А сколько всюду потешных ложноскорпионов: прижали к телу большие клешни, как руки боксера, приготовились к нападению, и, кажется, вот-вот начнут наносить удары. Оказавшись на свету, ложноскорпионы незамедлительно оживляются и мчатся искать убежище, кто как — кто боком, кто вспять, а кто и по-обычному, лишь бы выставить в сторону ожидаемой опасности свое оружие — длинную клешню. Попав в укрытие, они мгновенно замирают. Ложноскорпионы исконные жители лавролистного тополя. Здесь, под корой, они рождаются, живут, старятся и умирают.
Даже клещ дермацентор, самое отвратительное существо урочища, всюду торчащий на сухих травинках в ожидании, чтобы к кому-нибудь прицепиться и потом присосаться, и тот взобрался на дерево, но запутался в маленькой паутинной сети. Паучок, хозяин тенет, не стал связываться с клещом, он ему не нужен, такой отвратительный и невкусный. Потрогав клеща, он убежал в свое логово, предоставив кровососу самому выпутываться. По стволу рыскают, забираясь в его узкие щелки в поисках поживы, рыжие муравьи-разбойники. Некоторые из муравьев забрались наверх, на крону в поисках перезимовавших тлей, чтобы взять их под охрану и потом воспитать стадо послушных коровушек и получить от них сладкое молочко.
Что это за странный засохший муравей с четырьмя белыми пятнышками на брюшке? Еще, второй. Много их, мертвых, и среди них — самка. Неужели это Dolichoderus quadripunctatus — четырехпятенная долиходера? Отчего погибла вся семья? Этот вид муравья известен в лиственных лесах Кавказа и европейской части СССР, а в Казахстане и Средней Азии его никто не находил. Вот так находка! Но где живые муравьи? Как разыскать их муравейник? Четырехпятенный муравей очень скрытный и живет небольшими обществами в древесине деревьев, в ходах, проделанных личинками усачей и рогохвостов.
Прошло не более часа как я обследую старые лавролистные тополя, и как много интересных находок! Сколько же вообще на дереве живет насекомых — его друзей, его врагов и его случайных посетителей! Одни из них точат древесину, грызут корни, объедают листья, въедаются в стебли. Другие охотятся за насекомыми-врагами дерева. И, если бы их всех собрать вместе, получилась бы большая и разноликая коллекция шестиногого народца.
Прошла весна, жаркое лето, наступила осень, и я в Бартугае решил посмотреть, кто живет в старых пнях тополей.
Осенние морозы, ударившие было в Бартугае, сделали свое дело. Все насекомые притаились, ушли на зимовку, закончили дела. Когда же потеплело и в конце ноября засияло солнышко, а температура днем стала подниматься до 18–20 градусов, уже было поздно, насекомые уснули крепким сном до самой весны. Лишь только клещи дермаценторы повыползли из лесной подстилки и уселись на травах, ожидая оленей. Есть у них такая манера — забраться осенью на животное, прицепиться к нему и заснуть до самой весны. Так дело вернее.
Отправляюсь искать насекомых по укромных уголкам леса, начинаю с гнилых пеньков. Сухие пеньки мне не подходят, насекомым, собравшимся зимовать, нужна влага. Иначе за зиму высохнешь.
Там, где слой почвы невелик, а под ним лежит нанос гальки, пеньки легко вытащить из земли.
У каждого пенька своя участь и история жизни проходит в определенной последовательности. Вначале, когда дерево погибло и свалилось, древесину пенька точат личинки усачей и златок. Затем в него забираются муравьи, и тщательно очистив ходы от буровой муки, устраивают в них отличные помещения для своего потомства с многочисленными залами, коридорами, переходами и тупиками. Потом, одержимые наклонностью к перемене мест и, кроме того, полагая, что подгнивший пенек, одряхлев, перестанет служить надежным жилищем, покидают его, а в опустевшие ходы поселяется братия разнообразных и временных насекомых-квартирантов.
Моя охота за насекомыми обитателями пеньков начата. Прежде всего, нахожу общество небольших оживленных сороконожек. Сейчас утро, прохладно, около ноля градусов, ночью был морозец в восемь градусов, пенек холоден как ледышка, в некоторых его ходах сверкает изморозь, а сороконожкам хоть бы что. Удивительно холодостойки эти создания!
Вместе с сороконожками в одном из укромных тупичков лежат чудесные, идеально круглые, слегка матовые с поверхности, чуть прозрачные чьи-то яички. Кто их снес — загадка. Уж не мать ли сороконожка их оставила на попечение своего подрастающего потомства?
В миру и согласии вместе с сороконожками собрались дружной кучкой небольшие и самые разновозрастные мокрички. И те, и другие явно тяготеют друг к другу, и пенек заселили сообща, большой совместной компанией.
В пеньках покрупнее и получше устроились на долгий сон темные паучки. Тут же, рядом с ними, расположились изящно вылепленные из кусочков глины, будто из кирпичиков домики ос-трипоксилонов. В них спали червеобразные личинки. Они давно съели запасы пищи, заготовленные заботливой матерью. Были эти запасы теми самыми черными парализованными паучками. Так и жили друг с другом черные паучки и их будущие враги осы, дремлющие в глиняных домиках.
Кое-где в пеньках попадались красивые в красно-черном одеянии жуки-щелкуны. Иногда из влажной перегнившей древесины пеньков выползали их личинки, длинные, твердые, темно-коричневые, похожие на кусочки проволоки. Не зря их в народе прозвали проволочниками. Потом встретился жук, такой же черно-красный, небольшой, похожий на щелкуна. Отчего эти два жука, совсем неродственные друг другу, представители разных семейств оказались в сходном обмундировании — неясно. Наверное, случайно.
Один пенек удивил меня. Едва я по нему стукнул каблуком сапога, как во все стороны полетели серые бабочки-листовертки. Наверное, не зря сюда собрались осенью. Весною будет легче встретиться друг с другом. Среди листоверток оказалась одна желтенькая. Она не полетела спасаться как все, а спряталась в кустиках, сжалась комочком, упала на спину, на землю и для надежности конспирации замерла в неподвижности.
Никак я не ожидал в пеньках встретить крошечных белых улиточек, похожих на древних аммонитов. Они забрались в самые отдаленные ходы древесины, источенные насекомыми, быть может, потому и сохранили такие размеры. Потом нашлась другая улиточка, покрупнее, с загнутой спиралью, как пирамидка, ракушкой, светло-зеленая, поблескивающая янтарем. Быть может, это была детка крупной улитки, нашла для себя здесь безопасное помещение.
Один пенек очень меня удивил. В его полусгнившем теле нашел небольшую круглую гальку. Как она попала в древесину — уму непостижимо! Кое-где встречались крошечные ложноскорпиончики. Они крепко спали и пробуждались медленно и как бы с неохотой под теплыми лучами солнца. Зато, пробудившись, вытянув вперед свои длинные клешни, мчались со всех ног искать темное укрытие.
Несколько раз попались крошечные муравейнички желтого муравья lasius satunini. Летом они, любители тепла, селятся повыше и часто занимают полые стебли тростника. Холод сковал их тельца и все же, как бы осознавая постигшее их несчастье, самоотверженные рабочие старались теснее сгрудиться вокруг своей матери, окружив ее тесным клубком. Она, похожая на своих детей, отличалась от них лишь чуть большими размерами тела, да тремя черными полосочками на темени, да темными полосками в местах прикрепления бывших крыльев. Печальное и трогательное зрелище представляло это крошечное общество тружеников леса.
Один раз попался пенек с хорошо выглаженными и чистыми ходами. В его опустевших галереях находилось только два муравья Formica cunicularia. Потом в другом, поменьше, пеньке оказались одиночные темные муравьи Mirmica laevinodes. Почему они оказались в одиночестве от своего общества! Изолированные от семьи муравьи даже рядом с пищей обычно погибают, не в силах перенести одиночество.
Тут я совершил оплошность. Надо было покопаться в земле под этими пеньками. Пришлось возвратиться на следующий день к этим пенькам и заняться раскопками. Так и оказалось: под обоими пеньками нашлось по муравейничку, а их отшельники были просто самими холодостойкими и служили чем-то вроде сторожей, наблюдателей, может быть даже своеобразных метеорологов, следящих за погодой и обязанных пробуждать свои семьи, крепко уснувших на зиму, с наступление весны и тепла.
Думается, что под корой деревьев и в их пнях живет и скрывается на зимовку великое множество самых разных крошечных обитателей леса.
В пустыне много солянок. Эти растения лишены листьев, их роль исполняют зеленые веточки: без листьев меньше испаряется влаги, столь драгоценной в жарком климате пустыни. Веточки сочны, водянисты и содержат запас влаги на время жаркого и сухого лета. Так приспособились солянки к климату пустыни. Веточки солянки, положенные в гербарную сетку, сразу не засыхают и долго остаются как живые. Иногда на них, находящихся в гербарии, продолжают развиваться маленькие цветы или плоды.
Почти все солянки маленькие, приземистые кустарнички. И только саксаул среди них выглядит настоящим гигантом-деревом пустыни. Кривые стволы его очень хрупки и настолько тяжелы, что даже высушенные, тонут в воде.
Саксауловый лес прозрачен. Корявые стволы деревьев раскинулись в стороны и застыли, как неказистые лапы сказочных чудовищ. И ветер свистит в их жестких голых ветвях. А кругом — тишина, прерываемая криками песчанок да замысловатой песней одинокой песчанки.
Саксаул — мое любимое дерево. Я давно к нему присматриваюсь, изучил всех насекомых, связавших свою жизнь с ним. Вот и сейчас открываю целую цепочку событий, происходящих на нем.
С первыми теплыми днями саксауловый лес пробуждается и начинает поспешно одеваться зелеными стволиками. Тонкие и хрупкие, состоящие из коротеньких члеников, они напоминают хвою. В местах соприкосновения члеников видна пара маленьких заостренных чешуек. Они — остатки когда-то бывших у растения листьев. Вскоре около заостренных чешуек появляются невзрачные желтоватые маленькие пятнышки. Это цветы. Весной саксауловый лес обильно зацветает, но незаметно, без красок и запаха. В это же время на некоторых зеленых веточках показываются небольшие утолщения. Каждое из них сложено из десятка маленьких зеленых чешуек. Они быстро увеличиваются и вскоре достигают длины сантиметра. Теперь уже видно, что это типичные галлы — болезненные наросты, вызванные какими-то насекомыми. Галлы сложены из плотно прижатых друг к другу листочков и по внешнему виду немного напоминают еловую шишечку. У основания галла листочки крупнее, к вершине — меньше. Каждый листочек слегка заострен, вогнут на внутренней поверхности и с наружной стороны по самой средине на нем располагается ребрышко, подобное главной жилке на обычном листике. Какая сила заставила растение вырастить то, что дерево давно утратило!