– На перроне вокзала… Он уезжал к себе – в Сибирь, на несколько месяцев. Я провожала его.
Раздался второй звонок.
Мы прощались.
– О, если бы ты оставил мне только один твой глаз – левый!!. – пошутила я.
Вдруг он строго и пристально взглянул на меня, – тихо нервно рассмеялся…
Третий звонок…
– Возьми! – крикнул он с неожиданной злобой в голосе, – и быстро вскочил на площадку вагона.
На ладони моей лежал его левый, искусственный глаз.
С.-П.-Б.
1915 г.
Луна*
Лунных «Зайчиков» – Зайчику.
Уотту-Зангвильду-Иоанну Марту
Сыну моему возлюбленному
«Бисер лунного сока»
посвящаю
От тени автора*
«Втроем»… Здесь мы – втроем.
Из глубины древности выступает – китайский поэт.
За ним я – его тень.
А с высоты – извечница Луна.
Да, воистину мои отдаленные передачи знают свидетеля:
– Я их пишу при Луне.
Только при Луне, в ее лучах, я могу выступать в ночи чужой речи – чуткой тенью вослед поэту древности.
Безмолвная Луна озаряет «дословным переводом» чуждую речь.
Сыкун-ту писал:
«…Текущая вода – настоящие дни
…Светлая Луна прошлое рождение».
И ежели мои вытекшие – в настоящие дни – строки искренне-живы и творчески-текучи, в них отразится светлая Луна прошлого рождения.
«…Ища опоры в Луне,
Делаю ее своим чутким другом».
…Бесплотные нити лунных лучей, как по лабиринту, проводят меня сквозь тысячелетия, по каллиграфическим заграждениям иероглифов.
В. Март.
Харбин, Сунгарийский городок,
В ночь 4–5 нов. ст. октября 1922 г.
К книге
…В чистом озере ночном, –
На расплавленной Луне,
Извиваются и пляшут
Силуэты берегов.
Расположились
В цветах… Зачинаем пир
Запускаем в лет
Мы пернатые кубки
И хмелеем от… луны!..
Ли-Бо
Цветы сквозь сумрачную дрему
Девичьи-хрупко расточают
Вкруг ароматную юдоль…
Луна пустынную деревню
Прошла печальными лучами
И замечталась над прудом.
Кувшин вином наполнен старым…
Ах, я пирую сиротливо: –
Нет сердцу радостных друзей!
Так что же первую ударим,
Чтоб чарка в сердце перелилась
И просочилась в мозг костей.
– «Луна, нагнись и – чарку дерни!..
Чтоб легче лазить по вершинам
Отпей-ка, бледная Луна!..»
Я зазываю так упорно, –
Дразню заманчивым кувшином…
Но нет… – куражится она.
…Мечтал я пьянствовать в компаньи.
И будет все-таки нас трое:
Луна, да я, да тень еще.
Коль пить Луна с высот не станет,
То тень как раз за мной повторит
Движенье всякое – точь-в-точь.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Ли-Бо
Над изголовьем
Блики луны…
Не иней ли то?!. –
Блики – как иней!..
Голову – вскинул: –
Лунные горы смотрю.
Поник головой:
Думать о древних
Моих городах.
Шань-Гуань-И
Пульсируя, течет
Широкая река.
На быстрой лошади несусь
По долгим берегам…
Сороки пролетают…
Луна восходит у холмов…
Цикада терещит…
Осенний ветер дикий.
«Бродят люди…»*
Посвящаю Марии Ивановне
Чиликиной.
Бродят люди…
У кипарисов – падают цветы.
Чиста безмолвна ночь –
Пустынны горы на весне.
Пугая горних птиц,
Восходит бледная луна…
И над срединой вешнего ручья
Несутся трели иногда!
Ван-Вей
В темном бамбуке
Одиноко прохожу…
Струны чуткие тревожа,
Звуки долгие тяну!..
Лес заброшенный густой…
Мне не встретить никого…
Из-за туч блеснет луна,
В промежутках – тьма.
В пустоте небес –
Точно зеркало висит
Четкая Луна.
В ветре – визави
Надо мною – в чистоте
Светлая Луна.
Лунным светом дополна, –
Нагруженная ладья
До поляны доплыла
Отраженно в зеркалах…
…Замигала мигом гладь
Дребезжащего стекла.
Лунным светом через край
Насыщенная душа
К вековечным берегам
В отражениях дошла…
…Замерцала в зеркалах
Мудрой древности скрижаль.
Стихотворения из архивов и периодики
«Число семнадцать это…»*
Число семнадцать это
Я в жизни крепко заучил,
Была надежда у поэта,
С любовью, верою я жил.
Но все прошло, что было прежде,
И не вернуться в жизни вновь
И обмануть меня надежде
И не придет ко мне любовь.
Я больше не поверю Вере,
Как не клянутся предо мной,
И только отворяю двери
Для Софьи, мудрости одной.
К похоронам красногвардейцев*
Посвящается К. Суханову
Их тысячи – суровых, непокорных –
Спускались с гор.
Сбирались с сумрачных окраин –
В великую толпу к алеющим гробам.
И в их сердцах ковалась злоба.
И исподлобья месть беспощадная звала!
Рабочие, солдаты, женщины,
Матросы, дети, старики –
Рабы труда и капитала –
Сошлись к своим бестрепетным борцам
На грозные могилы.
Валами мощными толпа
По улицам всходила.
И, как знамена, красные гробы
Грядущее вещали.
А вы, жиреющие хамы,
Тогда сжимались по асфальтам!
Из окон, с занавесок, столиков, с балконов,
Притихшие гиены, –
Бинокли наводили на гробы!!!
И вас страшили мощных песен перекаты.
Как в лихорадке чадной,
Дрожали ваши смрадные сердца!..
Потели в страхе вы
В своих нарядах пышных!..
И расступались, жирные кроты,
К домам многоэтажным
Перед гробами и толпой!
О, если б этот миг святой
Открыл бы вам заплывшие глаза,
Вы увидали б:
Солнцем заливал Христос
С синеющих высот
Бессмертников в гробах!
Вы различили б:
За гробами шли
Страданье, боль и нищета –
Народ, воскресший к истине святой,
Носитель света мирового, –
Горбатый раб, принявший крест борьбы!
За мир!..
За мир!..
Они несут в мозолистых руках
Грядущее младенца!..
И их морщины в лицах изнуренных –
Великий путь, прорытый капиталом,
К сияющей свободе!
Настанет час!
И наведут они на вас
Не хрупкие бинокли из балконов…
Нет! Жерла пушек и штыки,
Чтоб выколоть глаза
Дракону капитала
И в прах истлить
Гниющего урода.
Июль, 1918 г. День похорон.
Когда погашены огни*
Зорко, цепко береги
То, что кровью обагрил! –
Припасли тебе вериг
Кривосердые враги.
Каждый шорох различай!
Враг у самого плеча!
Возле – плаха палача!
Плач тюремного ключа!
Слово вольное сдержи! –
Ухо злое сторожит: –
Там – у скважины дрожит!..
Каждой жертвой дорожит!
Из цикла: «Русь – кровь моя»*
Посвящаю Воскресной школе культурно-просветит. комиссии при цент. бюро
Мощный в борьбе неустанной, –
Всюду – везде пробиваясь вперед, –
Новь возвещает простыми устами
Русский дремучий народ!
Миру объятие простерла