человеческой, а отсюда о грехе и добродетели.
Таким образом открывается, что писания святителя Тихона, будучи плодом его богомыслия и молитвы, в то же время еще более усиливали его упражнения в том и другом. Ибо не только во время обдумывания сочинений, но и во время самого писания оказывалась нужда в напряжении мысли и в помощи молитвы.
Вследствие постоянного и иногда усиленного упражнения святителя Тихона в богомыслии, душа его достигла в этом подвиге такой зрелости, так была преисполнена святыми мыслями о христианских догматах, в такой живой памяти и ясности хранила их, что все, действовавшее на душу и обращавшее на себя ее внимание, все это становилось случаем или поводом к размышлению о том или другом догмате в отдельности, или о всех в совокупности. Например, при виде неба, усеянного звездами, при виде земли, премудро наполненной созданными и веселящимися тварями, — он невольно приходил к размышлению о всемогуществе, премудрости и благости Творца и Бога нашего. При мысли о царе, отце и господине из земнородных, — невольно приходил к размышлению о небесном Царе, Отце и Господе. При виде солнца видимого, размышлял о невидимом Солнце, о Солнце правды, Иисусе Христе. При виде купца, который перевозит закупленные в чужих странах товары к себе домой, — о нашей духовной купле для небесного отечества. При виде странника, — о нашем странничестве на земле, при виде телесного сна — о смерти, и т.п.
Точно так же возбуждали свт. Тихона к богомыслию и услышанные им или пришедшие ему на память какие-нибудь слова и выражения. Так выражения: никуда я не могу уйти от тебя и сам здесь, — напоминают ему о вездеприсутствии и всеведении Божием. Выражение: иди за мной, — о нашем призвании следовать за Христом. Слова: много я тебе должен, — о неисчисленных благодеяниях Божиих, излитых и изливаемых на нас Богом. Вопрос: чей ты? — о нашем христианском звании. Выражение: он с ним заодно — о нашем единомыслии или со Христом, когда работаем и служим Ему, — или с дьяволом, когда следуем его греховным внушениям. Выражение: вернись, не туда пошел — голос совести и слова Божия, зовущий грешника возвратиться с его лукавых и нечестивых путей. Слова: завтра приду, возбуждают его мысль против грешников беспечно и бесстрашно живущих и со дня на день отлагающих покаяние; — слова же: и мы туда пойдем — мысль об общем и неизбежном для нас всех пути к будущей загробной жизни.
Все эти, столь, по-видимому, случайные поводы, приводя ум к богомыслию, порождали и различные святые чувствования, — чувства благодарности, надежды, терпения, любви, славословия и молитвы. Так по поводу слов: кого же мне и любить, как не Его, — которые говорить прилично только об одном Боге, — свт. Тихон исчисляет все благодеяния Божии являемые нам, и заключает свои размышления следующим воззванием: о Боже! вечная любовь и благость! Сподоби меня любить Тебя, Тебя, Который меня создал, Который меня падшего искупил, заблудшего обратил и словом своим святым просветил, Который питаешь меня, одеваешь, заступаешь, сохраняешь меня от наветов вражиих и прочие бесчисленные блага изливаешь на меня; — сподоби меня любить Тебя, высочайшее добро и блаженство мое, и от любви славить Тебя, благодарить Тебя, угождать Тебе, творить святую волю Твою, духом и истинной поклоняться Тебе, петь и хвалить Тебя, Которого поют и хвалят непрестанно Ангелы на небесах, да и я сердечно с пророком пою Тебе радостным духом: Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое, и прибежище мое, и избавитель мой, Бог мой, помощник мой и уповаю на Него, Защитник мой и рог спасения моего, и заступник мой (Пс 17:2–3).
Еще сильнее действовало на святителя Тихона чтение или слушание слова Божия. Оно наводило его ум на те размышления о св. истинах, в которых он привык упражняться, возбуждало в его сердце те святые чувства, которые обыкновенно рождались при тех или других душеспасительных размышлениях. Так, привыкнув размышлять о вездесущии и всеведении Божием, при чем рождалось в нем опасение как бы не оскорбить своими мыслями и делами вездесущего Бога, — свт. Тихон естественно возвращался к этим размышлениям и к этому опасению, когда слышал слова писания о всеведении Божием, например, слова Псалмопевца: Камо пойду от духа Твоего и от лица Твоего камо бежу. Или при размышлении об искуплении нашем через Иисуса Христа, Сына Божия, предаваясь чувствам радости, благодарения и славословия, он предавался тем же чувствам, как скоро слова писания напоминали ему об этих догматах. Так, во время стола, слушая чтения из книги пророка Исаия — этого ветхозаветного евангелиста, Святитель нередко, положив ложку, начинал проливать слезы, слезы или покаянные, или радостные и благодарственные.
Изображая действие слова Божия на свою душу Святитель писал: «Как сладостно и приятно читающему или слушающему со вниманием слово Божие, верой видеть, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, в слове том Бога, Творца, Искупителя и Промыслителя своего и божественные Его свойства; верой и любовью лобызать непостижимую Его благость, излиянную на род человеческий; удивляться непостижимой Его премудрости, показываемой в создании мира и в Промысле о нем; хвалить непостижимую Его правду, которой рабов Своих защищал и защищает, а врагов Своих казнил и казнит; хвалить непостижимое величество славы Его, видеть божественные Его чудеса, от начала мира сотворенные; слышать милостивые и отеческие Его обещания, иные сбывшиеся, иные непременно сбыться имеющие; — взирать верой на будущую славу, различно изображенную в слове святом, и к ней желанием восхищаться! Как увеселительно представлять себе образ спасения нашего, описанный в нем, которым мы избавились от греха, смерти, диавола и ада, — и удивляться, в сем показанной нам, благости Божией, и радостным духом благодарить Его! Весьма приятно нам читать то известие, в котором описываются подвиги нашего воинства и изображается победа, одержанная над нашими врагами; но несравненно приятнее перечитывать и вспоминать тот подвиг, которым Избавитель наш Иисус Христос Сын Божий, подвизался за нас и славно победил врагов наших. Все это представляется в св. Божием слове, — заключает свт. Тихон, — сам читай, христианин, и увидишь».
Услаждаясь таким образом чтением или слушанием слова Божия, святитель Тихон приобрел самую твердую и несомненную уверенность в божественности слова Божия, так что верил ему больше, чем своим собственным чувствам. «Священное писание, — пишет он, — есть истинное Божие слово, которое прельстить и солгать не может, как и сам Бог. Ему верить должно больше, нежели своим чувствам и всему свету. Чувства наши и весь свет удобнее могут обмануть нас, нежели св. Писание». Потому он так любил упражняться в слове Божием, что Псалтирь и весь Новый Завет и некоторые места Ветхого Завета знал наизусть.
В подобном же отношении к богомыслию свт. Тихона находилась и молитва. В его душе как богомыслие переходило в молитву, так и молитва в Богомыслие, или непременно сопровождалась им. «Истинная молитва не может быть без размышления», — учит сам Святитель. Как он учил, так и действовал. Все его размышления об истинах веры, или имеют форму собеседования с Богом, или заканчиваются молитвенным обращением к Нему, что мы уже отчасти и видели. «Знаю я и со смирением исповедуюсь, — пишет он, — что я много Тебе, Создателю и Богу моему, согрешил, и жалею о том. И другие грехи вижу в совести моей, а иных не вижу, и более не вижу, нежели вижу: грехопадения бо кто разумеет (Пс 18:13). Жалею и сокрушаюсь, что ими Тебя, благого и человеколюбивого Бога моего, Создателя моего, Искупителя моего, высочайшего Благодетеля моего, Тебя, которого Ангелы святые со страхом и трепетом почитают и поклоняются, Тебя, такого и толикого Господа, безумно и последнейший червяк безмерно оскорблял своими грехами. И сколько раз я согрешал пред Тобой, сколько раз видел Ты меня согрешающим, столько раз Ты терпел по благости Твоей, и сколько раз терпел мне, столько раз миловал меня. И если бы по святейшей правде поступил Ты со мной, уже бы давно сошла в ад душа моя, но благость Твоя и долготерпение Твое удержали Тебя и не допустили меня, бедного грешника, до погибели моей... Исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим; и прославлю имя Твое во век; яко милость Твоя велия на мне и избавил еси душу мою от ада преисподнейшаго (Пс 85:12–13). От сих и прочих, которых и не знаю, благодеяний Твоих ко мне, вижу я, что в любви Твоей ко мне и благости, человеколюбии, долготерпении и щедротах весь заключаюсь. Благость Твоя, Господи, есть, что я еще не погиб, еще живу. Вижу я, что Ты ведешь меня ко спасению вечному, которое обещал Ты знающим и почитающим Тебя. Помилуй же меня бедного грешника до конца, и благодатью единородного Сына Твоего заглади все согрешения мои, и спаси мя в вечную жизнь, да там со всеми избранными Твоими за все твои благодеяния буду благодарить, хвалить и петь Тебе, с единородным Твоим Сыном, и Пресвятым Духом, не верой, но лицом к лицу, в нескончаемые веки. Аминь».
Взаимно и молитва сопровождалась богомысленными размышлениями или переходила в богомысленное соуслаждение. Так, по свидетельству келейников, мы знаем, что при молитве и богомыслии отличный имел он дар слезный. «Нередко, во время божественной литургии, в церкви, стоя со вниманием, столь иногда углублялся в размышления о любви Божией к роду человеческому, об искуплении его непостижимым таинством воплощения Сына Божия, об Его страданиях и об евхаристии, что при многолюдном собрании рыдал даже вслух всех присутствующих во храме». Подобным образом и в келии, когда он молился, «от воображения двоякой вечности, слышимы были вопли его и рыдания, с произношением гласного моления: Помилуй Господи, пощади Господи, потерпи Благость наша грехам нашим; услыши Господи и не погуби нас со беззаконьми нашими и прочее. И плачь слышим был такой, как плачь друга по лишении умершего своего друга». [95]