Но умирало слово,
Исторгнутое из груди.
Вымаливал:
"Роди такого.
Ты можешь,
Ты должна.
Роди!"
Смысл
До жестокости суровый
Она в ответ
Вложила свой:
"Я вижу,
Как страдают вдовы.
Мне, милый,
Страшно стать вдовой".
Расстались мы,
И я не очень
Ее, пугливую, виню.
С тех пор
Среди достоинств прочих
В любви
Я мужество ценю.
"Знакомо, как старинный сказ…"
Знакомо,
Как старинный сказ,
Уходят женщины от нас.
Они уходят
И уносят
Холодный блеск
Холодных глаз.
Была нежна
И влюблена,
Была так долго
Мной пьяна.
Так неужель
В ней не осталось
Ни капли
Моего вина?
Зачем любить?
Зачем гореть?
Зачем в глаза
Другой глядеть?
Увы! Уму непостижимы
Две тайны:
Женщина и смерть!
"У моей у любви, у страсти…"
У моей
У любви,
У страсти
Больше нет
Над тобою власти.
Власть ушла
В расцвете,
В богатстве,
Как уходит власть
В государстве.
Власть ушла,
И люди смеются:
Дескать, свергнут
Без революции.
Ты в каком-то
Чужом режиме,
Как чужая,
Ходишь с чужими.
Не боишься
Ты взгляда злого,
Не томишься
В любви
От слова.
Мне теперь
И любовь
И дружба
Как премьеру
Простая служба.
"Было все. Всего нелепей…"
Было все.
Всего нелепей
Заклинал ее: страшись!
Поклянись на белом хлебе,
Поклянись на белом снеге,
Синим небом
Поклянись!
Было все.
Всего нелепей
Клятв ее звучала страсть.
И клялась на белом хлебе,
И клялась на белом снеге,
Синевой небес
Клялась.
Потеряла клятва силу,
Потеряла клятва власть.
Поклялась и изменила,
Изменив,
Опять клялась.
"В глазах твоих, чужих и злых…"
В глазах твоих,
Чужих и злых,
В липучей тине дно.
Измена даже в помыслах
Измена все равно!
Душа моя
Восстанет вся,
Восстанет — стает снег.
Неверная, расстанемся,
Наверное, навек,
С незажитыми ранами
Уеду, бредя елями,
Лечить себя буранами,
Целить себя метелями!
"Все чаще, чаще падаю…"
Все чаще, чаще падаю,
Все чаще грудь болит.
Уже вино не радует.
А только тяжелит.
Любил и пил запальчиво
И разгадал давно,
Что женщины обманчивы,
Как сладкое вино.
А жизнь была не гладенькой,
Не чистеньким кювет.
Уже кому-то дяденька,
Уже кому-то дед.
Здесь новые возможности.
Но горько между тем,
Поскольку к новой должности
Я не готов совсем.
"Я уеду. Я непременно уеду…"
Я уеду.
Я непременно уеду.
Мне стыдно
Оставаться тут.
Устрою перевод
По службе,
Любовь свою
Отдам в приют,
Не доверяя
Ложной дружбе.
Здесь не живут,
Здесь лишь гостят,
Здесь слабые
Обиды прячут,
Здесь не поймут,
Зато простят,
Не пожалеют,
Но поплачут.
Здесь не откажут
Приподнять
Тяжелый камень
Вам на плечи,
Здесь свой
Предложат поменять
В надежде
Выменять полегче.
С такими жить —
Почти что лгать.
Мне было тяжело,
Не скрою.
Я звал:
Придите помогать,
Ведь вы же видите,
Что строю;
Что голову
К земле склонил,
Под ношею
Пригорбясь ниже,
Что пот
Глаза заполонил,
Гляжу — и
Ничего не вижу.
Не вижу —
Стежка иль тропа?
А ведь и нужно
Так немного:
Смахните только
Пот со лба,
Чтоб стала мне
Видна дорога.
Моя беда —
Не их беда,
Для них важнее:
Сколько стоит?
Мне стыдно тут.
Хочу туда,
Где не торгуются,
А строят.
Я уеду.
Я непременно уеду.
БЕЛАЯ РОЗА
Со всеми ждала,
Сторожила тепло,
Потом зацвела,
Когда все зацвело.
Белели купины,
Как взлет лебединый:
Терновники,
Яблони,
Вишни,
Рябины.
Раскрыла бутон,
Красоты не тая,
И белая-белая
Роза моя.
Пчелы отпели,
Шмели отгудели,
С веселых деревьев
Цветы облетели.
Уже и плодам
Наступил свой черед,
А белая роза
Цветет и цветет.
Росла,
Наливаясь,
Зеленая завязь,
Округлились вишни,
На зорях румянясь,
А роза моя
В первозданной чести
Еще продолжала
Цвести и цвести.
Над нею,
Некрасной,
И время не властно,
Цвела она пышно,
Цвела она праздно,
Цвела все отчаянней
День ото дня,
Любимая
Белая роза моя.
К плодам,
Будь лишь влага,
У яблони тяга.
Старался, работал
Мой сад, работяга,
Скрипел и вздыхал
От тяжелых плодов
И ей не прощал
Ее белых цветов.
Бутоны,
Бутоны
Стриги, как купоны.
Она презирала
Природы законы.
Она оставалась
Такой, как была,
Она красовалась,
Пышна и бела.
И сад мой
С досадой
Желтел от надсады.
Смеялась она
Над усталостью сада.
И я разлюбил,
И уже не люблю
Беспечную
Белую розу мою.
"Мне говорят: пиши!.."
Мне говорят: пиши!..
Твердят: пиши!..
Писать бы рад,
Но, забывая дело,
Сижу пустой,
Как будто из души
В потемках
Что-то вынуто,
Что пело.
Быть может,
Вовсе не желая зла,
Моей любви
Доверчивую пташку
Себе на память
Женщина взяла,
Когда я спал
С душою нараспашку.
А если женщина
Здесь ни при чем?
А если…
Если,
В небесах плутавшим,
Душа убита атомным лучом,
Совсем случайно
На нее упавшим?
Не в том загадка:
Петь или не петь, —
А жить или не жить!..
Разгадка, где ты?
Ведь есть
Четыре стороны у света,
На все четыре
Надо поглядеть.
Все оглядеть:
И Запад и Восток,
Но отыскать
Первопричину боли,
Чтобы в душе,
Как на бесплодном поле,
Высокой мысли
Выходить росток.
"А я когда-то думал, что седые…"
А я когда-то думал,
Что седые
Не любят,
Не тоскуют,
Не грустят.
Я думал, что седые,
Как святые,
На женщин
И на девушек глядят.
Что кровь седых,
Гудевшая разбойно,
Как речка,
Напоившая луга,
Уже течет
И плавно
И спокойно,
Не подмывая
В страсти берега.
Нет,
У седой реки
Все то же буйство,
Все та же быстрина
И глубина…
О, как меня подводит седина,
Не избавляя
От земного чувства!
РУССКАЯ СКАЗКА
До жалости,
До огорченья
Меня волнует
С детских дней
Таинственное обращенье
Людей в животных
И зверей.
Мороз по коже,
Дыбом волосы,
Когда, уставя умный взгляд,
Они в беде заговорят
Тоскливым
Человечьим голосом.
Когда в лягушку
Камень бросят,
Она — о, боль моя и грусть! —
"Не убивай меня, — попросит,
Тебе я в жизни пригожусь…"
Но вот
Копытом конь забил,
Заговорил, измаян бегом:
"Я был когда-то человеком,
Я тоже девушку любил.
Меня оборотил Кащей…"
Что сказка?
Вымысел и шутка.
Но станет пасмурно и жутко
От этих колдовских речей.
А вдруг
И я уже другой,
Какой-нибудь зверино-птичий,
И в этом жалостном обличье
Неузнаваемый тобой?!
Взмолюсь
И попрошу возврата
К тому, как жил,
Страдал, любил…
Не убивай меня!
Когда-то
Я тоже человеком был.
"Такое нечто сходное…"
Такое
Нечто сходное
Заметит не любой: