вать своего августейшего повелителя на такое нахальное поведение, с тем чтобы впоследствии скорбеть о нем.) «Молодой император был свидетелем того, как обращаются с его министром, и не забыл этого. Письма сэра Г. Сеймура могли лишь ускорить уже принятое его величеством решение» (препятствовать посягательствам России на Австрию)… «Граф Орлов во время своего пребывания в Вене отказался взять на себя обязательство от имени своего государя соблюдать при любых условиях целостность Оттоманской империи».
Константинопольский корреспондент газеты «Times» особенно подчеркивает то обстоятельство, что греческое восстание неизбежно привело бы к революции в Греции, то есть к борьбе между национальной партией и сторонниками России. С другой стороны жестокие расправы паши в Болгарии, по-видимому. располагают население в пользу России. Разрешите мне привести несколько фактов, характеризующих отношение Греции к западным державам. В «Nouvelliste de Marseille» можно прочитать следующее сообщение из Константинополя от 17 апреля:
«Проживающие в Афинах европейцы подвергаются всевозможным оскорблениям. Против них пускают в ход даже палки, и греческая жандармерия совершенно этому не препятствует. 15 марта г-н Гаспари, служащий французского посольства и сын бывшего французского консула в Афинах, получил удары и был сбит с ног в присутствии трех жандармов, которые отнеслись к этой сцене с полнейшим равнодушием. В тот же день других французов известили о том, что составлен список девяноста шести «франков», которых ожидает «наказание». Эти эксцессы заставили французского и английского представителей направить правительству короля Оттона совместную ноту, извещающую его о том, что за всякое насилие над французским или английским подданным будет немедленно взыскана компенсация в 25000 драхм. 12 апреля греческому правительству был предъявлен новый ультиматум, причем для ответа давался всего лишь пятидневный срок — до 17 апреля. В этом ультиматуме королю Оттону предлагается возместить ущерб, причиненный французам, категорически осудить восстание, а также исправить зло, совершенное при его попустительстве. Никто не ожидал от короля удовлетворительного ответа. В случае отрицательного ответа послы решили прервать всякие отношения с правительством и в то же время приступить от общего имени Франции и Англии к выполнению обязанностей «администраторов Греции» согласно протоколу, которым было закреплено создание греческого королевства».
Греческое правительство разослало своим иностранным представителям циркуляр, оправдывающий ее поведение во время недавней ссоры с Портой, последние мероприятия которой в отношении греческих подданных были, по словам г-на Пайкоса, вызваны досадой по поводу того, что Турция уже не может считать Грецию своим владением. Это-то и является основной причиной ее двадцатилетних интриг против Греции, для которых восстания в Фессалии и Эпире служили только предлогом.
В венской «Presse»[127] от 28 апреля напечатано следующее воззвание князя Данилы к вождям черногорских племен:
«Я хочу, чтобы и вы, черногорцы, по примеру наших победоносных предков, завещавших нам свободу, которой мы так гордимся перед всем миром, и впредь показали себя такими же героями, как греки и другие народы. Поэтому я обращаюсь к солдатам, уже находящимся в армии, чтобы узнать, могу ли я на них положиться, и приказываю каждому вождю собрать свое племя. Пусть каждый солдат добровольно заявит, готов ли он идти за мной на турок, этих. общих врагов нашей веры и нашей земли. Вы, вожди, должны принимать всех добровольцев и посылать мне доклады в Цетинье. По всех, кто не готов пасть смертью храбрых, я призываю остаться дома. Тот, кто пойдет со мной, должен забыть о жене и детях, обо всем, что он любит в этом мире. Я говорю тебе, мой храбрый народ, и вам, мои братья: кто не желает умереть со мной, пусть не трогается со своего места; ибо я знаю, что тот, кто пойдет со мной на войну, будет. стоить больше, чем пятьдесят трусов. Я призываю всех храбрецов, у которых сердце в груди не остыло, всех, кто готов не колеблясь пролить свою кровь за родину, за православную церковь и за святой крест, разделить со мной славу и честь. Поистине, мы — сыны старых черногорцев, которые победили трех турецких визирей, нанесли поражение французским войскам, и штурмовали крепости султана. Так не предадим же свою родину, не отречемся от славы наших предков, пойдем на битву во имя бога.
Данило
Цецинье, 15 марта 1854 г.»
В «Agramer Zeitung»[128] можно прочитать, что в ответ на этот призыв к фанатической черногорской вольнице вожди каждого из черногорских племен созвали молодых воинов и сообщили им о воззвании, причем 4000 человек поклялись перед алтарем победить или умереть «за веру и отечество». Нельзя не отметить странного сходства этого движения с девизами и чаяниями прусской войны за независимость[129], память о которой так свято хранит генерал Дона в Кёнигсберге и весь прусский Treubund[130]. Отрядами черногорцев, наступающими на Герцеговину через Никшич, будет командовать сам князь Данило. Отряды, идущие с юга (к Албании), через Жабляк, будет возглавлять воевода Георгий Петрович.
«Горцы», — пишет «Agramer Zeitung», — «хорошо снабжены боеприпасами, и оба корпуса будут иметь в своем распоряжении по двенадцати трехсполовинойфунтовых пушек».
Сигнал к началу военных действий подаст полковник Ковалевский, получающий указания непосредственно из С.-Петербурга.
Г-н фон Мантёйфель, добившись своих 30000000 талеров, распустил депутатов обеих палат по домам с напутственной речью, из которой я привожу нижеследующий особенно характерный отрывок:
«Господа! Одобрив этот заем, вы дали правительству возможность следовать дальше по пути, по которому оно шло до сих пор в полном единодушии (in voller Einigkeit) с Австрией и всей Германией и в согласии с остальными великими державами, и дали возможность сохранить за Пруссией подобающую ей роль в разрешении великого вопроса, волнующего сейчас Европу».
Позвольте мне заметить, что в телеграфном отчете об этой речи, помещенном в английских газетах, «согласие с остальными великими державами» было неправильно переведено как «согласие с западными державами». Пруссия метит выше. Она хочет в согласии с обеими якобы воюющими сторонами добиваться мира — с кем?
В тот самый день, когда г-н фон Мантёйфель распустил палаты, ему посчастливилось произнести вторую речь, на reunion [собрании. Ред.] своей партии, речь, отличавшуюся куда большей точностью и красноречием, чем приведенный выше официальный жаргон. Эта речь — наиболее типичное прусское произведение наших дней. В ней содержится in nuce [в зародыше. Ред.] вся прусская государственная премудрость.
«Господа», — сказал он, — «есть слово, которым много злоупотребляли, это слово — свобода. Я не отрекаюсь от этого слова, но мои девиз — иной. Мой девиз — это слово служба (Dienst). Господа, все мы, собравшиеся здесь, обязаны служить богу и королю, и я горжусь тем, что могу служить такому королю. Это слово служба объединяет прусское государство, хоть оно и разбросано по всей германской земле (in deutschen Gauen), Это слово должно объединить всех вас, какое бы положение мы ни занимали. Слова служба королю — мое знамя, они служат знаменем для всех, кто здесь собрался, и в нем в наше время заключено спасение. Да здравствует служба королю, господа».
Мантёйфель прав: нет другой Пруссии, кроме той, что живет службой королю.
Написано К. Марксом 2–5 мая 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4080, 1б мая 1854 г.
Подпись: Карл Маркс
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКСБРИТАНСКИЕ ФИНАНСЫ
Лондон, вторник, 9 мая 1854 г.
Хотя бомбардировка Одессы, которая оказалась в конце концов незначительной операцией, вызвала большое возбуждение в умах, в настоящее время публику больше занимает другая бомбардировка — бомбардировка ее кошелька. Прежде чем подвергнуть анализу доклад о финансовом положении, с которым выступил г-н Гладстон на вчерашнем заседании палаты общин, необходимо бросить ретроспективный взгляд на проведенные им до сих нор финансовые мероприятия.
Г-н Дизраэли в свою бытность министром снизил процент по казначейским векселям до 11/4 пенни в день, то есть до такой низкой цифры, до какой он еще никогда не доходил. Однако г-н Гладстон, стремясь превзойти своего предшественника, пошел дальше и снизил процент до 1 пенни, не приняв во внимание того обстоятельства, что, когда г-н Дизраэли снизил процент по казначейским векселям, деньги были в изобилии и дешевы, а когда г-н Гладстон задумал превзойти своего соперника, денег было мало и они были дороги. Следовательно, великий муж был вынужден выплатить 3 миллиона деньгами за казначейские векселя, которые, если бы он оставил их в покое, имели бы хождение с тем же процентом, как и прежде. Мало того! Не успело правительство скупить казначейские векселя с большим ущербом для финансов страны, как ему пришлось выпустить новые билеты с более высокой процентной ставкой. Это было первым доказательством выдающегося таланта оксфордского казуиста, который, как принято считать, сосредоточил в своем лице все таланты, поскольку коалиция всех талантов сместила правительство тори, провалив его финансовый проект, и тем самым провозгласила, что финансы являются сильной стороной ее политики.
Не удовлетворившись этими операциями с краткосрочным государственным долгом, г-н Гладстон проделал еще более любопытный эксперимент с долгом фундированным. В апреле 1853 г. он представил палате общин весьма сложный проект конверсии акций Компании Южных морей и других государственных ценных бумаг и шел на то, чтобы через полгода-год быть вынужденным уплатить 9