Том 1. В соболином краю — страница 32 из 45

Косино сейчас осаждают «кроличьи ходоки». Едут из соседних районов, из Рязани, Смоленска, Тулы…Что ж, есть чему поучиться. Ребячье хозяйство именуется школьным совхозом. Есть тут свой директор — семиклассница Маргарита Субботина, есть производственные бригады, четкий график работы. Трудятся на ферме все, кроме двух младших классов.



Этим «фермерам» по двенадцать лет.

* * *

Восемь утра. Школьные двери еще закрыты, а на ферме уже голоса. В кучу сложены портфели с книжками. В руках у ребят метелки, ведра, лукошки. Сегодня работают десятиклассники.

Рыцарское разделение труда. Мальчики выполняют более тяжелую работу — чистят от снега дорожки между клетками, подносят корм. Девочки чистят клетки и кормят проголодавшихся за ночь зверьков. В дневном меню: овес, сено, свекла, капуста. Все это привезено из соседнего совхоза, который шефствует над своим школьным собратом. Отношения — разумные и взаимовыгодные. «Мы вам оборудуем клетки, будем снабжать кормами, окажем всяческую помощь.

Вы же летом поможете нам на полях, кроличье мясо по установленным ценам нам сдадите».

Много выгоды в таком сотрудничестве. Выигрывают сразу трое заинтересованных: государство, большой и школьный совхозы…

Утренняя уборка на ферме заканчивается. По клеткам, на острых зубах, отчаянно хрустят сено и молодые ветки. «Фермеры» идут мыть руки. Сейчас прозвенит звонок — за парты.

Как построена работа на ферме? Проследим за теми же десятиклассниками. На большой перемене они снова возле кроликов. Идет раздача «ДЕПа». Что это такое? О, это важно знать.

В специальных мешочках школьники приносят остатки пищи с домашних кухонь и столов. Капустные листья, морковка, хлебные корки, апельсиновая кожура складываются в большой ящик. Это и есть «дополнительный ежедневный паек» для кроликов.

Заступает вторая смена. Работают девятиклассники. Два кормления — среди дня и вечером, раздача «ДЕПа» на большой перемене и чистка клеток после занятий. Таким образом, в день работают два класса. Каждый по часу-полтора. Так длится месяц, потом очередь следующих двух классов. За год четкий график никого не минует.

Но, как и во всяком интересном для ребят деле, «своего месяца» не дожидаются. На ферме дисциплина и порядок, но двери для энтузиастов не закрыты. А как же иначе? Девочкам из 5-го «А» вдруг захотелось покормить «десять самых любимых» морковкой. А вот прошло санитарное звено (есть и такое!). В клетке № 17 подрались соседи — перевязывают лапы, разодранный бок.

В двенадцатой клетке заболел белый великан — надо припудрить нос стрептоцидом.

Очень любят косинские школьники своих питомцев. «Я так привыкла к ушастым… Очень жалко отдавать их большому совхозу… Но зато наша страна будет первой в мире по добыче мяса…» — пишет в своем сочинении «Наш совхоз» пятиклассница Лена Федорова.

Двести кроликов сейчас в школьном совхозе. К осени будут две тысячи. Часть пойдет на мясо, а самые крупные и породистые — в продажу. Спрос огромный, от заказчиков отбоя нет. Кроличьи фермы заводят многие школы, колхозы и совхозы.

Фото автора. 13 марта 1959 г.

Мартовская капель

Синее небо. Синие тени от сугробов. Синяя тишина разлита между березками. И музыка…

Тень-тень-тень — звенит торопливая мартовская капель. На сиреневую от весенних соков молодую березку опустился грач и начал свою незамысловатую мартовскую песню. Подхватили лесные жители радостную мелодию весны. Всяк на свой лад славит приход тепла и света.

Хорошо в подмосковном лесу. Бормочет на поляне тетерев, у ельника охотничье сердце дрогнет от хлопанья крыльев. Большие темные птицы поднимаются, как тяжелый самолет: долго бегут и потом — отталкиваются. Разглядываем следы. Только что тут паслись глухари. Рядом с набродами узорчатые «чертежи». Распустит на мартовском солнце глухарь крылья и бежит, бежит куда-то сломя голову, а на снегу остаются следы немой песни — «чертежи».

Один, два, три наброда, — радостно подсчитывает егерь, — десятка три паслось, напишете — не поверят. Три года назад и одного трудно было встретить…

Хозяйским глазом стали глядеть московские охотники на лесное богатство. Сокращают сроки охоты, все чаще устраиваются в лесу звериные новоселья. Эти вот зайцы родились в Сибири, под Иркутском. Попали там в ловко расставленные сети, путешествовали на самолете — и вот они уже в Переславском охотничьем хозяйстве. За последние годы в Подмосковье выпущено несколько тысяч зайцев-новоселов. Прижились, размножаются. Из Сибири привезены косули, из Средней Азии самолет доставил необычных путешественников — кабанов. Тоже прижились. Этой зимой была устроена первая охота на клыкастых. Из-под Воронежа в подмосковные речки переселили бобров. Уже четыреста голов насчитывают егери-наблюдатели…

Пятнистые олени — с Дальнего Востока, маралы — с Алтая. Десять тысяч куропаток пойманы в Туве и под Архангельском и выпущены в Подмосковье. Нарядная южная птица — фазан прижилась…

Оберегать лесную живность, подкармливать суровыми зимами да построже с браконьерами — разбогатеют дичью подмосковные леса. Расселился же под охраной человека некогда почти совсем истребленный лось. Много теперь в подмосковном лесу этих долговязых зверей. Сфотографировать их не удалось только потому, что с весною стали осторожнее. Держатся в чащобе, а преследовать их жалко — лосихи ждут потомства.

Бежать им тяжело, на снегу остаются не ямки следов, а глубокие броды — едва передвигают ноги отяжелевшие лосихи.



Белые куропатки. Сядут стайкой — не отличишь от снега…



Волка ноги кормят. А зайца спасают.


…А весна все дальше и дальше загоняет упрямые утренние морозы в сумеречный ельник. Вместе с морозом от яркого солнца бегут лесные разбойники — совы и филины…Лиса обновляет нору, вот-вот покинет берлогу отощавший за зиму медведь. Дремавшего всю зиму енота разбудили весенние песни…А голоса музыкантов все громче, все задорнее. Скоро к солнечным полянам соберутся на весенний ток краснобровые тетерева. Забыв всякую осторожность, затеют косачи жаркий бой на лесной полянке…Оседают и набухают

снизу синие сугробы, а сверху капель — все чаще и чаще. Тень-тень-тень — падают на заледенелый наст светлые капельки. Незаметным ручейком стекает водица в лосиный след. Нагнись и напьешься из копытца, как в сказке.

Фото автора. Переславское лесо-охотничье хозяйство.

 22 марта 1959 г.

Я — из далекого Сеимчана

Февральским утром на окраине Москвы дежурный милиционер остановил явного нарушителя дорожных правил. Укутанный в меховой полушубок парень ехал на мотоцикле. Вместо переднего колеса в машине была прилажена наскоро сделанная из железного обода «лыжа».

— Документы! — сурово потребовал милиционер.

Через минуту прохожие увидели, как милиционер неожиданно улыбнулся и, возвращая парню документы, спросил:

— Неужели от самого Магадана?

— Я из Сеймчана, — уточнил парень.

Трудное и удивительное путешествие совершил Тихон Худояров. Сегодня мы печатаем его рассказ о том, как было задумано и совершилось путешествие на мотоцикле из Магадана в Москву.


Далеко на Колыме находится поселок горняков и геологов Сеймчан. Я там живу и работаю техником.

Мотоцикл — моя страсть. Разговоры о путешествии Сеймчан — Магадан — Москва начались в нашей спортивной секции еще в позапрошлом году.

Прошлым летом, получив за три года пятимесячный отпуск, я купил Иж-56 и начал готовиться. Проводить свой отпуск, лежа на боку или в санатории — не дело. Я был уверен, что доеду до Москвы. Я так задумал, а раз задумал, — то все силы в кулак!

Мне здорово повезло с мотоциклом: сильный и надежный мотор, отличная амортизация.

Испытывая свой «Иж», я отправлялся обычно за перевал, в долину, где росла голубика. Высокий перевал, болотистая, поросшая лесом долина, крутые сопки — машине все было нипочем. За месяц я нагонял 2000 километров и собрал полтонны голубики.

Со снаряжением особенно не мудрил — взял только самое необходимое. Положил в металлический ящик на багажнике слесарный инструмент, запасные части и камеру, плащ-палатку, канистру с бензином, на два-три дня пищи.

Укрепил еще на машине чемодан: там были костюм и пальто для Москвы, валенки, книги, карты, дневник. Между прочим, специально купил «Правила уличного движения» — боялся больших городов, но книгу эту ни разу так и не раскрыл.

Оделся в меховой костюм. И вот мой «Иж» погружен на баржу. Она должна была доставить меня вверх по Колыме до Среднекана. Иного пути в Магадан летом у нас нет.

— В Среднекане я сел на мотоцикл. Направление — Магадан. Мелькают привычные голые сопки и узкие долины. Словно для почетного караула выстроились вдоль дороги заиндевелые лиственницы и пихты.

На первом же перевале очки залепляет снег.

Пурга. Скользят колеса. Спускаюсь в долину, и теперь в лицо впиваются иголки дождя. Но это все пустяки. Дорога хорошая: песок, гравий. Машина берет и 80, и 100 километров. Под дождем, по грязи въезжаю ночью в Магадан: 500 километров позади…

В магаданском автомотоклубе добираю запасных частей. Товарищи просят передать Москве привет, напомнить, что в Магадане тоже есть спортсмены, которые с радостью примут гостей столицы.

На пароходе «Ильич» плыву в Находку. Прощай, Колыма!



— Вот так я и поехал, в полушубке, в шапке, в мохнатых рукавицах.


5 октября… Находка. Принимаю старт. Теперь только мотоцикл, до самой Москвы. Мой «Иж» бежит по красивым приморским зарослям. Но вот — один, другой, третий — на деревьях замелькали желтые листки. Скорее добраться до Урала, скорее пересечь Сибирь, успеть до первой пурги, которая заметет все дороги и тропы.

На четвертый день — Хабаровск. Первая тысяча километров! Переправляюсь на охотничьей лодке через Амур и за день добираюсь до Биробиджана.