Зойка спала на диване. Чтобы пружины не кололи бока, мама стелила на широкое сиденье старое ватное одеяло. Ложась спать, Зойка всегда подпрыгивала, чтобы послушать, как поет старый диван, потом поднимала глаза к портрету, говорила одними губами:
– Спокойной ночи, княжна! – И, уткнувшись розовым носом в холодную спинку дивана, начинала совершать подвиги один чудесней другого, пока не засыпала.
Было лето. В комнате томительно пахло цветами акаций и улицей, иссушенной зноем. Мамы не было дома, ей очень часто приходилось ездить в командировки. И Зойка оставалась с отчимом вдвоем.
В этот вечер Егор Борисович сидел у открытого окна и читал книгу. Чему-то недосмеявшись, Зойка вбежала в комнату. Отчим поднял голову и сказал:
– Зоенька, хватит бегать, пора спать, уже десятый час.
– Хорошо, папа, – ответила Зойка. Но спать ей не хотелось, и, чтобы хоть немножко оттянуть время, она принялась пить холодный чай, потом долго стелила свою постель… Когда делать стало совсем нечего, сбросила легкое платьице и шмыгнула под холодную простыню.
В дверь постучали.
Зойка мигом высунула нос из-под простыни.
– М-да! – отозвался Егор Борисович.
Появилась рука в белой перчатке, потом неловко, боком, вошла молодая женщина. Поставила у ног черный чемодан, кокетливо щурясь, спросила:
– Я не ошиблась, здесь живут Морозовы?
– Да, да, – поднимаясь, ответил Егор Борисович.
– Я только с поезда, гостиницу искать поздно, вспомнила Нинин адрес, мы с ней в институте учились в Москве… А где же Нина?
«Красивая, – оценила Зойка. – А голос притворяется».
– Нина в командировке. Но вы не волнуйтесь. У нас переночуете – утро вечера мудренее, – радостно сказал Егор Борисович. Он отставил чемодан к шкафу и протянул обе руки, указывая на стул. Но она продолжала стоять. Тогда Егор Борисович решительно взял женщину за покатые плечи, усадил на стул.
– Одну минутку, сейчас я чаю… – пробормотал он и вышел из комнаты.
Зойке совсем не понравилось, как он брал гостью за плечи, так властно и бережно… И она показала ей язык и не успела вовремя прикрыться простыней.
– А тебя зовут Зоенька, я знаю, ты не прячься, мне мама про тебя рассказывала, – рассмеялась женщина, подходя к Зойке и наклоняясь над ней.
Зойка обеими руками сдернула с головы простыню.
– А я и не прячусь, мама про вас тоже рассказывала. Вы рыжая Томка, да?
– Угадала! Ха-ха-ха! Угадала! – рассмеялась женщина, театрально запрокинув голову.
У нее и вправду были очень рыжие, почти красные волосы, синие глаза, искусно обведенные тушью, и большой рот. Платье было так глубоко декольтировано, что Зойка заметила черную родинку меж белых, приподнятых лифом и оттого налитых грудей.
Открыв сумочку, она протянула Зойке широкую плитку шоколада.
– Спасибо, – сказала Зойка.
А женщина беспокойно обернулась к двери. Дверь распахнулась, и с покупками в руках вошел Егор Борисович.
– Вы тут без меня уже и познакомиться успели, – возбужденно улыбался он, высыпая на стол свертки и ставя бутылку вина. Он подошел к Зойке и протянул шоколадку, но, увидев в руках у нее точно такую же, смешался.
– О, да у тебя уже есть… – И ему стало неловко оттого, что они, не сговариваясь, задаривают Зойку шоколадками. Но он повернулся к гостье и, все улыбаясь, сказал:
– А теперь давайте знакомиться.
Она подала руку.
– Тамара Николавна.
– Егор… Егор Борисович, – поправился он.
– Просто Тамара, – сказала она и, как показалось Зойке, вцепилась в его руку.
– Сейчас будем ужинать. Вы умойтесь с дороги. Ванная прямо по коридору…
Когда она проходила к двери, как-то нехотя, чуточку волоча ноги и покачивая как-то нарочито бедрами, он провожал удивленным, потерянным взглядом ее длинные и стройные ноги и бедра, высокие и округлые…
И Зойке стало жалко его и страшно этого непонятного взгляда.
– Папа! – прошептала Зойка.
Ничего не слыша, он еще минуту смотрел в дверь. Потом, улыбаясь, как пьяный, повернулся и стал суетливо расставлять на столе тарелочки с закуской.
Женщина не возвращалась.
Зойка устала грызть шоколад, отвернулась к спинке дивана, вспомнила родинку меж грудей Тамары, провела холодной ладошкой по плоской своей груди, чему-то усмехнулась, прошептав:
– Спокойной ночи, княжна.
Уснула.
– Подойдем к окну, Томочка, – услышала Зойка, открыла глаза и задохнулась. Егор Борисович, обняв за талию женщину, натыкаясь на стулья, вел ее через комнату, за ними, как серебряные призраки, скользили лунные блики по темному паркету.
Отец придвинул плетеное кресло, чужая женщина села к нему на колени и обвила руками шею. Зойка лежала и слушала, как они шепчутся. Слепыми глазами смотрела она на княжну – слезы затопили ее серые, всегда смеющиеся глаза…
Когда дворники заскребли тротуары своими жесткими метлами и стаяли лунные пятна на посветлевшем паркете, Зойка, устав от слез, уснула.
Поздно проснулась Зойка. По белым стенам прыгали желтые зайчики. В открытые окна дышала полуденная улица с ее многоголосым шумом и привычными запахами: распаренного асфальта, гари машин, аромата печеного хлеба из булочной напротив… Маленький город жил. Все было как всегда. И эта обычность обманула Зойку, ей показалось, что приснился дурной сон. Но на столе лежала записка.
«Зоенька! Я ушел на работу. Тетя Тома придет за вещами, будь дома. Папа».
Зябко поводя плечами, Зойка выставила чемодан гостьи за дверь и заперлась изнутри.
Маме этого она никогда не рассказывала, но с того дня снова стала называть его Егором Борисовичем. Он почувствовал все и больше никогда не смел заставлять Зойку кушать лук. Они жили в коммунальной квартире с темным и длинным коридором и занимали одну большую комнату. Четыре года изо дня в день он зарабатывал себе право отцовства. Над диваном висела картина художника Флавицкого «Княжна Тараканова».
Зойка и княжна знают все.
Они и сейчас там живут: Мама, Зойка и Он – Егор Борисович.
Морская свинка Мукки
Однажды, когда я был чуть выше подоконника, я пошел на базар. У базарных ворот стоял старик. На груди у него висел темный от времени, гладкий ящичек, полный белых билетиков, а сверху сидела трехцветная морская свинка.
– Люди! Люди! Узнайте свою судьбу! – хрипло и весело кричал старик. Он был уже горбатый от долгой жизни, и борода у него пестрела желтыми подпалинами.
Я остановился рядом. Был воскресный день, на базар пришел весь город, и люди часто подходили к старику узнать свое счастье. Каждый, кому морская свинка вытягивала билетик, тревожными пальцами разворачивал его, а прочитав, улыбался и отходил от старика довольный.
– Дедушка, а мне тоже можно узнать? – спросил я, когда народу стало поменьше.
– Уважаемый гражданин, вам не только можно, вам нужно сию же минуту узнать свою судьбу, – сказал старик. – Мукки, а ну-ка, Мукки, скажи молодому человеку, какие подвиги он совершит в своей жизни! – попросил он свинку и нежно погладил ее по трехцветной спине.
Морская свинка Мукки опустила острую мордочку в ящик и, понюхав билеты, вытащила мою судьбу.
– Читай! – сказал старик, протягивая мне белый листок.
– Дедушка, я не умею читать.
– Хорошо, – сказал старик и, достав из отделения ящика очки в железной оправе, стал читать: – Долгую, как дорога от звезды до земли, и чистую, как весеннее небо, суждено прожить тебе жизнь. Ты всегда будешь побеждать. Ты станешь дипломатом. Все.
– Большое спасибо, дедушка! – сказал я и подал деньги.
– За этот билет не беру! – ответил он и вложил мне в руку монету.
Я отошел, потому что уже собралось много желающих узнать свое счастье. Купил стакан семечек, за которым пришел на базар, и стал думать. В моей судьбе все было понятно. Я буду жить очень долго и никогда не умру – это я знал и без морской свинки. Я буду всегда побеждать – это я тоже знал, потому что не было в нашем дворе ровесника, которому я бы поддался в драке. Но что такое быть дипломатом – этого я не знал и поэтому не мог уйти домой, не выяснив самого главного. До вечера я ходил по базарным рядам, не упуская старика из виду. А когда он посадил свою свинку в ящик и пошел домой, я побежал за ним следом.
– Дедушка, а что такое дипломат?
– О, это ты! Ты еще не пошел домой?
– Да, я еще не ушел домой, скажите, кто такой дипломат?
– Я вижу, ты будешь добрым человеком. Вот мой дом, зайди, и я расскажу тебе все. Это нужно рассказать как следует.
Старик отпер висячий замок на двери своего маленького дома. Комната была тусклая, длинная, с низким потолком.
– Садись, а я дам еды своей кормилице.
Я сел на рассохшийся табурет и свесил босые ноги.
Старик поставил ящичек на стол, вынул свинку и опустил ее на пол. Свинка быстро побежала в свой угол. Старик достал пучок моркови и прямо из рук кормил свою свинку и приговаривал:
– Умница, Мукки, умница, много счастья ты на гадала сегодня людям. Так и надо, только счастье, одно лишь счастье должны мы с тобой предсказывать людям. Потому что у каждого человека и без нас хватает маленького и большого горя.
Я сидел и слушал. Потом старик зажег примус, разогрел обед, и мы сели кушать.
– Так вот, значит, – начал старик, дуя сухими губами в ложку горячих щей. – Этот билет, который достался тебе, единственный во всем моем ящичке. И для меня самый дорогой билет. Шестьдесят лет назад был я таким, как ты, и вытащил точно такой билет. Там тоже было написано, что я буду дипломатом. Но, как видишь, я не стал дипломатом, потому что я не знал, что это такое. А объяснить мне никто не мог, потому что я жил в рабочей слободке и служил мальчиком в столярной мастерской. Я был не такой догадливый, как ты, и поэтому забыл спросить у гадальщика, что такое дипломат. А когда я постарел и узнал, что значит быть дипломатом, было уже слишком поздно. Тогда я купил себе морскую свинку и стал гадать людям счастье. А дипломат – очень большой человек. Дипломаты живут за границей и красиво говорят, понял?