Между листочками помещаются маленькие существа по одному под самыми крупными листочками. В каждом галле их не более трех-пяти. Но то, что едва выдает себя слабо заметными движениями, настолько мало, что лупа беспомощна, и в нее ничего нельзя рассмотреть.
Весна в разгаре. Пробудились муравьи и открыли двери своих муравейников. По поверхности земли зашмыгали серые пауки, мокрицы, черные и медлительные жуки-чернотелки. Вышли из кубышек маленькие кобылки и запрыгали в поисках корма. Проходит еще немного времени, галлы еще больше увеличились, заостренные кончики каждого листочка на них отгибаются в стороны. И не спроста. Под каждым листиком сидят уже сильно подросшие маленькие обитатели галла, длиной около полутора миллиметра, зеленые с черными точечками глаз, с коряжистыми ногами и бесформенными зачатками крыльев. Тело их слегка вогнуто на брюшной стороне и выгнуто на спинной, как раз по форме узкого промежутка, который образует при основании каждый листочек. Вот почему, оказывается, листочки внутри такие гладкие, будто отполированные: в тесном, но гладком помещении все же легче повернуться или передвинуться когда надо.
У обитателей галлов имеется хоботок, которым они добывают соки из растения. Он выдает представителя отряда Равнокрылых хоботных к которому относятся тли, алейродиды, хермесы, цикады и псиллиды. Но кто это — сейчас узнать нелегко, хотя маленькая щетиночка на кончике хоботка сразу же выдает псиллиду.
Скоро, видимо, псиллиды станут взрослыми и покинут свои галлы-колыбельки. Но до того, как это произойдет, на галлах-шишечках появляются черные тли. Вялые и неповоротливые, с большим раздутым брюшком, они сосут листочки галла, спрятавшись на его теневой стороне от жарких лучей солнца.
Откуда появились на галле тли? Наверное, они провели долгую зиму где-нибудь в земле, в трещинках коры и теперь, по времени созревания галла, выползли на дерево.
Около каждой тли вскоре появляется множество мельчайших тлюшек. Это потомство тли-основательницы. Они рождаются живыми и тот час же, не отходя от матери, вбуравливают свой хоботок в сочную мякоть листочка галла. Тля-основательница рождает через несколько часов по детенышу, семейство быстро увеличивается, на галле становится тесно, и тли постарше расползаются в поисках незанятых галлов.
Тлям непременно нужны галлы, сочные же стебли дерева почему-то непригодны для их питания. Быть может, стебли слишком богаты солями, а листочки галла их не содержат.
Видимо, издавна приспособились тли к галлам, бесповоротно связав свою жизнь с плоскими псиллидами. Хорошо, если есть галлы, тогда тли размножаются. Если же их нет — гибнут.
Наверное, тли не приносят вред обитателям галлов. Они появились как раз в то время, когда галлы стали раскрываться, как бы подготавливаясь к выходу псиллид.
Еще больше отворачиваются в стороны листочки галла, он становится совсем лохматым и немного начинает темнеть. Гладкая блестящая каморка, в которой жила неказистая личинка, пустеет и только сброшенная ее одежка — линочная шкурка, единственное, что остается от когда-то жившего здесь квартиранта. Бегство из домика-галла происходит ночью, когда враги спят и воздух неподвижен. А утром на зеленых ветвях саксаула уже оживленно перепархивают маленькие псиллиды. Да какие они стали нарядные, изумрудно-зеленые с янтарно-коричневыми глазами, оживленные, подвижные, энергичные! Им не нужно заботиться о пище, запасов, накопленных еще в галле достаточно для оставшихся дней жизни.
Вскоре самки откладывают яички в мельчайшие зачатки почек, и все взрослое население изумрудных псиллид погибает.
Но жизнь галла, покинутого псиллидами, не закончена. Около тлей появляются маленькие энергичные муравьи, а от ближайших муравейников налаживается оживленное сообщение к наиболее пораженным деревьям. Каждый муравей, как всегда, торопясь, поглаживает тлю своими подвижными усиками и получает большую прозрачную каплю сахаристой жидкости. Ухватив ее челюстями, муравей отскакивает в сторону и выпивает подарок. Двумя-тремя каплями муравей наполняет свой зобик и спускается с дерева.
Иногда муравей не подоспевает вовремя. Тогда капля жидкости падает на галл, подсыхает и становится липким пятнышком. На нем, как на земле, обильно удобренной навозом, начинают расти тонкие черные ниточки и плодовые тела какого-то грибка. Видимо, этот грибок способен развиваться только на таких, политых выделениями тлей, галлах, и там, где много нитей грибка, в галле поселяются мельчайшие продолговатые насекомые — трипсы. Они энергично сосут плодовые тела грибков и тут же в галле откладывают яички, из которых выходят красные личинки.
Вскоре к трипсам присоединяются маленькие жуки-коровки. Поблескивая на солнце нарядными желтовато-коричневыми надкрыльями, они оживленно обследуют деревья. Коровки питаются только черными тлями и, кроме саксаула, нигде не встречаются. Но там, где много муравьев, коровкам не подступиться к добыче и приходится искать деревья, не занятые муравьями. Самки коровок откладывают на веточки саксаула вблизи галлов кучки оранжевых яичек, из которых вскоре же выходят маленькие неказистые личинки. Они очень прожорливы, и прежде чем становятся взрослыми жуками, истребляют много тлей.
Припекает солнце. Уже давно жуки-чернотелки и мокрицы перестали днем выползать из убежищ и превратились в ночных животных. Не узнать и маленьких головастых личинок кобылок. Теперь это большие, с ярко-окрашенными крыльями насекомые. Их громкие песни звенят в пустыне.
Галлы на саксауле почернели, высохли, а сильно пораженные деревья стали лохматыми и безобразными. Черные тли расползлись, забрались в укромные уголки, замерли. Те из них, у которых перед этим выросли большие крылья, разлетелись. Исчезли крошечные трипсы — они тоже, по-видимому, запрятались. Замер грибок с созревшими спорами. Божьи коровки, которые так энергично откладывали яички, погибли, а их личинки выросли, стали взрослыми жуками и тоже запрятались в глубокие щели. Муравьи больше не стали лакомиться выделениями тлей и занялись другими делами.
И все население галла: псиллиды, тли, трипсы, коровки и грибки прекратили свою активную жизнь на долгое жаркое лето, прохладную осень, суровую зиму, до пробуждения природы. Весной из яичек, отложенных изумрудными псиллидами, выйдут крошечные личинки, галл начнет расти, и история повторится сначала.
Сегодня мы проехали совсем немного, каких-нибудь тридцать километров и опять остановились на берегу озера Балхаш. Здесь все кусты оказались сизыми от множества облепивших их поденок. Нежные и стройные, они не то что ветвистоусые комарики, не взлетали при моем приближении, а тихо сидели на ветвях. Возле них летали птицы и копошилось множество пауков, муравьев, ящериц.
Погода в этом году стояла необычная. Конец мая, а жарких дней еще не было, часто перепадали дожди. Мы нередко зябли и грелись у костра.
Я терпеливо переносил похолодание, так как знал, что скоро наступит жара, и тогда мы будем мечтать о минувшей прохладе. К тому же с прохладой легче справиться: теплее одеться, погреться возле костра. Когда же царит испепеляющая жара и нет нигде тени, что тогда делать?
Сегодня к вечеру небо заволоклось тучами. Стих ветер и потеплело. Озеро застыло, стало как зеркало. Очень далеко над горизонтом полыхали молнии, шла гроза. Угомонились крачки. Не было слышно и цоканья козодоя. В наступившем молчании чувствовалось какое-то неопределенное ощущение тревоги. А когда стало темнеть, послышался легкий шорох крыльев: тучи поденок поднялись над озером и ринулись на берег. Родилось новое поколение взрослых.
Вначале мы изо всех сил отмахивались от наседающих на нас насекомых. Потом, признав свое поражение, спряталось в палатки.
Поденки будто обезумели. Они садились на все, что возвышалось над землей. Им будто непременно нужно было забраться на что-то твердое. Земля не подходила для этой цели. Стоило только на секунду высунуться из палатки, как они мгновенно обседали со всех сторон, щекотали кожу, забивались в волосы, заползали в уши, в нос. Рта было нельзя открыть ни на секунду. А что стало с брезентом, который покрывал кузов машины! При свете электрического фонарика он представлял собою необычное зрелище, и от множества прижавшихся друг к другу насекомых казался лохматым. Одни поденки сидели неподвижно, другие пытались усесться, разыскивая свободное место. Но его не было.
Ночью над далеким горизонтом все еще полыхали молнии. Но гроза прошла стороной, лишь иногда крупные капли дождя падали на палатку.
Утром поденки так и остались на машине. А все кусты берега совсем стали от них серыми.
Почему наши маленькие мучители просидели всю ночь на кузове машины, почему, по обычаю поденок в эту душную ночь не отпраздновали брачную пляску, не отложили в воду яички и на этом не покончили со всеми жизненными делами?
Но думать об этом было некогда. Наспех собравшись, мы тронулись в путь. Думалось: сейчас при первом же ветерке или встряске от ухаба поденки слетят с машины, освободят кабину, очистят и все экспедиционные вещи. Но ничего этого не произошло. Поденки продолжали путешествовать с нами и упорно не желали расставаться с машиной. Впрочем, их становилось как будто меньше, кое-кто поднимался в воздух. Вот одна поденочка села на руку, потом как-то странно задергалась, сжалась в комок и расправилась. На ее груди лопнула кожа и через разрыв, медленно сбрасывая с себя шкурку, с трудом вытягивая ноги и крылья, стала выходить новая поденочка. Вскоре она совсем освободилась от своей старой одежки, посидела немного и, вспорхнув, вылетела в окно кабины, оставив на руке продолговатый серый комочек.
Так вот почему вчера вечером поденки бросались на все твердое и устойчивое, старались забраться повыше над землей, подальше от кишащих на ней всяческих поедателей: ящериц, пауков и муравьев! Из куколки, плавающей в воде, выходит еще не совсем взрослая поденочка. Но в книгах пишется, что переход от этой стадии во взрослую совершается быстро, почти сразу же после выхода из воды.