Пытаюсь отнять загадочный предмет странной привязанности. Клопикам не нравится мое посягательство на их собственность, они всеми ногами цепко держатся за комочки. Один, забавный, захватил ношу одной ногой, будто прижал ее под мышку, и шустро помчался на остальных пяти ногах. Видимо, так удобней спасать свое добро.
Странное поведение клопов меня заинтересовало. Надо внимательней присмотреться к объекту вожделения пустынников.
Как будто не ошибся. Это действительно плотный комочек земли, твердый, из мелких слежавшихся камешков и песчинок. Но к чему он насекомым? Тут скрыта какая-то загадка.
— Ребята! — кричу я своим спутникам. — Быстрее ко мне, взгляните здесь что-то интересное твориться!..
Все удивлены, заинтригованы. Еще бы! Сколько клопиков взобралось на траву и у каждого по камешку.
— Клопы ваши, — говорит иронически, но серьезно Николай, — просто физзарядкой занимаются. Делать им нечего, ни на работу спешить, ни домовничать. Вот и таскают камешки.
Ему возражают: — Что ты все по себе судишь. Какая тут физзарядка. Просто на травинках удобнее с камешками, держаться удобней. Может быть клопы о камешек точат свой хоботок. Посмотрите вот на этого, как он им сучит туда и сюда!
На хоботки я тоже первым делом засмотрелся. Будто ими клопики не прикасаются к своему непонятному имуществу. Но один настойчиво тычет в комочек и, наконец, воткнул в него свое оружие, да так крепко, что не оторвешь без усилия.
Тогда я принимаюсь за то, с чего начал. Снова тщательно рассматриваю комочки, растираю их пальцами и, наконец, нахожу внутри них крохотное твердое, как камень, почковидной формы зернышко.
Странные эти клопы-солдатики! Жители пустыни, они приспособились питаться мертвыми насекомыми, сухими семенами растений и совершенно не употребляют воды. Прежде чем приняться за свою черствую добычу, они через хоботок выделяют на нее пищеварительный сок, и только обработав ее и сделав жидкой, всасывают полупереваренную пищу в кишечник. Вода же добывается расщеплением органических веществ или, как говорят химики, они пользуются конституционной водой.
В тех местах, где собрались клопы, в почве, наверное, лежит немало семян. В нынешнюю осень и сухую весну не взошли многие травы и семена таких растений, облепленные частицами почвы, заснули в ожидании лучших времен. На них, по-видимому, не от хорошей жизни, а от голода и устроили пиршество клопы-солдатики и каждый, найдя добычу, ища уединения, поспешил с нею в свою собственную столовую, подальше от собратьев. «Дружба-дружбой, а еда врозь!» Теперь все стало понятным и можно спокойно заниматься другими делами.
Потом я еще раз встретился с клопами-гурманами в этом же самом ущелье, но через несколько месяцев уже осенью. Мы возвращались из дальней поездки и заглянули в это хорошо знакомое место переночевать. Здесь по-прежнему царила тишина и покой, скот еще не пригнали на зимовку и поэтому травы, засохнув, стояли нетронутыми.
Ночь выдалась звездной и холодной. Рано утром едва только первые лучи солнца скользнули по вершинам гор, я отправился побродить по ущелью и сразу же наткнулся на скопление клопиков. Они сидели неподвижно на вершинке полыни большой, не менее полусотни, компанией. Дружная семейка ожидала тепла.
Вот, наконец, живительные лучи солнца выскользнули из-за вершины горы и осветили дорогу. Клопы погрелись и вдруг все сразу дружно зашевелили усиками, задергали ножками. Проделав эту своеобразную физзарядку, они степенно, не мешкая, но и не мешая, друг другу, гуськом спустились на землю и отправились в дневной поход на поиски пищи.
Долгие и сухие весна и лето изнурили пустыню. Все живое сгинуло, спряталось, исчезло. А солнце, будто нарочно, еще сильнее раскалилось, и в начале июля грянула необычно сильная жара. Она держалась долго и, казалось, не было ей конца.
Но потом, неожиданно, с запада поползли высокие прозрачные облака и на следующий день исчезли, потом примчалась темная и большая туча. Но и она высохла в жарком воздухе пустыни. Еще на следующий день горы заволокло тучами, пошел дождь, похолодало. С гор тучи спустились и на пустыню, закрыли урочище Бартугай, пролились дождями. Похолодание тянулось несколько дней.
Поздние дожди не способны оживить пустыню. Все растения эфемеры тронулись в рост еще ранней весной, но засохли и теперь их не пробудить, будут ждать следующей весны. Но произошло чудо! Всюду по сухим логам и ложбинкам у каменистой пустыни неожиданно загорелись желтыми звездочками приземистые кустики лапчатки, на куртинках кустарничков раскрылись колокольчики. Никогда в пустыне в июле я не видал цветения растений, и было так чудно смотреть на эту частичную и запоздалую весну.
Спешу поглядеть, кто сейчас лакомится цветками, какие насекомые уцелели.
Насекомых очень мало, есть осы-сфексы, мухи и, главное, пчелки. Из кустов раздается тонкий звон их крыльев. Идешь на этот звон, всматриваешься. Работает как всегда торопливая крошка-мегахилла. Звук песни крыльев чуть пониже — принадлежит другой пчеле, покрупнее. Она стремительно ныряет среди колючек зарослей караганы. И еще летают разные пчелки. Но очень мало. К тому же они необыкновенно осторожны. Взмахнешь сачком, и напуганная труженица уносится вдаль. Тогда больше ждать у кустика нечего, надо идти к другому. И еще удивительное дело! Ни одна пчелка не садится открыто на цветы, все, будто наученные, сразу же ныряют в самую гущу колючек. А среди густого переплетения веточек до нее не доберешься.
Сначала мне показалось, что я ошибаюсь в наблюдении. Но вскоре убедился в своей правоте. Ошибки нет. В природе остались одни осторожные умелые и ловкие пчелки. Иначе и не могло быть. За весну и лето произошел естественный отбор только таковых. Они кое-как дожили, питаясь на очень редких цветках. Все остальные неуклюжие и неосторожные, давно погибли от своих врагов, насекомоядных зверьков и птиц.
5. Враги и защита от них
Прошло время, когда гусеницы походного шелкопряда целыми семьями, братья и сестры, не разлучаясь, путешествовали по пустыне. Прошло время и когда, повзрослев, они навсегда расстались, расползлись во все стороны и, найдя каждый для себя укромный уголок, окуклились, свив белый шелковистый кокон. Теперь куколке оставалось в тепле жаркого солнца пролежать немного и выйти бабочкой.
В предгорьях Каратау в небольшую впадину среди округлых и желтых холмов сбежались весенние воды, и в бордюре яркой зелени засверкало синее озеро. Направил к нему машину и вблизи от берега увидел небольшую площадку, покрытую каменными плитками. Под ними могла оказаться интересная для меня пожива.
Жителей под этими камнями оказалось немного: сонные жуки — чернотелки, медлительные уховертки, юркие чешуйчатницы и очень шустрые серые кузнечики меченосцы, прозванные так за кривой, плоский и похожий на меч яйцеклад.
В укромных ложбинках под камнями нашел еще несколько очень крупных коконов, сплетенных из толстых и прочных темно-коричневых нитей. В них оказались чудесные темно-красные куколки бабочек бражников. Очень прочная оболочка не уберегла одну куколку, и кто-то прогрыз кокон и полакомился его обитательницей. Еще лежали под камнями белые коконы походного шелкопряда. Гусеницы недавно окуклились. Их покой не был безмятежным. Кто-то основательно похозяйничал и над ними. У многих оболочки оказались основательно погрызены, а от куколок следа не осталось. У других зияли большие рваные надрезы с измочаленными краями, перепачканными соками куколок.
Никогда не приходилось видеть истерзанных куколок, нашедших себе приют под камнями. Кто-то здесь занимался подкаменным разбоем!
Продолжаю переворачивать камни, надеясь найти ответ на неожиданную загадку. Над синим озером летают чайки, села парочка уток-атаек; можно было бы подобраться к ним с фоторужьем. Но надо искать, переворачивать камни.
Вот из-под одного камня, как всегда стремительно выскакивает самочка меченосца и, после нескольких больших прыжков, скрывается. Тут же три кокона с чистыми надгрызами, без следов куколок. Уж не кузнечик ли занимался подобным промыслом?
Многие кузнечики, как оказалось, отчаянные хищники и не склонны придерживаться вегетарианской диеты. Интересный кузнечик дыбка Saga pedo. Он подобен богомолу, и, забравшись где-нибудь сбоку большого цветка, подолгу караулит добычу. Неукоснимый хищник и обжора белолобый кузнечик. Есть хищники, наверное, и среди сверчков. Так мне удалось установить, что неутомимый запевала степей и пустынь двупятнистый сверчок Gryllus bimaculatus — искуснейший охотник за находящимися в коконах яйцами ядовитого паука-каракурта и своими гурманскими наклонностями наносит большой урон его племени.
Набираю коконы шелкопряда и кладу в одну банку с несколькими кузнечиками. Посмотрим, что получится!
Еще под камнями встречается несколько обыденнейших фаланг Galeodes caspius. Как всегда они дерзки, пожалуй, даже наглы, оказавшись на свету, угрожающе щелкают кривыми зубастыми челюстями, подскакивают кпереди, пытаясь напугать. Уж не фаланги ли грызут коконы, измочаливая их края надрезов? Их челюсти не особенно деликатное для этой цели орудие.
Одна фаланга тоже посажена в отдельную банку вместе с коконами шелкопряда. Пусть наши пленники путешествуют с нами.
Проходит день, и в банке с кузнечиками ничего не произошло, сидят мои невольники скучные, вялые, едва пошевеливая длинными усиками. Фаланга же бесцеремонна. Она не преминула воспользоваться коконами шелкопряда и, как всегда, проявив неудержимое прожорство, проделав типичные, как там под камнями, измочаленные края, всех до единого поела. Выходит, загадка раскрылась. Но только наполовину. Тот, кто прогрызает коконы чистыми разрезами, прежде чем добраться до куколок, остался неизвестным. Может быть, в этом ремесле наловчились только особенные кузнечики меченосцы. Думается, что та толстенькая и шустрая самочка кузнечика, которая так стремительно удрала от меня, и была такой искусницей среди своего племени. Но, как говориться, «Не пойманный, не вор».