Может, окунь схватит прямо с ходу.
А не схватит — горе небольшое,
Полюбуюсь с берега на воду,
На лесное тихое теченье,
На еловый лес чернобородый,
Для меня и то полно значенья,
Что сижу я здесь сам-друг с природой.
Луга
Валерьяны стоят, как царевны.
Лето на зиму мечет стога.
Да пребудут благословенны
Всероссийские наши луга!
С замечательным травостоем,
С кашкой розовой, с клеверком,
С землянично-медовым настоем
И спасительным ветерком.
Разгуделось пчелиное вече,
В бубны бьют, как шаманы, шмели.
На твои загорелые плечи
Прыгнул смелый кузнечик с земли.
Не пугайся! Он друг. Он не тронет.
И не вздумай его убивать!
Как стрекнет он с плеча в белый донник —
И скорее на скрипке играть.
Да на полное вдохновенье,
Без оглядок, на весь напор.
И заслушалось на мгновенье
Хлопотливое общество пчел.
Гимн дождю
Дождь напоил дубравы досыта,
Прошелся по долине луговой.
Трава какая! А какие росы-то!
Чуть ветку тронул — стал, как водяной!
Земля набухла. Дышит в черноземе
Бессмертная душа родных полей.
Пируют корни, как в богатом доме,
И кружат буйны головы стеблей.
Прислушайтесь! Звучит земля от встречи
Небесной влаги и земных травин.
И хочется весь мир поднять на плечи
И понести в распахнутость равнин!
Чертополох
И ты цветешь, чертополох!
И хочешь, чтобы были внуки.
Как страшен ты, и как ты плох,
Как безобразно колешь руки!
Не дам, не дам тебе расти
И засорять родную межу,
Я буду груб с тобой, прости,
Косой под самый корень срежу.
И высушу и разотру,
Я это знаю и умею,
И едкий прах твой на ветру
Без сожаления развею.
Где рос ты, посажу горох,
Стручков зеленых будет много,
Сгинь, сгинь с земли, чертополох,
И без тебя злодеев много!
* * *
Стоят в оврагах, как царевны,
Черемухи всея Руси.
А под Москвой, в моей деревне
Они особенной красы.
Они не ломаны, не гнуты
И не были ни в чьих руках.
Они, как девушки, обуты
И на высоких каблуках.
В изящных, нежных крепдешинах,
С несмелым оголеньем плеч,
Стоят черемухи в лощинах
И ждут счастливых майских встреч.
Апрель
Андрею Вознесенскому
У апреля лицо в облаках.
С полустанка лесного Раздоры
Вижу я, как он держит в руках
Обнаженные косогоры.
Припадает к земле синевой,
Как в палате сестра к изголовью,
Лечит первой своею травой,
Как единственно первой любовью.
Он коровам играет в свирель.
Там, где дачная даль и платформа.
И животные сразу смирней
И добрей от подножного корма.
Ах, апрель! Колоброд, баламут,
Закадычный приятель с громами.
Ты, как в сказке, за десять минут
Можешь землю покрыть теремами.
Где ты бродишь, Андрей, мой апрель
И мои первомайские вести?
Я твою голубую свирель
Отличу в самом сложном оркестре.
Мы два неслуха! Два сорванца,
Две пронзительных песни планеты.
И останемся мы до конца
Малой малостью — только поэты!
* * *
Я однажды умру, не запомнив, какого числа,
К некрологу друзей отнесясь безразлично.
Капнет тихая капля с большого весла,
Это значит, что Волга печалится лично.
Дрогнет ветка. И дерево все до верхов
Будет зябнуть, узнав о развязке печальной,
Это значит, что я для российских лесов
Был не просто какой-то прохожий случайный.
Заволнуется в поле по-девичьи рожь,
И колосья уронит, и тихо заплачет.
Это значит, что в мире я сеял не ложь
И никто мое слово в застенок не спрячет.
Смерть меня заберет не всего целиком, —
Что-то людям оставит, и даже немало.
…А пока я тихонько пойду босиком,
Чтобы загодя тело к земле привыкало!
* * *
Порою поэзия ценит молчание
И мудрое мужество тихих минут.
Она никому не прощает мельчания.
Она — высота. А высоты берут.
А ты иногда, рифмоплет безголовый,
Поэзию спутав с поденным трудом,
В пустой колокольчик заблудшей коровы
Звонишь и звонишь, ну а толку-то в том!
* * *
Шерсть у мамонта светло-рыжая,
Шерсть у мамонта можно прясть.
Только мамонты вот не выжили,
Не спасла их нахальная масть.
Лед на мамонта навалился,
И однажды пришла беда.
Как же ты, таракан, сохранился
За холодною пазухой льда?!
* * *
Революция на крови
И на порохе зарождалась!
Эта роща ружьем насаждалась,
Силой, вздохом пробитой брони.
Потому цвет знамен ваших ал,
Что знамена кроплены борьбою,
Потому и народ подымал
Так уверенно их над собою.
Нет! Не вылинять красной краске,
Не погаснуть от вражьих клевет,
Потому что у нашей власти
Есть всесильное слово —
Совет!
Вновь история создается,
Вся в ожогах и вся в дыму.
Все проходит — народ остается,
Все, что есть на земле — все ему!
Рассвет в лесу
Лесная держава стоит, не шелохнется.
Могучие сосны без просыпу спят.
Рассвет пробирается, словно молочница,
Надев свой неношеный, чистый халат.
Под нижними ветвями елки темно еще,
Ночь прячется в этот зеленый амбар.
На ноте высокой, пронзительной, ноющей
Работает зверь под названьем комар.
Стоят сыроежки лиловые, синие,
Налитые теплою летней водой.
Трава так и просит: «Скорее коси меня,
Бери меня в силе моей молодой!»
Белеет березок палата больничная,
Ложись в этот госпиталь — будешь здоров.
Лекарство пропишут тебе земляничное,
Оно не в аптеке — у самых стволов.
Бушует, как пламень, иван-иванчаистый,
Зелеными веслами листьев гребя.
— Здорово! — кричит мне. — Кого здесь
встречаешь ты?
— Ванюша! Братишка мой милый, тебя!
Идут таволожники белоголовые,
Торжественна поступь, осанка горда.
Присяду на пень и открою столовую
С несложным меню — черный хлеб и вода.
О родина! Слезы под горло подкатывают,
Как сердце, до боли сжимается стих.
В твои материнские очи заглядывают
Влюбленные очи поэтов твоих!
* * *
Крутые перекаты ржи,
Многострадальной, многострадной.
И ветерок летит с межи
Такой приятный и прохладный.
Кормилица моя! Я здесь,
С достоинством своим и честью.
Смотри сюда — изранен весь,
А губы складывают песню.
В беде, в кручине, в горе петь —
Вот высшее самообладанье.
И можно ль сердцу утерпеть
В такое важное свиданье?!
Волнуйся, наливайся, зрей,
Родная рожь, — ты наша совесть.
Твои волненья — для людей,
А люди что-нибудь да стоят!