ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Арнольф, Агнеса, Ален, Жоржета.
Арнольф(Агнесе).
Все чудно кончилось, я радуюсь по праву;
Мои приказы вы исполнили на славу,
Красавца хитрого сумели пристыдить.
Что значит юностью умно руководить!
Агнеса! Вы спаслись от участи ужасной.
Да, вашей чистоте грозил удел опасный,
И, если бы не я, могли вы соскользнуть
На тот погибельный, ведущий к аду путь.
Всех этих щеголей повадка вечно та же:
Кафтаны пышные, и ленты, и плюмажи,
Их кудри, блеск зубов и сладкий звук речей —
За этим всем легко не разглядеть когтей.
Ведь это дьяволы: отбросят вмиг личину,
Погубят женщину и увлекут в пучину.
Но повторяю вновь: хотя не без труда,
Вы миновали все засады без стыда.
Сей камень, кинутый рукою вашей смело,
Лишив его надежд на окончанье дела,
Подсказывает мне, что надобно спешить
И брак задуманный немедля совершить.
Но вам, я думаю, полезно для вступленья
Прослушать речь мою и в ней — нравоученье.
(Жоржете и Алену.)
Сюда подайте стул! И если вы хоть раз…
Жоржета.
Мы будем помнить все, что слышали от вас.
Тот господин всегда нас уверял, положим,
Но…
Ален.
С ним покончено — мы в том ручаться можем.
Да и хорош же он: червонцы нам дает,
А веса полного в иных недостает!
Арнольф.
Так приготовьте же, какой велел я, ужин,
Затем, как я сказал, контракт нам брачный нужен.
Пусть кто-нибудь из вас пойдет и позовет
Нотариуса мне, что на углу живет.
Ален и Жоржета уходят.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Арнольф, Агнеса.
Арнольф(сидя).
Агнеса! В сторону работу отложите
И слушайте меня; головку поверните,
Смотрите вот сюда, пока я речь держу.
Запоминайте все, до слова, что скажу.
Я выбрал в жены вас, и вы должны стократно
Благословлять удел, для вас благоприятный,
И, помня о своей минувшей нищете,
Моей неслыханной дивиться доброте.
Не я ли вас лишил ничтожества крестьянки,
На степень вас возвел почтенной горожанки
И, ласки вам суля, веду на ложе вас,
Хотя вступить и мог в супружество не раз?
Я счастья своего доселе не устроил
И этой чести вас впервые удостоил.
Сообразите же, чем быть бы вам пришлось,
Когда б судьбу со мной связать не удалось.
Умейте оценить, как должно, всей душою
Вы состояние, дарованное мною,
И, помня это все, признайте, что вполне
Поступком таковым хвалиться можно мне.
Агнеса! Знайте: брак — не шуточное дело.
Суровый долг лежит на женщине всецело.
Для счастья нашего придется вам, мой друг,
И волю обуздать и сократить досуг.
Ваш пол — таков закон — рожден повиноваться,
А пол мужской зато рожден распоряжаться.
Хоть половины две в себе вмещает свет,
Но равных прав у них не может быть и нет:
Одна — верховная, другая ей покорна,
Во всем послушна той, чье первенство бесспорно.
Солдат, усвоивший обязанность свою,
Конечно, подчинен начальнику в строю,
Слуга — хозяину, отцу — дитя родное
Иль брату старшему — брат, что моложе вдвое,
Но это все не то почтенье до конца,
Повиновением сковавшее сердца,
Какого требует всегда и неуклонно
Супруг, глава семьи и властелин законный.
Лишь только на жену сурово поглядит,
Ей опустить глаза тотчас же надлежит,
А на него смотреть тогда лишь ей пристало,
Когда его лицо улыбкой заблистало.
Не все вы встретите у нынешней жены,
Но вы примерами смущаться не должны.
Кокеткам нет числа; бегите их заразы,
Недаром целый свет звонит про их проказы.
Расставлены везде и западни льстецов —
Не слушайте речей кудрявых молодцов.
Я избираю вас женой, а вы поймите,
Что я вручил вам честь, что вы ее храните,
Что эта честь нежна, кольнет ее пустяк,
Что с честью хрупкою играть нельзя никак
И что в аду, в котлах, назначено вариться
Супругам тем, что здесь не захотят смириться.
Я не пугаю вас — карается порок!
Всем сердцем вы должны мой воспринять урок.
Кокетства избежав, последовав за мною,
Душа украсится лилейной белизною,
Но, своротив с пути и чести не верна,
Как уголь тот же час окажется черна;
Тогда вы станете для всех противней гада
И в день назначенный прямой добычей ада
На веки вечные отправитесь кипеть,
Чего не дай вам бог, конечно, претерпеть.
Довольно, кланяйтесь! Как часослов черницы
Читают наизусть, страницу за страницей,
Пора уметь и вам урок для жен прочесть, —
В кармане у меня и руководство есть,
Где жен обязанность изложена исправно.
Не знаю автора, но, верно, малый славный.
Вот собеседник вам на каждый день и час. (Встает.)
Теперь читайте вслух — я буду слушать вас.
Агнеса(читает).
Жене, что по закону, честно
На ложе мужнее идет,
Должно быть хорошо известно,
Каков бы ни был обиход,
Что муж, беря ее, лишь для себя берет.
Арнольф.
Я после объясню вам этих слов значенье.
Пока читайте сплошь, не прерывая чтенье.
Агнеса(продолжает читать).
Благоразумная жена
И платье надевать должна,
Какое только муж захочет.
Красива ли жена — оценит муж один,
А что одобрил господин,
Пускай хоть целый свет порочит.
Долой искусство делать глазки,
Долой помады, мази, краски
И сотни разных средств для свежести лица!
Для чести снадобья подобные опасны,
И все старанья быть прекрасной
Мужей не трогают сердца.
Повсюду меж людей ей будет честь оградой;
Под шляпкой искры глаз она гасить должна.
Чтоб мужу нравилась жена,
Ей нравиться другим не надо.
За исключеньем тех, кто отдает визит,
Обычай добрый не велит,
Чтоб были у жены приемы;
Любезность будет лишь вредить,
И гость, с одной женой знакомый,
Не может мужу угодить.
Не может быть женой приличной
Подарок от мужчины взят.
В наш век — вы знаете отлично —
Ничем без цели не дарят.
В убранстве комнаты у женщин не нужны
Бумага и перо, чернильница, чернила,
И старина разумно рассудила:
Муж может написать, что нужно для жены.
На беспорядочных свиданьях,
В так называемых собраньях,
Всечасно портится природа жен, увы!
Политики с умом пресекли б эти сборы,
Где созревают заговоры
Против супруга и главы.
Жена разумная, что честью дорожит,
Игры соблазна избежит,
В ней видя черную заразу:
Игры обманчивый исход,
Пожалуй, женщину толкнет
На карту все поставить сразу.
Поездка за город в возке,
А там привалы на лужке
Запрещены должны быть строго.
Гласит урок разумных душ:
Всегда расплачивался муж,
Когда жена гуляла много.
Арнольф.
Дочтете вы одна, а после как-нибудь
Я этой мудрости вам растолкую суть.
Я вспомнил: надо мне пойти распорядиться,
Так, слова два сказать, и можно воротиться.
Идите, вы должны хранить мою тетрадь.
Придет нотариус — просите подождать.
Агнеса уходит.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Арнольф один.
Арнольф.
Избрав ее женой, я шаг свершу не ложный.
Да, лишь такой душой вертеть по воле можно!
Как самый мягкий воск, она в руке моей,
И я могу придать любую форму ей.
Положим, в эти дни, покуда я скитался,
С ее невинностью едва я не попался,
Но лучше во сто крат — я в этом убежден, —
Чтобы вот так юнцы ловили наших жен.
Есть от подобных бед испытанные средства.
Уроки действуют на чистых сердцем с детства,
И, если с верного пути ее сманят,
Два слова тот же час вернут ее назад.
Но жены ловкие — другого рода племя;
От их голов одних зависим мы все время;
Лишь до чего-нибудь дойдут своим умом —
Учи иль не учи, все будет нипочем.
Им служит острый ум к подрыву наших правил.
Он столько раз уже вины в заслугу ставил
Или, чтоб замысел преступный провести,
Хитрейшего из нас пытался провести.
Удары отражать мы силимся напрасно:
Ученая жена, как сатана, опасна;
Едва ее каприз успеет произнесть
Для чести приговор — уже погибла честь.
Почтенных множество людей над тем же бьется,
И все ж мой сумасброд едва ли посмеется,
Пусть пожинает плод своей же болтовни.
Французы тем грехом страдают искони,
И, если где-нибудь их счастье ожидает,
Им тайну сохранять всегда надоедает —
Так привлекает их тщеславья глупый чад,
Скорей повесятся, но только не смолчат.
Да, женщина должна наущена быть бесом,
Чтоб сердце отдавать таким пустым повесам
И чтоб… Но вот и он… Разумно, не спеша
Откроем, чем теперь больна его душа.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Арнольф, Орас.
Орас.
Я только что от вас. Приходится сознаться,
Что в вашем доме нам не суждено встречаться,
И все ж попытки я свои возобновлю…
Арнольф.
Ах, право, я ни с кем чиниться не люблю,
Пустых учтивостей не выношу обряда.
По мненью моему, их уничтожить надо,
Обычай этот плох. Послушные ему,
Две трети времени мы тратим ни к чему.
(Надевает шляпу.)
Давайте попросту. Что ваше приключенье?
Могу ль, сеньер Орас, узнать его теченье?
Мечтами отвлечен я, помню, был в тот час,
Но лишь расстались мы, я размышлял о вас.
Я просто восхищен столь быстрым вашим счастьем!
Чем дело кончилось, послушаю с участьем.
Орас.
Увы! С тех самых пор, как вам открылся я,
Несчастием любовь омрачена моя.
Арнольф.
Да как же это так?
Орас.
Какой-то рок злосчастный
Вернул из странствия опекуна прекрасной.
Арнольф.
Вот неудача!
Орас.
Да, и — что всего грустней —
Ему открыт секрет моих свиданий с ней.
Арнольф.
Какой же черт ему сказал о приключенье?
Орас.
Мне неизвестно кто, но в этом нет сомненья.
Я навестить хотел в назначенный мне срок
Моей красавицы заветный уголок,
Но, преграждая мне привычную дорогу,
Служанка и слуга забили вдруг тревогу:
Ругаясь и бранясь, с порога прочь гоня,
Пред самым носом дверь закрыли у меня.
Арнольф.
Пред самым носом!
Орас.
Да.
Арнольф.
Подумать, что творится!
Орас.
Я с ними через дверь пытался сговориться,
Но, как ни бился я, заладили одно:
«Хозяин так велел, пускать запрещено».
Арнольф.
И не открыли?
Орас.
Нет. А у окна явилась
Агнеса в тот же миг; несчастье подтвердилось:
Велела мне уйти, весьма суров был тон,
И камнем брошенным запрет сопровожден.
Арнольф.
Что? Камнем?
Орас.
Камнем, да, порядочного веса
Меня попотчевать надумала Агнеса.
Арнольф.
Да, это, знаете ль, совсем не пустяки,
И от успеха вы, я вижу, далеки.
Орас.
Да, на беду мою приехал он обратно.
Арнольф.
Болит душа за вас. Как это неприятно!
Орас.
Он все мне портит.
Арнольф.
Так, но это не беда,
И зацепиться вновь удастся вам всегда.
Орас.
Что ж, попытаемся. Умно и осторожно
Ревнивца зоркий глаз обманем, в чем возможно.
Арнольф.
Ведь это вам легко. А главное, она
Вас любит.
Орас.
Спору нет.
Арнольф.
Задача решена.
Орас.
Я сам надеюсь.
Арнольф.
Да, а с камнем приключенье
Лишь с толку сбило вас напрасно.
Орас.
Без сомненья.
Сообразил я вмиг, что за стеной сидит
Все тот же опекун и всем руководит.
Но что и мне и вам покажется престранно,
Так это оборот события нежданный.
Свершила смелый шаг красавица моя.
При простоте ее так изумлен был я!
Да, правду говорят: любовь — учитель чудный,
Чем не был никогда — с любовью стать нетрудно,
И стоит выслушать ее немой урок —
Переменяешь нрав, притом в кратчайший срок.
Любовь хитра, и ей дороги все не тесны,
Порою действия ее почти чудесны.
Ей щедрого создать возможно из скупца,
Из зверя — кроткого, из труса — храбреца;
Она в ленивого живой огонь вселяет
И остроумием невинность наделяет.
Агнеса — вот пример блистательный для вас.
Вот что сказала мне она в прощальный час:
«Уйдите! Кончены отныне посещенья,
Я знаю вас и так, и вот вам подтвержденье».
Тут камень полетел, уже известный вам,
А с камнем падает письмо к моим ногам.
Как я был восхищен, найдя соединенье
Поступков таковых в милых слов значенья!
Удивлены теперь, конечно, оба мы,
Но где, когда любовь не изощрит умы?
Да, если в сердце жар любовный запылает,
Достигнет сердце вмиг всего, чего желает.
Ну как вам нравится история письма?
Иль не дивитесь вы сей ловкости ума?
Подумайте, сеньер, в какой глупейшей роли
Пред нами предстает ревнивец поневоле!
Умора!
Арнольф.
Да, смешно.
Орас.
Посмейтесь же со мной!
Арнольф принужденно смеется.
Теперь, вооружась на пыл любовный мой,
Здесь окопался он и камнями кидает,
Как будто приступа на крепость ожидает.
Я вижу: на него нашел такой испуг,
Что на борьбу со мной он поднял даже слуг
И замыслом своим воинственным морочит
И ту, кого держать в неведении хочет.
Так вот, хотя его нечаянный возврат
Немало создает любви моей преград,
Все это для меня изрядная потеха.
Подумать обо всем я не могу без смеха.
Что ж, не забавна вам история моя?
Арнольф(с принужденным смехом).
Как видите, смеюсь по мере сил и я.
Орас.
Вам, другу моему, письмо прочту я смело.
Что сердце чувствует, она сказать сумела.
Как речь ее полна особой доброты,
Чистейшей нежности, сердечной простоты,
Как трогателен слог, которым без обмана
Отражена в словах любви невинной рана!
Арнольф(в сторону).
Ах, тварь негодная! Вот грамотности плод!
Я так и знал: она к добру не приведет.
Орас(читает).
«Я хочу писать Вам, но не знаю, как за это взяться. У меня много разных мыслей, и я хотела бы, чтобы Вы их знали, но не возьму в толк, как Вам их передать, а на слова свои не надеюсь. Я начинаю понимать, что меня до сих пор держали в неведении, и боюсь учинить что-нибудь недолжное или сказать больше, чем следует. По правде говоря, я не знаю, что Вы со мной сделали, но чувствую, что для меня нож острый — по наущению других причинить Вам неприятность; мне стоило бы величайшего труда расстаться с Вами, я была бы счастлива принадлежать Вам. Может быть, и не следует этого говорить, но я не могу удержаться; мне бы хотелось, чтобы все произошло само собой. Меня уверяют, что все молодые люди — обманщики, что не надо их слушать и что все Ваши речи лживы. Но я не допускаю этой мысли, клянусь Вам; Ваши слова меня трогают, я никак не могу поверить, что это неправда. Будьте со мной откровенны; ведь обмануть меня при моей простоте — это великий грех, и я, наверно, умерла бы тогда от горя».
Арнольф.
Ах, сука!
Орас.
Что?
Арнольф.
Нет, так, закашлялся немного.
Орас.
Ну где встречали вы такую прелесть слога?
Как ни калечил гнет ее опекуна,
А все же здесь душа чудесная видна.
Не преступленье ли — рукою самовластной
Стараться отравить родник души прекрасной,
Тупить неведеньем, духовной слепотой
Ум, изумляющий прозрачной чистотой?
Любовь завесы все, конечно, уничтожит,
И, если мне звезда счастливая поможет,
Я, кажется, могу надеяться теперь,
Что этот гад, палач, мерзавец, дикий зверь…
Арнольф.
Прощайте!
Орас.
Как, уже?
Арнольф.
Я должен распрощаться.
Есть дело спешное, я должен им заняться.
Орас.
Но посоветуйте — ведь вы ж сосед притом, —
Каким бы способом проникнуть в этот дом?
Я не стесняюсь вас, но это и понятно:
Друг другу услужить друзьям всегда приятно.
А я лишь издали туда смотреть могу.
Положим, знаю я служанку и слугу,
Но, как ни пробовал я подойти к ним снова,
Они по-прежнему глядят весьма сурово.
Старушка тут была для этих дел одна,
Сверхчеловечески поистине умна.
Ее-то я имел, конечно, на примете,
Но вот четыре дня, как нет ее на свете.
Так не поможете ль? Хоть укажите путь!
Арнольф.
Не знаю. Без меня найдете как-нибудь.
Орас.
Прощайте ж! Видите? Я все вам открываю.
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Арнольф один.
Арнольф.
Какую муку я в сей миг переживаю!
Как трудно было мне досаду подавить!
Простушка ли могла так ловко поступить!
Свой нрав обманщица передо мной таила!
Иль бесом вселена в нее такая сила?
Проклятое письмо терзает сердце мне.
Предатель овладел ее душой вполне,
Связался крепко с ней, убив мое влиянье, —
Вот что мне острый нож и смертное страданье!
Надежду потеряв, вдвойне страдаю я:
Не меньше, чем любовь, задета честь моя.
Бешусь я, чувствуя: соперник мой опасен;
Бешусь и оттого, что мой надзор напрасен.
За своеволие и наказать легко:
Пускай она зайдет как хочет далеко —
Я буду отомщен, когда себя погубит.
Но кто без горечи теряет то, что любит?
Я философствовал, идя на этот брак,
А в прелести ее влюбился, как дурак.
Ну что в ней? Сирота, без денег, без защиты…
И вот мои труды и доброта забыты,
А я, обманщицу без памяти любя,
Любовью горестной терзаю сам себя.
Не стыдно ли, глупец? Терпеть не в силах доле,
Я по щекам хлестать готов себя до боли.
Я лишь на миг войду, лишь только поглядеть,
Сумеет ли собой преступница владеть.
О небо, сохрани мой лоб от злой напасти!
А коль не избежать мне этой лютой части,
Пошли по крайности мне для подобных дел
Спокойствие души — разумнейших удел!