Эти орудия, согласно «Морской артиллерии» сэра Говарда Дугласа[237], используются с уставным зарядом в семь фунтов пороха, и выпущенное из них ядро с расстояния в 400–500 ярдов проникает в массивный дуб на два — два с половиной фута. Ядра французских 16-фунтовых пушек при пятифунтовых зарядах с расстояния в 400–500 ярдов проникают в сооружения из дуба на полтора — два фута. Если англичане, как можно, предположить, увеличили заряд по меньшей мере до восьми фунтов, то неудивительно, что, имея вдвое больше орудий и притом двойного калибра, они меньше чем за двенадцать часов открыли одну сторону укрепления.
Что касается нападения с моря, то оно было не более как диверсией. Один только капитан Пелхем воспользовался случаем, чтобы произвести научный эксперимент. Он стрелял из своего длинного восьмидюймового основного орудия со всем упорством и равномерностью, присущими огню на пробитие бреши, стремясь по возможности попадать все время в одну и ту же точку. Эти длинные восьмидюймовые орудия — лучшие, какие есть в английском военном флоте. Их большой вес (95 английских центнеров) допускает 16-фунтовый пороховой заряд при сплошном ядре весом в 68 фунтов. Действие такого выстрела, даже с расстояния в 500–600 ярдов, несравненно более разрушительно, чем действие 18- или 24-фунтовых ядер, которые до сих пор обычно применялись на брешь-батареях; и при умелом применении такой огонь неизбежно дает огромный эффект. И упорный огонь капитана Пелхема очень скоро раскрыл секрет русских гранитных крепостей. Нескольких выстрелов было достаточно, чтобы отделить от стены то, что ранее выглядело как монолитная гранитная глыба, но на деле оказалось лишь облицовочной плитой, толщина которой отнюдь не соответствовала ее высоте и ширине. Еще несколько выстрелов — и отвалились соседние плиты, и тут со стен с грохотом посыпалась лавина мусора, обнажившая самое сердце крепости. Стало ясно, что «гранит» был лишь видимостью; что лишь только сравнительно тонкие плиты, которыми был облицован эскарп, были сбиты снарядами, за ними не оказалось никакой прочной каменной кладки, которая могла бы преградить путь снарядам. Фактически стены представляли собой попросту обшивку, промежутки которой были заполнены битым камнем, песком и прочими материалами, не обладающими ни прочностью, ни силой сцепления. Если так была сложена основная крепость, то, без сомнения, кладка башен была не лучшего качества, и быстрота, с которой в них были пробиты бреши, становится вполне понятной. И эти стены, обладавшие столь малой сопротивляемостью, своим внушительным видом почти четыре месяца держали в страхе весь англо-французский флот! Впрочем, разочарование сэра Чарлза Нейпира, когда он увидел, из чего в действительности были построены эти укрепления, едва ли может сравниться с разочарованием, которое испытал царь, узнав, из чего состоит «гранит», за который он заплатил так много денег. В атаке с суши заслуживает внимания еще одно обстоятельство. Мы уже говорили о пересеченной местности, окружавшей укрепления на расстоянии не только артиллерийского, но даже и ружейного огня. Этим воспользовались стрелки Венсенского полка, которые, укрываясь за пнями, валунами, скалами и т. д., подползли очень близко и открыли сильнейший огонь по амбразурам казематов. С расстояния в 400–500 ярдов их винтовки били без промаха; к тому же, раз уж попав в амбразуру, как в туннель, каждая пуля, направляемая покатыми стенами, достигает центрального отверстия, расположенного в самой глубине; поэтому легко себе представить, как это беспокоило прислугу, занятую зарядкой крепостных орудий.
Русские, по-видимому, не приняли самых простых мер предосторожности против этого ружейного огня. У них тоже были стрелки. Почему они не расположили их на башнях, за парапетом крыши, откуда они держали бы под огнем вражеских стрелков? Но, как видно, финские стрелки в Бомарсунде не были склонны драться за славу святой Руси. И, наконец, французы использовали, кроме осадных орудий, несколько мортир и три гаубицы. Мортиры вели навесной огонь по непробиваемой бомбами крыше башни для того, чтобы сокрушить ее сочетанием силы падения с силой взрыва. Однако эта стрельба, очевидно, была малоэффективной. Французские же гаубицы вели настильный огонь и направляли его на амбразуры. С такого близкого расстояния, как 400–500 ярдов, из длинной 24-фунтовой бронзовой гаубицы, стреляющей снарядами диаметром в шесть дюймов, на три выстрела вполне можно добиться одного попадания по такой цели, как амбразура; а каждый снаряд, попавший в цель, означал выход из строя одного орудийного расчета и самого орудия. Так что этот огонь был, должно быть, очень эффективным.
Итак, мы видим, что гранитные стены Бомарсунда не что иное, как обман русских, — куча мусора под тонкой каменной облицовкой, которая не смогла сколько-нибудь долго противиться меткому и упорному огню. Если люди, строившие их, обманули Николая, то ему все же удалось с помощью этих фиктивных укреплений обмануть союзников и заставить их отказаться от целой кампании. Защищались русские в общем неважно; возможно, что причиной этого были весьма открыто проявлявшиеся настроения финских частей. Атака союзников характеризовалась доселе небывалой в их действиях решительностью, которой они по всей вероятности обязаны генералу Джонсу. Трудности, которые пришлось преодолевать при передвижении и установке орудий, хотя и преувеличенные сэром Чарлзом Нейпиром, без сомнения, были велики. Французы использовали при атаке осадные орудия слишком малого калибра и мортиры, которые в данных условиях не могли принести большой пользы, но их настильный огонь по амбразурам из орудий и винтовок заслуживает всяческой похвалы. Англичане, как всегда, пустили в ход самые тяжелые орудия, какие они смогли доставить на поле боя, вели открытый, прямой и эффективный огонь, преодолевали трудности и держались под огнем со свойственным им упорством и добились своего без лишней суеты, но и без особой оригинальности.
Но Бомарсунд взят, и теперь возникает вопрос, что с ним делать? Судя по последним известиям из Гамбурга, на созванном адмиралами военном совете командующие экспедиционными силами и старшие командиры постановили разрушить все укрепления и покинуть остров, если Швеция не захочет занять его, заплатив за него объявлением войны России. Если эти сообщения правильны, то экспедиция на Аландские острова была ходом отнюдь не стратегическим, как утверждал «Moniteur», а чисто дипломатическим, предпринятым с целью вовлечь Швецию в опасный союз с теми самыми державами, дружба которых, по словам г-на Брайта, «за один год принесла Турции такие бедствия, которые не снились России даже в ее самых необузданных честолюбивых мечтах». Шведский двор колеблется, шведская пресса призывает народ остерегаться «Danaos et dona ferentes» [ «Данайцев, даже дары приносящих» (Вергилий. «Энеида»). Ред.], но шведские крестьяне уже приняли петицию, гласящую, что палата должна просить короля позаботиться о том, чтобы Аландские острова больше никогда не вернулись к России. Петиция крестьян едва ли будет принята во внимание, и скоро мы, вероятно, получим известия о том, что крепость взорвана.
Написано Ф. Энгельсом 28 августа 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4182, 13 сентября 1854 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКСРЕВОЛЮЦИОННАЯ ИСПАНИЯ[238]
Написано К. Марксом в августе — ноябре 1854 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» 9 и 25 сентября; 20, 27 и 30 октября; 24 ноября, 1 и 2 декабря 1854 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
I
В настоящее время революция в Испании приобрела, по-видимому, столь затяжной характер, что представители имущих и консервативных классов, как сообщает наш лондонский корреспондент, начинают покидать страну и искать безопасности во Франции. И не удивительно: ведь Испания никогда не придерживалась новейшей французской моды, столь широко распространившейся в 1848 г., проделывать революцию от начала до конца в трехдневный срок. Ее усилия в этой сфере более сложны и более длительны. Три года — вот, по-видимому, кратчайший срок, которым она ограничивается, хотя ее революционные циклы иногда растягиваются и на девять лет. Так, первая испанская революция нынешнего столетия продолжалась с 1808 до 1814, вторая — с 1820 по 1823, а третья — с 1834 по 1843 год. Сколько времени продлится и чем кончится нынешняя революция, этого не предугадает и самый проницательный политик; однако можно сказать без преувеличения, что нет другой страны в Европе, включая даже Турцию и Россию с ее войной, которая бы представляла для вдумчивого наблюдателя такой глубокий интерес, как Испания наших дней.
Восстания в Испании такое же древнее явление, как и власть придворных фаворитов, против которых они обычно бывают направлены. Так, в середине XV века аристократия возмутилась против короля Хуана II и его фаворита дон Альваро де Луна. Еще более серьезные волнения произошли в XV веке против короля Генриха IV и главы его камарильи дон Хуана де Пачеко маркиза де Вильена. В XVII веке народ в Лиссабоне разорвал на куски Васконсельоса, этого Сарториуса при испанском вице-короле в Португалии, и та же участь постигла в Сарагосе Санта-Колому, фаворита Филиппа IV. В конце того же века, при Карле II, народ в Мадриде восстал против камарильи королевы, состоявшей из графини де Берлепш и графов Оропесы и Мельгара, наложивших на все продукты, ввозимые в столицу, обременительный налог, доход с которого они делили между собой. Народ явился к королевскому дворцу, заставил короля выйти на балкон и публично отречься от камарильи королевы. Затем толпа направилась к дворцам графов Оропесы и Мельгара, разграбила их и сожгла,