.
Ты сказал, что много гордости,
Значит, так тому бывать.
Я еще на самом возрасте,
Далеко меня видать.
Я как звездочка над хатою,
Чуть темно — она зажглась.
Сто сватов меня посватают —
Так и знай, что всем отказ.
И тебе, с твоей сноровкою
Девкам головы кружить.
Рано быть мне со свекровкою,
Хорошо у мамы жить.
У отца родного весело, —
Любит, учит, бережет.
Не пойду я замуж — нечего
Караулить у ворот.
Коль свернуть — свернуть без промаха
Мне с девичьей колеи.
Вся свобода, вся черемуха,
Вся весна — еще мои!
Речка Якоть
Я не буду плакать, речка Якоть,
Если даже рыбы не поймаю.
Я нарву тогда душистых ягод,
Я тогда калины наломаю.
Не всегда должна ловиться рыба,
Иначе она переведется.
Детям-то чего ловить придется?
Скажут ли они тогда спасибо?
Речка Якоть, странница лесная,
Над тобой рябины, хмель, ольшаник,
Ты, безлюдной чащей протекая,
Никому на свете не мешаешь.
Вновь заброшу леску хорошо я,