причем пыталась захватить также и самих владельцев, которым, однако, удалось спастись ценой вечного изгнания. Причиной восстания в XV веке был предательский договор, заключенный фаворитом Генриха IV маркизом де Вильена с французским королем Людовиком XI, в силу которого Каталонию предполагалось уступить Франции. Спустя три столетия договор, заключенный в Фонтенбло 27 октября 1807 г., представлявший сделку между фаворитом Карла IV и возлюбленным его жены дон Мануэлем Годоем, «князем мира», с одной стороны, и Бонапартом — с другой, о разделе Португалии и вступлении в Испанию французских армий вызвал в Мадриде народное восстание против Годоя, за которым последовали: отречение Карла IV, вступление на престол его сына Фердинанда VII, вторжение французской армии в Испанию и, наконец, война за независимость. Так испанская война за независимость началась с народного восстания против камарильи в лице дон Мануэля Годоя совершенно так же, как в XV веке гражданская война началась восстанием против камарильи в лице маркиза де Вильена. И точно так же началом революции 1854 г. было восстание против камарильи в лице графа Сан-Луиса.
Несмотря на эти постоянно повторявшиеся восстания, в Испании вплоть до нашего столетия не было серьезных революций, если не считать войны Священной лиги[239] при Карле I, или Карле V, как его называют немцы. Непосредственным предлогом этих последних событий, как обычно, явилось поведение придворной клики, которая, пользуясь покровительством вице-короля Испании, фламандца кардинала Адриана, довела до отчаяния кастильцев своей наглой алчностью, продавала государственные должности тем, кто больше даст, и открыто торговала судебными приговорами. Сопротивление фламандской камарилье было лишь внешней стороной движения. В основе движения лежала защита вольностей средневековой Испании против притязаний современного абсолютизма.
427
Титульный лист одной из тетрадей Маркса с выписками по истории Испании [240]
После того как объединение Арагона, Кастилии и Гранады под властью Фердинанда Католика и Изабеллы I создало материальную основу испанской монархии, Карл I попытался преобразовать эту все еще феодальную монархию в абсолютную монархию. Он повел наступление сразу на оба столпа испанской свободы, на кортесы и на аюнтаментос[241]; кортесы представляли собой преобразованную форму древних готских concilia [советов. Ред.], аюнтаментос почти непосредственно шли от римской эпохи, обладая свойственной римским муниципиям чертой — сочетанием наследственного и избирательного начала. Что касается муниципального самоуправления, то города Италии, Прованса, Северной Галлии, Великобритании и отчасти Германии представляют большое сходство с испанскими городами в их тогдашнем виде; но ни Генеральные штаты во Франции, ни британский парламент в средние века нельзя сравнить с испанскими кортесами. При формировании испанского королевства были условия, исключительно благоприятные для ограничения королевской власти. С одной стороны, в течение длительной борьбы с арабами небольшие части территории были в разное время отвоеваны и превращены в особые королевства. В ходе этой борьбы возникали народные законы и обычаи. Постепенные завоевания, совершавшиеся главным образом дворянством, чрезвычайно усиливали его могущество, в то же время ослабляя власть короля. С другой стороны, населенные пункты и города внутри страны приобрели крупное значение, ибо жители вынуждены были селиться вместе в укрепленных местах и искать там защиты от непрерывных вторжений мавров; в то же время положение Испании как полуострова и постоянные сношения с Провансом и Италией способствовали образованию первоклассных торговых приморских городов на побережье. Уже в XIV столетии представители городов составляли самую могущественную часть кортесов, в состав которых входили также представители духовенства и дворянства. Следует также отметить, что медленное освобождение от арабского владычества в процессе почти восьмисотлетней упорной борьбы придало полуострову к тому времени, когда его территория полностью очистилась, черты, совершенно отличные от тогдашней Европы; в эпоху европейского Возрождения на севере Испании господствовали правы и быт готов и вандалов, а на юге — арабов.
Когда Карл I вернулся из Германии, где он был возведен в императорский сап, кортесы собрались в Вальядолиде, чтобы принять его присягу в верности древним законам и возложить на него корону[242]. Карл, отказавшись приехать, послал своих уполномоченных, с тем чтобы они приняли от кортесов присягу на верность королю. Кортесы отказались допустить этих уполномоченных в свое собрание и поставили монарха в известность, что, если он не явится и не присягнет законам страны, он никогда не будет признан королем Испании. Карл уступил этому требованию; он предстал перед кортесами и принес присягу, по словам историков, с очень кислой миной. При этом кортесы заявили ему: «Государь, вы должны знать, что король является только платным слугой нации». Таково было начало вражды между Карлом I и городами. В результате его интриг в Кастилии начались многочисленные восстания, была образована Священная лига Авилы, и объединенные города созвали собрание кортесов в Тортесильясе. 20 октября 1520 г. отсюда был отправлен королю «протест против злоупотреблений», в ответ на который Карл лишил личных прав всех депутатов, собравшихся в Тортесильясе. Гражданская война стала неизбежной; восставшие горожане бросили призыв к оружию; их солдаты под командой Падильи захватили крепость Торрелобатон, но в конце концов были разбиты превосходящими силами в сражении при Вильяларе 23 апреля 1521 года. Главные «заговорщики» сложили головы на плахе, а старинные вольности Испании перестали существовать.
Различные обстоятельства благоприятствовали укреплению зарождавшегося абсолютизма. Недостаток единства между провинциями парализовал их разрозненные усилия; однако главную услугу Карлу оказал резкий классовый антагонизм между дворянами и горожанами, который помог ему ослабить тех и других. Мы уже упоминали, что с XIV века влияние городов в кортесах было весьма значительно, а со времени Фердинанда Католика Святое братство (Santa Hermandad)[243] оказалось в руках городов мощным орудием против кастильского дворянства, обвинявшего их в нарушении древних дворянских привилегий и юрисдикции. Вот почему дворянство так усердно поддерживало Карла I в его намерении уничтожить Священную лигу. Сломив вооруженное сопротивление Лиги, Карл принялся за сокращение муниципальных привилегий городов; города, население которых уменьшалось, быстро теряли в богатстве и значении и вскоре утратили и свое влияние в кортесах. Тогда Карл повернул оружие против дворянства, которое помогало ему в подавлении городских свобод, но само сохранило еще немалое политическое значение. Мятеж армии из-за неуплаты жалованья принудил Карла в 1539 г.
собрать кортесы, чтобы добиться от них согласия на получение денег. Возмущенные тем, что прежние субсидии были неправильно истрачены на цели, чуждые интересам Испании, кортесы отказали в ассигновании. В бешенстве Карл распустил их; когда же дворяне стали настаивать на своем освобождении от налогов в силу привилегии, он заявил, что требующие такого права не имеют основания участвовать в кортесах, и действительно исключил их из этого собрания. Для кортесов это был смертельный удар; их заседания свелись в дальнейшем к выполнению чисто придворной церемонии. Третья составная часть древних кортесов — духовенство — еще со времени Фердинанда Католика стало под знамя инквизиции и давно уже не отождествляло свои интересы с интересами феодальной Испании. Напротив, благодаря инквизиции церковь превратилась в самое несокрушимое орудие абсолютизма.
Если после правления Карла I политический и социальный упадок Испании обнаруживал все симптомы позорного и продолжительного разложения, напоминающие худшие времена Турецкой империи, то при этом императоре прах древних вольностей по крайней мере покоился в пышной гробнице. Это было время, когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес — в Мексике, Писарро — в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии. Вот тогда-то исчезли испанские вольности под звон мечей, в потоках золота и в зловещем зареве костров инквизиции.
Как же объяснить то странное явление, что после почти трех столетий владычества династии Габсбургов, а вслед за ней династии Бурбонов — каждой из этих династий в отдельности было бы достаточно, чтобы раздавить народ, — муниципальные вольности Испании до известной степени сохранились? Как объяснить, что в той стране, где раньше, чем где-либо в другом феодальном государстве, возникла абсолютная монархия в самом чистом виде, централизация так и не смогла укорениться? Ответить на это не трудно. Именно XVI век был эпохой образования крупных монархий, которые повсюду возникли в связи с ослаблением враждовавших между собой феодальных классов: аристократии и горожан. Но в других больших государствах Европы абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества. Там она была горнилом, в котором различные элементы общества подвергались такому смешению и обработке, которое позволило городам променять свое средневековое местное самоуправление на всеобщее господство буржуазии и публичную власть гражданского общества. Напротив, в Испании аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии, а города утрачивали свою средневековую власть, не приобретая значения, присущего современным городам.
Со времени установления абсолютной монархии эти города прозябали в состоянии непрерывного упадка. Здесь не место определять политические или экономические условия, разрушившие испанскую торговлю, промышленность, мореплавание и земледелие. Для настоящей нашей задачи достаточно указать на самый факт. По мере упадка торговой и промышленной жизни городов внутренний обмен становился реже, взаимное общение жителей разных провинций слабее, средства сообщения забрасывались, большие дороги пустели. Таким образом, местная жизнь Испании, независимость ее провинций и коммун, отсутствие единообразия в развитии общества, — первоначально обусловленное географическим обликом страны, а затем развившееся исторически благодаря тому, что различные провинции самостоятельно освобождались от владычества мавров, образуя при этом маленькие независимые государства, — все эти явления теперь окончательно закрепились и утвердились в силу переворота, происшедшего в экономике и иссушившего источники национальной деятельности. Абсолютная монархия не только нашла в Испании материал, по самой своей природе не поддающийся централизации, но она сделала все от нее зависящее, чтобы не допустить возникновения общих интересов, обусловленных разделением труда в национальном масштабе и многообразием внутреннего обмена, которые и являются единственно возможной основой для установления единообразной