— Сэр, я жду ваших приказаний!
Генерал усмехнулся:
— До маяка и обратно.
— Есть, сэр.
Броуди круто повернулся, подбежал к штурвалу.
— А вы, капитан, — сказал генерал, обращаясь к Пакстону, — кажется, хотели заняться мотором?
— Есть заняться мотором, сэр.
Пакстон встал на место моториста.
— Можно ехать, — сказал генерал.
Стало так тихо, что все услышали размеренное тиканье карманных часов. Офицеры с напряженным вниманием прислушивались к возне Пакстона. Щетка в руке Ламсдэна повисла в воздухе. И только один генерал стоял, ничем не выдавая своего волнения. Сунув руку в карман, он незаметно наблюдал за лицом Григсона. Однако Григсон выглядел, пожалуй, неплохо. Он стоял спокойный, невозмутимый. Легкая, чуть заметная улыбка бродила у него на губах; казалось, что он думает сейчас о чем-то, совсем не имеющем никакого отношения к тому, что происходит на катере.
Генерал отвернулся.
— Будь я проклят, — гудел капитан Пакстон, — хотел бы я посмотреть, что выйдет из всего этого.
Такое же желание было написано на лицах всех офицеров. Теперь они уже не посмеивались. О, нет. Они были серьезны и взволнованны. «Пойдет катер или нет? Неужели пойдет?»
За каждым движением Пакстона следили десятки внимательных глаз. Прошло несколько томительных минут ожиданья. И вдруг под ногами загудел, забился мотор.
— О-о!
— А-а!
Офицеры невольно вскрикнули и, точно по команде, бросились к мотору.
Капитан Пакстон сконфуженно развел руками, точно хотел сказать: «Будь я проклят, если я что-нибудь сплутовал тут».
— Полный вперед! — заорал ошалело Броуди.
Он быстро повернулся, отыскал взглядом в толпе офицеров Григсона и, помахав рукой, крикнул ему что-то взволнованным мальчишеским голосом.
Григсон не расслышал слов лейтенанта.
С бешеным ревом катер рванулся вперед.
Под носом забурлила вода. Справа и слева, точно гигантские водяные усы, вздулись пенистые валы. В гранитные стенки канала с шумом ударились волны. По воде запрыгали консервные жестянки, качнулись лениво шлюпки.
В брызгах и пене катер вылетел на синюю глядь залива и помчался, набирая скорость, к далекому горизонту, где смутно темнел маяк.
В ушах завыл, засвистел встречный ветер.
— Алло, Григсон! — закричал сияющий Броуди. — Можно вас на одну минутку?
Григсон отделился от группы офицеров, которые стояли явно подавленные, разговаривая между собой вполголоса. Ламсдэн с ожесточением расчесывал щеткой седеющую бороду. Генерал вытирал носовым платком красную шею. Капитан Каннингэм, коротконогий толстый офицер, смотрел на всех выпученными глазами, открывал то и дело рот, как будто он задыхался.
— Н-да! — услышал Григсон за спиной.
Он подошел к Броуди.
— Алло, Григсон! — весело крикнул лейтенант, не выпуская из рук штурвала. — Мы собрались для того, чтобы уничтожить вас, а вы нам дали хороший урок! Вы настоящий парень, Григсон! Нет, вы только посмотрите на генерала.
Броуди захохотал.
— Вы славный парень, Броуди! — сказал просто Григсон.
— Еще бы, — мотнул головой лейтенант, — но если бы я имел такую башку, как ваша, это не повредило бы мне. Ничуть!
— Вы меня смущаете, Броуди.
— Без кокетства, Григсон. И что вы скажете, если мы сегодня пообедаем вместе? Конечно, плачу я сам. Ну?
— Будет ли это удобно?
— Ну, конечно.
Тем временем Ламсдэн привел в порядок свою бороду. Поглаживая ее тонкими пальцами, он стоял перед генералом, внимательно рассматривая свои ослепительно сверкающие ботинки.
— Что вы скажете, Ламсдэн? — сказал, наконец, генерал.
— Что я скажу? — переспросил директор лаборатории. Он скомкал бороду и задумчиво произнес: — Я просто ошеломлен!
— Но что это? — настаивал генерал. — Фокус? Ловкость рук? Кто он? Гений или мошенник?
Ламсдэн пожал плечами.
— Я думаю, — вмешался капитан Каннингэм, — голова этого парня крепко привинчена к плечам.
— Благодарю вас, — насмешливо поклонился генерал, — это как раз то, что нас интересует в данный момент больше всего.
Капитан покраснел.
— Поговорим о деле, — сухо сказал генерал. — Можно уплатить этому молодчику два миллиона за его… э… э… изобретение?
— Вас что-нибудь смущает, сэр? — осторожно спросил Ламсдэн.
— Смущает? Конечно. Ну, а разве у вас нет никаких сомнений?
— Тут, сэр, возможны, конечно, варианты недобросовестности, — медленно, как бы обдумывая каждое слово, сказал Ламсдэн.
— Именно?
— Может случиться так, что, получив два миллиона, Григсон откроет нам такой секрет, которым мы не в состоянии будем воспользоваться. Возможно, также, что стоимость вашего реактива будет выше стоимости горючего. Наконец, в состав жидкости могут входить такие редкие вещества, что при всем желании мы не сумеем приготовлять его в больших количествах. И в том и в другом случае мы останемся в дураках.
— Вот именно, — кивнул головой генерал, — я как раз об этом и думаю… Но есть у меня и другие сомнения.
— Во всяком случае, сэр, было бы очень печально, если бы Морской штаб остался в дураках.
— Я думаю! — выпятил грудь генерал.
— Может быть, Григсон рассеет наши сомнения, сэр?
— Черт возьми, — сказал генерал, — из этого парня надо вытягивать клещами каждое слово. Он смотрит на нас, как на мошенников, которые только и хотят, что обмануть его.
— Но ведь и мы, сэр…
— Замолчите, пожалуйста! Алло! Мистер Григсон! Пожалуйте сюда.
Григсон подошел к генералу.
— Как видите, сэр, я не обманул вас, — сказал Григсон.
— Пока мы еще ничего не видим. Видеть — это значит понять. А то, что для меня непонятно, то…
— Позвольте, сэр…
— Не будем терять напрасно время, мистер Григсон. Выслушайте наши условия. Мы готовы приобрести ваше изобретение. Вы хотите два миллиона долларов? Отлично. Мы не лавочники. Торговаться не будем. Но вы должны понять, что мы не можем покупать кота в мешке. Переходим к делу. Вы обучаете пять офицеров приготовлять секретную жидкость — мы платим вам два миллиона. У вас есть какие-нибудь возражения?
— Несколько возражений, сэр.
— Говорите.
— Когда мой секрет станет известным пяти офицерам, он будет уже не моим секретом, а секретом военного флота США. Какой же смысл платить мне тогда деньги?
— О-о! — с возмущением сказал генерал. — Уж не думаете ли вы, что вам придется иметь дело с мошенниками?
— Простите, сэр, но у меня есть все основания не доверять людям.
— Что еще вас смущает?
— Боюсь, что, узнав состав реактива, вы найдете слишком высокой плату за мое изобретение.
— Они слишком дороги, составные части вашего растворителя?
— О, нет!
— Их трудно достать?
— Наоборот. Растворитель можно приготовить в любой точке земного шара. Я думаю, что все необходимое для приготовления его можно приобрести даже в самой захудалой аптеке.
— Гм… гм…
— Мои условия, сэр, таковы: я прихожу к вам с адвокатом и журналистами, получаю наличными два миллиона долларов и передаю вам рецепт. По этому рецепту вы приготовляете сами реактив, обращаете воду в горючее, затем испытываете это горючее. Если оно не будет действовать, вы заявляете об этом мне в присутствии свидетелей, и я возвращаю деньги.
— Но это… как-то… несерьезно.
— Вы можете отказаться, сэр.
Генерал передернул плечами. Лицо его покраснело. Хмуря брови, он процедил сквозь зубы:
— Отлично! Я доложу о ваших условиях.
— Сегодня?
— Что-о?
— Я хочу сказать, сэр, что у меня нет ни одного пенса! Я не могу долго ждать.
Генерал задумался.
— Десять дней. Вы можете подождать десять дней?
Лицо Григсона вытянулось.
— Но вы понимаете, — поспешно добавил генерал, — два миллиона никто не сумеет уплатить вам в течение суток. Эти деньги надо взять в банке, сосчитать, черт возьми. Нужно, наконец, оформить документами, провести по книгам, получить разрешение. Вы думаете, я ношу в кармане миллионы?
— Но как же я проживу эти десять дней?
— Позвольте, мистер Григсон, если не ошибаюсь, вы уже великолепно прожили несколько лет, так что ж такое для вас десять дней? Пустяки!
— Я, сэр, вложил в изобретение уже все, что у меня было! — печально сказал Григсон.
— Ну хорошо. Пусть семь дней. Семь-то дней вы проживете, надеюсь?
Григсон задумался. Опустив голову, он стоял, теребя пальцами пуговицу пиджака, и вдруг лицо его просияло.
— Хорошо, сэр, — сказал он, — кажется, я сумею прожить эти десять дней. Да, да, это будет отлично.
— К сожалению, мистер Мэлоун, мы вынуждены отказаться от ваших услуг. — Заведующий отделением хроники газеты «Последние известия» задумчиво почесал пушистые остатки рыжеватых волос на макушке лысой головы и, взглянув на своего собеседника — широкоплечего репортера Мэлоуна, — вздохнул, как бы испытывая сильнейшее огорчение. — Вы так молоды, у вас такая энергия… Мне просто жаль вас. Ведь вы могли бы занять у нас хорошее положение, но, к сожалению, вы упорно не хотите понять запросов публики. Ну кому — подумайте только, — кому нужен ваш рабочий вопрос? Кому? Правда, все это есть. Я не отрицаю. Тут кое-что, конечно, не совсем благополучно, но зачем писать о печальных фактах? Может быть, вы надеетесь изменить своим пером наше общество?.. А если вы не так самонадеянны, так какой же тогда смысл имеет вся ваша деятельность? Запомните, читатель требует сенсаций, крови, ему нужны интересные убийства, он хочет, чтобы его немножечко щекотали, он желает читать о необыкновенных событиях. Жизнь, мистер Мэлоун, не так уж красочна, и мы, журналисты, должны, обязаны, черт возьми, скрашивать существование читателей. Мы не жалеем денег, но будьте же и вы изобретательны. Не понимать запросов эпохи?.. Куда это годится? Словом, вы уволены, мистер Мэлоун. До свиданья! — Заведующий уткнулся носом в рукопись. — Впрочем, — сказал он, не поднимая головы, — я мог бы дать вам отличный совет.
— Совет? — рассеянно спросил Мэлоун. — Нет, благодарю вас. — Кивнув головой, Мэлоун не спеша вышел из кабинета.